Естественно, атташе немедленно доложил послу о разговоре со мной. Не знаю, насколько он был при этом объективен, но ответная реакция последовала незамедлительно: до конца этого дня я испил всю чашу унижения, поскольку все приближенные к послу лица, включая завхоза и даже некоторых дежурных комендантов, посчитали своим долгом вступиться за его честь и достоинство и тоже сделать мне замечания типа «ай-ай-ай»: как нехорошо вы поступили, нарушив субординацию, да еще при этом позволив себе критиковать действия самого посла!

А еще через несколько дней в посольстве состоялось партийное, то есть (пардон!) профсоюзное собрание, и надо же было так случиться, что на нем отсутствовал Хачикян, который, как я уже говорил, в силу сложившихся обстоятельств работал с повышенной нагрузкой.

Даже у Дэ-Пэ-Дэ, который всегда болезненно относился к отсутствию на собраниях разведчиков, хватило ума не заострять на этом внимания. Открывая собрание, он, как обычно, объявил, что на нем отсутствуют три коммуниста, то есть (опять пардон!) члена профсоюза, из которых двое в отпуске, а Хачикян занят по работе.

И вдруг посол, нисколько не смущаясь тем, что собрание было открытым и на нем присутствовали не только дипломаты, но также технический состав и приглашенные из других организаций, обратился ко мне:

— Михаил Иванович, почему как только у нас какое-то мероприятие, так кто-нибудь из ваших сотрудников обязательно занят по работе?

Это была откровенная бестактность, тем более что я не имел возможности даже ответить на этот вопрос, и посол это знал! Не мог же я в самом деле при всем честном народе объяснять ему, что Хачикян отсутствует потому, что собрания назначаются, как правило, за неделю, а встречи с агентами — за две-три недели, а то и за месяц, и предусмотреть, что именно в этот день в посольстве будет какое-то мероприятие, невозможно. Да и не могли мы подстраивать нашу работу под работу парткома (профкома) и других общественных организаций!

В зале раздались ехидные смешки, все посмотрели в мою сторону, и мне стоило большого труда сдержаться, хотя меня так и подмывало сделать ответный ход.

Однажды в аналогичной ситуации один мой знакомый резидент взял да и раздраконил на собрании политический доклад, сделанный послом, да так грамотно и хлестко, что стенограммой его выступления потом буквально зачитывались в ЦК. Ну и чего он этим добился? А того, что окончательно испортил с послом отношения, и только!

Поэтому я в очередной раз решил промолчать, памятуя, что дипломатия — это искусство навязывать противнику свои условия, и что в этой профессии, как и в разведке, верх одерживает тот, у кого больше выдержки и умения дождаться своего часа…

Взаимоотношения между послами и резидентами КГБ — одна из наиболее примечательных и достойных описания, порой комических, иногда трагических или скандальных сторон жизнедеятельности любого советского посольства!

Хорошо, когда посол и резидент пусть не с первого знакомства, но все же в конце концов находят общий язык, причем, естественно, не на почве взаимных пороков или злоупотреблений, а на почве честного и бескорыстного служения своему Отечеству.

Тогда посольство, а с ним и все остальные учреждения, под «крышей» которых затаились разведчики, работают, как выверенный и хорошо отлаженный часовой механизм, сочетая эффективное выполнение функциональных задач с четким взаимодействием и высокой дисциплиной.

Хуже, когда и посол, и резидент честно служат своему Отечеству, но делают это как-то поврозь, каждый сам по себе, как будто представляют не разные ведомства, а разные государства, потому что у них, при всей их деловитости и порядочности, почему-то не складываются личные отношения. Это сразу замечают их непосредственные подчиненные и остальное окружение, после чего в коллективе посольства происходит сначала скрытое, а потом и явное размежевание на два лагеря, объединившихся по принципу симпатий или антипатий. Затем эти процессы нарастают, углубляются, и мало-помалу посольство начинает лихорадить от местечковых амбиций и несогласованности, а это неизбежно сказывается на результатах работы как по дипломатической, так и по разведывательной линии.

Ну и, конечно, совсем плохо, если посол и резидент находятся в непримиримом противостоянии, независимо от того, что является его причиной и кто из них прав, а кто виноват.

Тогда уже работа отодвигается на задний план, а на передний выходят интриги, взаимное доносительство, всяческие козни, единственной целью которых является стремление доказать, что твой противник является никудышным работником, а то и вообще аморальным типом, позорящим свое ведомство и всю страну.

Если в подобном, зачастую сугубо личном конфликте верх одерживает посол, то это немедленно отражается не только на работе самого резидента, но и на работе всех остальных сотрудников резидентуры: руководители других учреждений прикрытия чутко держат нос по ветру и, заметив превосходство посла, сразу начинают «прижимать» работающих у них разведчиков, загружая их сверх всякой меры работой по линии прикрытия, перекладывая на них массу поручений, от которых под любым предлогом отказываются другие сотрудники, делая их объектом критики за малейшие должностные упущения и вообще всячески сводя пресловутые «личные счеты».

Если же сначала руководители, а за ними и остальные сотрудники загранучреждений замечают, что события развиваются в пользу резидента, это тоже ни и чему хорошему не приводит, потому что резидент заменить даже самого захудалого посла никогда не сможет, и успех от его «победы» чисто кажущийся, поскольку не может дать никаких положительных результатов.

К тому же и в этом случае неизбежно ухудшается моральный климат в коллективе, устанавливается атмосфера всеобщей слежки, когда многие находят удовлетворение в том, чтобы «настучать» на посла и его сторонников и руками КГБ обеспечить себе какие-то преимущества или продвижение по карьерной лестнице.

Возможно, я пристрастен, но многолетний опыт загранработы дает мне право утверждать, что в большинстве конфликтов между послами и резидентами все же были виноваты послы. И объяснение этому я нахожу в том, что при всех своих индивидуальных недостатках резиденты были все же профессионалами, имели большой опыт практической работы и по крайней мере досконально разбирались в том, что относилось к их компетенции.

В отличие от них в ту незабвенную пору больше половины, а в некоторых регионах мира едва ли не все послы не имели за плечами опыта рядовой дипломатической работы, которая только и дает возможность постичь все ее особенности, как не имели и соответствующего образования или подготовки, то есть не были, как говорится, карьерными дипломатами, а становились послами непосредственно после крупной партийной или хозяйственной работы. А потому и посольством руководили, как каким-нибудь периферийным горкомом или обкомом, к руководителям других учреждений, включая резидента, относились как к инструкторам или в лучшем случае заведующим отделами, да и взаимоотношения с руководителями государства, в котором они были аккредитованы, пытались строить, как со своими подчиненными, обязанными прислушиваться ко всем их «ценным указаниям».

Об одном таком после я слышал от Скворцова, под началом которого мне довелось работать в предыдущей командировке.

До приезда в натовскую страну Скворцов был резидентом на Ближнем Востоке, и на третьем году его работы послом туда был назначен чем-то там проштрафившийся руководитель одной из среднеазиатских республик. Вскоре после его приезда Скворцов доложил ему важную информацию, полученную от агента в окружении главы правительства.

— От кого получена эта информация? — поинтересовался посол, привыкший к тому, что в своей республике от него не было никаких секретов.

— Вы знаете, у нас не принято задавать такие вопросы, — спокойно напомнил ему Скворцов.

— Не принято, говорите? — переспросил посол. — В одном царстве двух царей не бывает! Больше можете не докладывать мне такую информацию!