Мы оставили его в покое, подошли к двери резиденции и еще раз позвонили. Нас долго разглядывали в глазок, потом дверь открылась ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель мог проскользнуть человек более чем хрупкого телосложения, и нам пришлось протискиваться.

За дверями нас встретил не менее напуганный Сметанин.

— Где Евгений Павлович? — спросил я, и он указал нам на одну из многочисленных дверей.

Однако мы не успели сделать и двух шагов, как дверь отворилась и появился посол. В отличие от своей прислуги он держался молодцом и был готов к опасному путешествию: в руках у него был элегантный кейс и солидных размеров чемодан.

Следом за ним с объемистой сумкой в руке вышла Ольга Васильевна. Я оглядел ее и с трудом одержал приступ смеха: она действительно напялила на себя джинсы Сметанина, но они, видимо, все же не сошлись то ли на поясе, то ли где-то пониже, и ей пришлось идти на какие-то ухищрения. Не знаю уж, что она придумала, чтобы они с нее не свалились, но только поверх джинсов в целях маскировки была надета навыпуск фирменная майка с надписью на английском языке, которая в переводе на русский гласила нечто вроде «люби меня, как я тебя».

— Вы готовы? — спросил я, умоляя Всевышнего, чтобы Базиленко не расхохотался и не испортил так хорошо складывавшуюся диспозицию.

Но я напрасно опасался: у Базиленко хватило воли и разума сдержать свои эмоции, и мы с подобающим тревожной обстановке видом выслушали короткий рапорт посла:

— Мы готовы!

— Тогда вперед! — бодро сказал я, взял из рук посла чемодан и направился к выходу.

Базиленко выхватил у Ольги Васильевны сумку и занял место в арьергарде. У выхода из резиденции нас поджидали Сметанин и шофер. Они смотрели на нас так, как будто мы бросали их в тылу врага, обрекая на верную погибель.

Я посоветовал им без нужды не высовываться, посол пожелал удачи, Ольга Васильевна мило улыбнулась, Базиленко рекомендовал в случае чего звонить в посольство, и мы, провожаемые их томными взглядами, покинули резиденцию.

Без особых приключений мы проделали путь до того места, где начинался забор госпиталя, служивший нам укрытием по дороге в резиденцию, но на этот раз вместо того, чтобы скрыться за его спасительной толщей, а затем где ползком, где перебежками от кустика до кустика, где прячась за различные укрытия пробираться к тому месту, где мы запарковали нашу машину, я свернул в сторону разветвленной сети сточных канав.

Еще по дороге в резиденцию я предупредил Базиленко, что обратно мы, невзирая на такие неприятности, как грязь и невыносимый запах, будем пробираться по сточным канавам. Это решение я принял даже не столько безопасности ради, сколько потому, что посол, а особенно его рано располневшая супруга вряд ли сумели бы преодолеть ту «полосу препятствий», которую представлял собой пройденный нами маршрут.

А еще я пошел другим путем из чисто педагогических соображений, чтобы продемонстрировать заносчивому послу и его не менее заносчивой супруге, что профессия дипломата — это не только протокольные мероприятия, встречи с президентом, премьер-министром, послами дружественных и недружественных государств, не только проход без таможенного досмотра, но и такие неприятные вещи, как путешествие по сточным канавам.

Ну что ж, как сказал бы в аналогичном случае один французский король: «Париж стоит обедни!»

Однако, сделав несколько шагов по канаве, я пожалел о принятом решении и едва не повернул назад, чтобы воспользоваться однажды проверенным маршрутом. И дело было даже не столько в ужасном запахе или опасности поскользнуться на неровных и скользких склонах и вместе с чемоданом провалиться по колено, а то и по пояс в зловонную жижу, сколько в том, что канава оказалась недостаточно глубокой, и чтобы наши головы не стали мишенью для засевших в военном лагере мятежников, нужно было основательно пригибаться.

Идти в этом положении даже нам с Базиленко, не страдавшим избыточным весом и поддерживавшим спортивную форму, было очень нелегко. Каково же было Гладышеву, который, насколько я знал, никогда спортом не увлекался, и тем более Ольге Васильевне?

Я оглянулся и заметил, что она уже почти выбилась из сил и теперь передвигается, помогая себе руками.

Где-то на середине пути нас обстреляли, а может и не нас совсем, потому что пулеметная очередь полоснула по бетонному забору метрах в двадцати позади, однако пули ударились с таким звуком, что было полное ощущение: чуть пониже, и все!

Ольга Васильевна испуганно вскрикнула и едва не плюхнулась на дно канавы.

В отличие от своей слабонервной супруги, посол в этот критический момент проявил недюжинную храбрость и даже не пригнул головы.

— Нагнитесь, Евгений Павлович! — совершенно забыв о субординации, скомандовал шедший последним Базиленко.

— Советские послы вражеским пулям не кланяются! — не то пошутил, не то на полном серьезе изложил свое жизненное кредо Гладышев, но все же благоразумно присел на корточки и так, на полусогнутых, проделал оставшуюся часть пути.

Добравшись до автомашины, мы, взмокшие и противные самим себе от исходившего от всех нас запаха, плюхнулись на чистые сиденья и несколько минут приходили в себя не столько от недавней угрозы нашим драгоценным жизням, сколько от пережитого унижения.

Останавливавшие нас на обратном пути патрули, приступая к проверке документов, сначала удивленно принюхивались, а потом, заглянув в салон, испуганно шарахались в сторону, как будто это была не дипломатическая, а мусороуборочная машина.

Подъехав к посольству, я специально остановился у служебного входа. Посол и послиха выскочили из машины и, стараясь остаться незамеченными, наперегонки бросились в свою резервную квартиру отмываться и приводить себя в порядок.

Базиленко помог мне содрать чехлы с сидений и понес их в общественную прачечную. Я же тем временем зашел в туалет, слегка почистился, умылся и поднялся в резидентуру, решив немедленно провести оперативное совещание.

Как бы ни сложилась обстановка в последующие дни, было очевидно, что рано или поздно нам придется возобновить разведывательную работу, а для этого всем сотрудникам, кроме Ноздрина, придется регулярно выезжать в город. Насколько я знал, только у меня был какой-то опыт работы в условиях чрезвычайного положения (мне в этом смысле везло в предыдущих командировках!), да еще в бытность Хачикяна в Марокко там произошло покушение на короля. Остальные в такой обстановке оказались впервые. Поэтому я решил, не дожидаясь рекомендаций Центра, сам провести необходимый инструктаж.

Окинув взглядом сосредоточенные лица подчиненных, я начал свой монолог.

— Сложная агентурно-оперативная обстановка, в которой нам придется работать в обозримом будущем, потребует от всех нас без исключения максимальной собранности, бдительности, дисциплины, ответственности за каждый свой поступок, за каждое принятое решение.

В кабинет вошел задержавшийся Базиленко и тихонько сел на свободный стул. Это несколько отвлекло меня, и следующая фраза получилась какой-то заумной:

— Те рекомендации, которые я сейчас изложу, учитывают не только уже произошедшие изменения в агентурно-оперативной обстановке, но и ожидаемые или вероятные изменения, о которых свидетельствуют тенденции развития кризиса.

Я заметил, как у Выжула округлились глаза от усилия вникнуть в смысл сказанного, и решил выражаться предельно доходчиво.

— В условиях комендантского часа и других чрезвычайных мер безопасности работать в городе будет намного сложнее. Выезжая в город, обязательно проверять наличие водительских прав, дипломатической карточки или консульского удостоверения. При движении по городу строго соблюдать все правила дорожного движения, не превышать скорость, в темное время не пользоваться дальним светом. И вообще лучше ездить только с включенными подфарниками.

Все это были, конечно, азбучные истины, но сколько наших сотрудников пострадало от пренебрежительного к ним отношения! Я вспомнил свою утреннюю поездку в день начала переворота, едва не стоившую мне жизни, и продолжил: