Но „Ринго“ всего этого, разумеется, не знал, а потому, услышав от Литмана такую нелестную оценку своей работы, сорвался и вступил с ним в полемику. Ну, а полемизировать с начальством, как говорят африканцы, все равно, что любить льва: удовольствия никакого, а страху — не приведи Господь!
Эта стычка, как и следовало ожидать, не осталась без последствий и пагубно отразилась на моральном состоянии „Ринго“. Вскоре мы зафиксировали резкую перемену в его настроении и отношении к работе. Анализ его последующего поведения показал, что в результате возникших разногласий с Литманом он впал в депрессию, снова занялся самоедством, в очередной раз стал переоценивать свои жизненные и профессиональные принципы.
Во время его очередной поездки в сопредельную страну „Рокки“ снова порылся в потайном шкафчике и извлек оттуда свежие странички из его дневника. Это был настоящий крик души!
„Артур“, продолжавший наблюдение за конспиративной квартирой, подметил, что „Ринго“ стал небрежно подходить к подготовке и проведению встреч со своими агентами и пренебрегать требованиями конспирации, чего ранее за ним не наблюдалось. Так, теперь „Ринго“ позволял себе являться на конспиративную квартиру всего за несколько минут до намеченной встречи, а выходить из нее буквально вслед за агентом, когда он еще не успел удалиться на безопасное расстояние. Несколько раз он вообще запоздал, и агенты ожидали его возле дома.
Слуховой контроль показал, что „Ринго“ стал с нескрываемым презрением относиться к некоторым агентам, особенно из представителей прогрессивных организаций, перестал ценить их сотрудничество с американской разведкой. Было очевидно, что „Ринго“ деградирует как разведчик, потому что нет для сотрудника спецслужбы ничего более недостойного, чем неуважение к агенту, кем бы он ни был и чем бы ни занимался.
Однажды вечером, когда „Ринго“ на конспиративной квартире ожидал одного из своих агентов, а Базиленко настроил аппаратуру, чтобы записывать их разговор, раздался телефонный звонок. Уже после первых фраз Базиленко догадался, что звонит жена „Ринго“, находящаяся в Соединенных Штатах. Базиленко, естественно, не мог слышать ее слов, но по репликам „Ринго“ было ясно, что она готовится вместе с дочерями приехать в страну и спрашивает у мужа совета.
— Отмени поездку, — внезапно посоветовал „Ринго“. — Возможно, скоро я сам вернусь в Штаты.
Видимо, его жена не сразу ухватила смысл того, что сказал „Ринго“, и задала ему какой-то вопрос, на который он с явным раздражением ответил:
— Обстоятельства складываются таким образом, что мне, очевидно, придется уволиться из компании. Поговори с Фредом, пусть поищет мне подходящую работу. И пока мне больше не звони!
Когда Базиленко привез кассету в резидентуру и я прослушал запись этого разговора, меня бросило в пот, хотя в кабинете постоянно поддерживалась температура, не превышавшая двадцати градусов. И было от чего! Из разговора со всей очевидностью следовало, что „Ринго“ собирается увольняться и подыскивает себе другую работу. Увольняться, разумеется, не из „Тексако“, как мог бы подумать неискушенный в тонкостях профессионального сленга человек, а из ЦРУ, потому что словом „компания“ американские разведчики называют именно свое ведомство!
В какую-то минуту я почувствовал себя как борец, поставивший своего соперника на „мост“, или боксер, загнавший соперника в угол ринга: осталась какая-то мелочь — дожать или добить, и вдруг тебя слепит вспышка блица или отвлекает какой-то звук в зале, ты на мгновение замешкался, и этого мгновения оказалось достаточно, чтобы соперник ушел с „моста“, выскользнул у тебя под рукой из угла ринга, и все приходится начинать сначала! Но времени уже нет! Звучит гонг, и поединок заканчивается твоим поражением. А ведь победа была так близка!
Ночью я в очередной раз долго не мог уснуть, снова и снова обдумывая столь неожиданный поворот в разработке „Ринго“ и пытаясь найти оптимальное решение. А когда на короткое время засыпал, мне начинали сниться всякие кошмары, я метался и вскрикивал, пугая Татьяну и не давая ей спать.
Наутро я с чугунной головой явился в резидентуру и сообщил в Центр о намерении „Ринго“ порвать с ЦРУ, заведомо зная, какой на это последует ответ.
На четвертый день в резидентуру поступила пространная шифртелеграмма. Сначала, как это было принято, Центр подвел итоги нашей деятельности с того момента, как „Ринго“ оказался в поле зрения резидентуры. При этом Центр отметил „большую и многообразную работу“, эффективное использование агентуры и оперативно-технических средств», в результате чего удалось «вскрыть и задокументировать», «накопить значительный объем информации», «достаточно полно раскрыть морально-психологический облик объекта» и пр.
Это была стандартная преамбула, после которой обычно следовали замечания, советы и конкретные рекомендации по дальнейшему ведению разработки. Я, как говорится, по диагонали прочитал первые две страницы, притормозив на том абзаце, с которого начиналась основная суть:
«В связи с полученными сведениями о том, что „Ринго“ обдумывает возможность уволиться из ЦРУ, мы считаем целесообразным немедленно приступить к подготовке вербовочной беседы, чтобы успеть провести ее до того, как он реализует свои намерения.
В результате анализа всех добытых на него материалов мы приходим к выводу, что при выборе основы вербовки следует прежде всего ориентироваться на использование угрозы его компрометации как профессионала, поскольку идейно-политическая основа применительно к „Ринго“ практически не просматривается, а материальная может дать эффект только при ее использовании в сочетании с морально-психологической».
Далее в шифртелеграмме по нарастающей излагались те аргументы, которые, по мнению Центра, могли быть использованы для того, чтобы убедить «Ринго» согласиться на сотрудничество с советской разведкой.
На первом месте, как и полагалось, стояли допущенные им промахи и упущения в оперативной работе. Это и понятно: только он и никто другой был виноват в том, что нам удалось установить его принадлежность к секции «глубокою прикрытия» ЦРУ, обнаружить используемую им конспиративную квартиру, а главное, выявить агентов американской разведки и получить неопровержимые доказательства подрывной деятельности ЦРУ против представительств СССР и других социалистических стран, против прогрессивных организаций страны пребывания, а также против дружественного нам режима в сопредельной стране.
На втором месте стояли его финансовые злоупотребления: незаконные валютные операции в сопредельной стране и факты присвоения средств, отпущенных ЦРУ на содержание контрреволюционных организаций.
Всего набралось около десяти аргументов, из которых, надо прямо признать, ни один не был настолько весом, чтобы гарантировать склонение «Ринго» на нашу сторону. И тем не менее Центр рассчитывал, что «предъявив „Ринго“ соответствующие доказательства нашей осведомленности о его деятельности, можно будет обратиться к его здравому смыслу и благоразумию и убедить в том, что в создавшемся положении сотрудничество с советской разведкой является единственно возможной альтернативой тем негативным для него последствиям, которые неизбежно наступят, если эти факты станут известны руководству ЦРУ».
Далее Центр предлагал следующую тактику проведения вербовочной беседы:
«Беседу надо построить таким образом, чтобы угроза компрометации в достаточной мере подкреплялась другими элементами, включая оказание „Ринго“ содействия в достижении конкретных результатов в оперативной работе и обещании выплатить крупное материальное вознаграждение, которые в комплексе дали бы ему убедительное и логичное объяснение мотивов его последующих действий и оправдывали бы его связь с советской разведкой.
В процессе беседы необходимо будет подвести „Ринго“ к пониманию того, что сотрудничество с нами помимо возможности избежать компрометации, поможет решить многие его личные проблемы. Беседу нужно проводить в дружелюбном тоне, постараться добиться расположения „Ринго“, установить с ним хороший профессиональный контакт. Такая тактика, на наш взгляд, позволит „Ринго“ по достоинству оценить нашу „лояльность“ и все выгоды нашего предложения, поскольку вместо того, чтобы навлечь на него серьезные неприятности, мы даем ему возможность не только их избежать, но и упрочить свое положение в ЦРУ.