Как-то вечером я должен был провести с ним в обусловленном месте кратковременную встречу и принять документальные материалы. Прибыв на место, я остановил автомашину на пустынной дороге и стал ждать. С минуты на минуту в зеркале заднего вида должен был показаться свет фары мотоцикла, после чего мне следовало медленно тронуться, а агент на обгоне должен был бросить в открытое окно черный пластиковый пакет с документами.

Было темно и тихо. В ста метрах накатывались на берег океанские волны. В открытое окно автомашины залетал легкий ветерок.

И вдруг резкий порыв ветра поднял тучу пыли, песка и придорожного мусора. Звездное небо моментально закрыла огромная фиолетовая туча, отчего вечерние сумерки превратились в непроницаемую мглу. Хвостатая молния перерезала небосклон параллельно горизонту, а вслед за ней прямо над головой раздался орудийный раскат грома.

Я едва успел поднять стекла, как на землю обрушился такой ливень, что машина словно погрузилась в бурлящий поток. Почти час я просидел в намертво блокированной автомашине, раскачиваемой порывами ветра, не видя ничего вокруг.

Ливень закончился так же внезапно, как и начался. Небо быстро очистилось, снова появились звезды, порывы ветра постепенно затихли, и только взбудораженный океан шумел сильнее, чем прежде.

Я простоял еще минут двадцать, пока с дороги не сошла вода, и, решив, что встреча сорвалась по погодным условиям, поехал в город. Улицы были завалены вырванными с корнями деревьями и кустарниками, сломанными ветками и прочим мусором.

Только я вошел в квартиру, как раздался звонок: на темной лестничной площадке стоял какой-то тип, с головы до пят упакованный в прозрачный полиэтиленовый дождевик, так что в прорези капюшона виднелись только белки глаз.

— Что вам угодно? — спросил я.

— Мне угодно передать вам вот это, — знакомым голосом заговорил тип, доставая откуда-то из-под дождевика черный пластиковый пакет. — Я три раза объехал вокруг вашей машины, но вы на это никак не прореагировали.

Я представил себе на мгновение, каково ему было на мотоцикле под этим шквалом воды и ветра, если даже в герметичной автомашине я не без оснований опасался быть смытым в океан, и по достоинству оценил его мужество и верность своим обязательствам, если и в такую непогоду он вышел на встречу, а когда она сорвалась, не стал ждать следующей и воспользовавшись тем, что ни одной разумной душе не придет в голову за ним следить, принес важные документы ко мне домой.

Итак, с началом сезона дождей боевые возможности авиации существенно ограничивались, и это служило сигналом к активизации партизанских действий на значительной части португальской колонии. И одновременно с дождями, подобно перелетным птицам, тянулись в освобожденные районы подготовленные в сопредельных странах подкрепления, шли караваны с оружием, а заодно с ними советские советники и специалисты всех мастей, в том числе и сотрудники разведки.

На них возлагались самые разнообразные задачи: доставить политическому руководству движения деньги; передать инструкции и пожелания соответствующих советских ведомств, а заодно собрать достоверную информацию о том, насколько активно ведется антиколониальная борьба; проверить, проводятся ли в освобожденных районах социалистические преобразования — короче, своими глазами убедиться, что выделенные на освободительные цели деньги не вылетают в трубу, а расходуются по прямому назначению и в интересах всего прогрессивного человечества.

И вот под проливным тропическим дождичком, интенсивность которого колебалась от сильного до очень сильного и который не прекращался ни на минуту за все время нашего когда пятидневного, а когда и семидневного путешествия, мы шли по колено, а иногда и по пояс (кому как!) в воде по одним только местным проводникам известным маршрутам или тому, что под этими маршрутами подразумевалось, не имея возможности ни присесть, ни прилечь, ни развести костер, ни поспать. Ставить палатки тоже не имело смысла — под ногами все равно была вода!

Вздремнуть или хотя бы на какое-то время отключиться удавалось только стоя, прислонившись к наклонному стволу, обхватив его руками и для надежности пристегнув себя к нему ремнем.

Однажды, на третий день такого путешествия один молодой хирург, провалившись по пояс в болотную жижу, между двумя ругательствами изрек:

— За такие мучения нужно награждать!

— Ага, значком «Турист СССР», — мрачно ответствовал его коллега, протягивая ему шест.

К концу пути все так выматывались, что, оказавшись в лагере или освобожденном поселке, падали без чувств и около суток находились в полубессознательном состоянии, не реагируя даже на периодически вспыхивавшую стрельбу.

Как-то раз во время кратковременного привала, когда проводник в сопровождении охраны отправился на разведку, а кубинцы гадали, приведут те португальцев или нет, мы включили нашу рацию на прием, выловили из эфира то, что предназначалось только нам, а затем, получив очередную порцию инструкций и ценных указаний, переключились на радиостанцию «Атлантика». Именно по этой радиостанции в таком вот рейде я впервые услышал в исполнении ансамбля «Песняры» ставшую потом очень популярной песню «Березовый сок». С первых аккордов она рванула мою истерзанную утомительным рейдом душу, да так, что с той поры я не воспринимаю эту песню ни в каком другом исполнении.

Когда пронзительный голос напомнил о тех, кто вдали от России несет свою трудную службу, слезы помимо моей воли брызнули у меня из глаз.

Я смущенно оглянулся на сидевших рядом в воде соотечественников и понял, что все тоже плачут, пользуясь тем, что из-за дождя, хлеставшего по изможденным лицам, слез этих не видно и можно скрыть от всех минутную слабость.

Но вернемся к дневнику «Ринго».

Несколькими страницами дальше он упомянул о том, как однажды рейнджеры, которыми он командовал, захватили вьетнамский патруль, в составе которого оказались два советских офицера. Чтобы не поднимать лишнего шума, вьетнамцев закололи ножами. Заодно рейнджеры хотели прирезать и советских офицеров, но «Ринго» распорядился, чтобы их не убивали, а связали им руки и ноги, заклеили рты пластырем и оставили возле машины, на которой они приехали на вьетнамский пост.

Описав этот эпизод, «Ринго» отметил, что это был единственный благородный поступок, который он может вспомнить за весь период своего пребывания во Вьетнаме.

У меня не было оснований ему не поверить, и потому я и этот эпизод взял на заметку.

Из Вьетнама «Ринго» вернулся в «разобранных» чувствах и, может быть, впервые в своей жизни по-настоящему задумался над тем, все ли правильно он делает.

В тот раз на его моральное состояние благотворно повлияла командировка в Чили, где он участвовал в подготовке свержения президента Сальватора Альенде. Он снова с большим энтузиазмом стал относиться к своим служебным обязанностям, добился отличных результатов в оперативной деятельности и был на хорошем счету у руководства ЦРУ.

Через полгода после того, как к власти в Чили пришел генерал Пиночет, «Ринго» направили в Заир, где он возглавил подрезидентуру ЦРУ в одной из южных провинций, где базировались отряды Национального фронта освобождения Анголы (ФНЛА), руководимого агентом американской разведки Холденом Роберто. Отсюда «Ринго» осуществлял непосредственное руководство специальными операциями ЦРУ, направленными на подрыв национально-освободительного движения в Анголе.

На страницах дневника, освещавших этот период в жизни «Ринго», снова появились сомнения в целесообразности и эффективности того, чем ему приходилось заниматься. Он все больше и больше убеждался в подрывном характере программы ЦРУ в Африке, рассчитанной на то, чтобы не допустить к власти в освобождающихся странах народные режимы, задержать процесс деколонизации или придать ему выгодную для США направленность.

Разведчик может сомневаться в чем угодно, и только в правоте дела, которому служит, он сомневаться не имеет права! Подобные сомнения не просто вредны, они опасны! Словно ржавчина, они способны разъесть все: и мораль, и твердость духа, и убеждения. Все самое неприятное и даже страшное в разведке — недобросовестность, очковтирательство, ложь, предательство — все так или иначе начинается с сомнений!