После всех этих рассуждений нам оставалось сделать над собой небольшое усилие и признать, что все это является следствием глубокого кризиса нашей собственной системы! Но на такое признание ни я, ни Гладышев в тот момент не были способны, даже если бы выпили еще несколько бутылок шампанского или чего покрепче. Каждый из нас не мог в этом признаться самому себе, не говоря уж о том, чтобы обсуждать такой вопрос с кем-либо еще, даже если и испытываешь к собеседнику большое доверие.
Бутылка опустела. Наблюдавшая за нами из-за занавески бортпроводница зафиксировала этот момент и с неотразимой улыбкой, с которой бортпроводницы обслуживают только пассажиров первого класса, предложила:
— Принести еще одну?
Но мы были уже в полном порядке, к тому же до посадки оставалось не так много времени, и Гладышев на правах старшего отказался. Бортпроводница унесла пустую бутылку, а мы продолжили разговор.
— А как там наш генсек? — поинтересовался Гладышев. — Говорят, он работает всего три-четыре часа в день, а все дела передоверил своим помощникам. Это правда?
Если бы такой вопрос мне задал Дэ-Пэ-Дэ, я бы посчитал это проверкой на лояльность или, того хуже, провокацией. Но теперь, когда Гладышев не где-нибудь, а у начальника разведки засвидетельствовал самое доброе ко мне отношение, я имел все основания считать его своим единомышленником и не опасаться никаких подвохов с его стороны. А потому я ответил так, как ответил бы самому близкому мне человеку:
— Да он еще два года назад был практически недееспособен! Не думаю, что с тех пор его здоровье изменилось в лучшую сторону.
Конечно, Гладышев был чрезвычайным и полномочным послом, коих в нашей стране не так уж много, а я всего лишь одним из нескольких тысяч офицеров разведки, и уровень его информированности был значительно выше. И тем не менее я знал то, что не мог знать даже человек, занимающий более высокое служебное положение. И не в силу какого-то особенного доступа к самой закрытой и тщательно оберегаемой информации, а в силу того простого факта, что охрану руководителей партии и правительства осуществляли сотрудники того же ведомства, в котором служил и я.
А раз так, то и информация об их образе жизни, здоровье, особенностях характера, привычках и взаимоотношениях в семье была мне доступна в большей мере, чем сотрудникам других ведомств, будь они даже чрезвычайными и полномочными послами или министрами.
И вот, отдыхая два года назад вместе с Татьяной в сочинском санатории им. Дзержинского, я познакомился с одним из сотрудников управления охраны, играл с ним в теннис, посещал наш буфет, а также пивной бар «Золотой петушок» и некоторые другие заведения, и наслушался от него много такого о жизни наших вождей, чего ни один даже самый высокопоставленный дипломат или партийный деятель никогда не услышит. Потому что охрана встает рано, ложится поздно и знает о своих подопечных если не все, то очень многое! И при определенных обстоятельствах делится своими познаниями с теми, кому доверяет больше всего — своими коллегами из КГБ!
Когда мы исчерпали эту тему, самолет пошел на снижение…
Перед отлетом из Москвы, как полагается, я ознакомился со всей оперативной перепиской и потому был в курсе всего, что произошло в резидентуре за время моего отсутствия.
Но тем не менее с интересом выслушал доклады оперативных работников: в отчетах обо всем не напишешь, кое-что всегда остается «за кадром» и это «кое-что» иногда оказывается не менее существенным, чем то, что нашло отражение в отчете.
Наиболее значительным со всех точек зрения был прогресс в работе с «Меком».
Пока Базиленко загорал на крымском побережье и дегустировал вина из подвалов Массандры, капитан Соу поручил «Меку» от его имени связаться с несколькими соотечественниками, работавшими в различных учреждениях соцстран и одновременно являвшимися осведомителями местной спецслужбы. Так «Мек» стал не просто агентом-двойником, а еще и групповодом, потому что теперь в его обязанности входил сбор информации от нескольких источников.
Это позволяло нам взять под контроль значительную часть работы специальной секции «Руссо», а также избавляло от необходимости заниматься шофером представительства Аэрофлота Диалло: какой смысл был его перевербовывать, если прежде, чем попасть в контрразведку, его информация проходила через руки «Мека», а значит через наши руки?
Надо сказать, что такой исход несколько разочаровал Базиленко, который уже настроился на перевербовку Диалло и даже разработал соответствующий план: дождаться, когда Диалло в очередной раз на кого-нибудь наедет или стукнет, и спросить, какому наказанию он подвергся со стороны дорожной полиции. А поскольку Диалло все сходило с рук и притом неоднократно, не слушать его лепет или подготовленную на этот случай легенду, а пригрозить взыскать весь причиненный Аэрофлоту ущерб и давить до тех пор, пока он не сознается, что пользуется покровительством и защитой контрразведки. После этого признания ему бы ничего не оставалось, как, подобно Акуфе, стать двойником и работать на нас.
Разочарование Базиленко было вполне понятно! Работать с Диалло через «Мека» или самому провести перевербовку — далеко не одно и то же! Даже при одинаковом конечном результате.
А в середине сентября, когда Базиленко уже был в стране, последовало неожиданное продолжение: капитан Соу свел «Мека» с американцем и приказал регулярно информировать его по интересующим вопросам!
Базиленко показал «Меку» фотографии сотрудников посольства США, и тот уверенно опознал третьего секретаря Пола Рэнскипа. Теперь не было никаких сомнений, что он является сотрудником ЦРУ. Ну, а «Мек» стал не только двойником, не только групповодом, но агентом сразу трех спецслужб!
— Не слишком ли много для одного человека? — спросил я, выслушав доклад Базиленко.
— А что делать? — развел он руками. — Не я же это придумал!
— Придумал не ты, это верно, — согласился я. — А вот руководить его работой придется тебе. И руководить так, чтобы «Мек» не попал под подозрение и не провалился. Иначе не сносить ему головы!
— Это точно, — помрачнел Базиленко. — Я дал ему четкие инструкции, как себя вести с этим Рэнскипом. Парень он чрезвычайно сообразительный, настоящий африканский самородок! Думаю, он сумеет его обвести.
Я не разделял его оптимизма.
— Смотри, чтобы он и тебя не обвел! Проверяй его постоянно! А еще посоветуй ему при встречах с Рэнскипом регулярно напоминать, что если о их контакте узнают в советском посольстве, его моментально уволят. Пусть на этот случай потребует какую-то компенсацию…
К моему возвращению заметно продвинулись отношения Хачикяна с «Арманом». За те несколько месяцев, в течение которых «Арман» дважды в неделю убирал квартиру Хачикяна, они не то чтобы сдружились (какая дружба может быть между господином и его слугой?), а просто «Арман» проникся к моему заместителю такой любовью, что готов был выполнить любую его просьбу.
Регулярно расспрашивая «Армана» о житье-бытье, Хачикян постепенно выяснил, в чем заключаются его обязанности в американском посольстве. Оказалось, что «Арман» убирает третий этаж, где, между прочим, располагался кабинет посла, канцелярия, кабинет резидента ЦРУ Гэри Копленда и еще кое-какие секретные помещения. В некоторые из этих помещений, правда, «Армана» не допускали, это была так называемая «особо режимная зона», но зато кабинет посла он убирал ежедневно!
«Арман» рассказал, что во время уборки его всегда сопровождает морской пехотинец, который обычно стоит в дверях и наблюдает за его работой. Иногда, когда «Арман» делает генеральную уборку и начинает чистить ковры, мягкую мебель, решетки кондиционеров, протирать люстру, стеклянные дверцы шкафов и при этом энергично орудует пылесосом, щетками и использует пахучие чистящие средства, охранник не выдерживает и на какое-то время отлучается, оставляя его в кабинете одного.
Хачикян поинтересовался деталями обстановки в кабинете посла и выяснил, где и какая расставлена мебель, сколько и каких кондиционеров, картин, что находится на письменном столе и на полках. Его особое внимание привлек массивный письменный прибор из малахита — подарок министра иностранных дел по случаю годовщины независимости США. А привлек потому, что аналогичный письменный прибор можно было приобрести в магазине «Тадж Махал», где продавались различные поделки местных умельцев.