Вскоре Нора начала потихоньку разбираться, что к чему. В Нэнни-Тауне люди жили не только за счет грабежей. Как когда-то уже говорил Дуг, племя ашанти издревле было земледельческим племенем. При этом работа на полях выполнялась в основном руками женщин, и трудились они совместно. Аквази не должен был обрабатывать землю, которую ему выделили очень быстро, изолированно от других. Хотя он обязан был сначала очистить ее от леса — здесь предпочитали выжигать его. Затем женщины группами начинали перекапывать землю и засевать ее. Таким образом, Норе некуда будет спрятаться от других женщин, как она делала это раньше. С удивлением она услышала, как один из маронов приказал Аквази поджечь кусты на его земле.

— Это же будет видно на много миль! — сказала она Аквази, предупреждая и в то же время надеясь. — Дым и огонь — с таким же успехом можно сразу повесить в Кингстоне карту, на которой обозначен Нэнни-Таун.

Марон засмеялся.

— Это не тайна, белая женщина. Губернатор знать, где находиться Кудойе-Таун, Нэнни-Таун, Аккомпонг...

Аквази гордо посмотрел на нее сверху вниз. Он только что нехотя и даже свысока разговаривал с воином: среди простых маронов его изоляция продержалась недолго. Наоборот, многие из них тайно завидовали ему. В конце концов, он был не единственным негром, который, еще, будучи рабом, время от времени похотливо таращился на белую, как мрамор, кожу плантаторских жен.

— О да, — подтвердил он сейчас, — губернатор знает это точно, и его войска десятки раз пытались занять эти города. Но напрасно.

Каждая атака была отбита. Это, конечно, ему не нравится. Поэтому он делает вид, словно понятия не имеет, где мы скрываемся.

Нора почувствовала что-то похожее на ярость. Не может быть, чтобы эта маленькая женщина и ее братья оказывали успешное сопротивление всей британской империи. Однако она вспомнила, как Дуг и другие плантаторы в прошлом году беспомощно бродили по горам. С другой стороны, возможно, это было довольно умно со стороны губернатора — скрывать свои знания от сахарных баронов. После всего, что Дуг рассказал об их карательной экспедиции, молчание властей казалось спасительным для жизни — не нужно было быть великим стратегом, чтобы понять, что защитники Нэнни-Тауна могли бы в кратчайшие сроки стереть в порошок спешно собранную группу плантаторов. Конечно, мароны могли бы сделать так — организовать засаду где-то в горах было очень легко. Однако она постепенно стала понимать всю сложность и разнообразие отношений и негласных договоренностей, которые существовали здесь, несмотря на вековую вражду между свободными чернокожими и правительством Ямайки. Например, это дело с карательной экспедицией плантаторов: губернатор не оказал ей поддержку, но ведь и мароны не напали на нее.

И пока Нора помогала своему новому «хозяину» затаптывать огонь, а затем приступала к кропотливому освобождению земли от корней только что сгоревших растений, она поняла также, почему Нэнни и Квао беспокоились о ее роли в этих отношениях. Случавшиеся иногда набеги, даже связанные с грабежом и убийствами, губернатор воспринимал, скрипя зубами. Однако если чернокожие начнут держать белых людей в качестве рабов, то это будет уже чересчур. Нора надеялась на Дуга. Он смог бы мобилизовать сахарных баронов и заставить губернатора применить всю власть короны, чтобы вызволить белую женщину из рук маронов. Если бы только ему хватило ума и предусмотрительности, отсутствие которых мешало остальным плантаторам, и его ярость не вылилась в бессмысленное размахивание оружием!

Лорд Холлистер, Кинсли и другие плантаторы региона стали настаивать на организации карательной экспедиции против маронов, едва закончились похороны в Каскарилла Гардене. И отреагировали возмущенно, когда Дуг Фортнэм отказался присоединиться к ним.

— У вас есть прекрасная возможность отомстить, молодой человек! — упрекнул его Кинсли. — Или же вы хотите позволить этому сброду безнаказанно убивать наших мужчин и сжигать наше имущество?

Дуг хотел резко напомнить ему, что здесь оплакивали также и женщину, но затем воздержался. Предавать огласке их с Норой отношения было последним, чего он хотел. Так что он молча сжал кулаки и покачал головой.

— Разве подобные акции когда-нибудь приносили пользу? — спросил он. — Да, конечно, бывает, что ваши люди ловят какого-нибудь черного беднягу и вешают его в Кингстоне. Но это же не мароны, это беглые рабы, которые пытались выбраться в горы.

— Значит, вешают как раз тех, кого надо! — парировал лорд Холлистер.

Дуг вздохнул.

— Но не тех, кто несет ответственность за набеги. Против маронов не помогут никакие карательные экспедиции. Они живут не в палаточных лагерях — у них есть города и оборонительные сооружения. Нам нужно собрать целое войско и развязать войну. А для этого, по крайней мере, у меня, нет ни желания, ни средств. Повлияйте на губернатора, пообещайте ему что-то за это. А я займусь более важными делами. У меня нет времени бесцельно блуждать по горам, чтобы застрелить одного или двух чернокожих, пока здесь все будет гибнуть.

— Но мы обязаны сделать это во имя памяти Элиаса! — возразил лорд Холлистер.

Дуг снова сжал под столом кулаки. У него не было никакого желания мстить за смерть отца. Элиас получил именно то, что заслужил. Если бы там еще не было Норы...

— Делайте что хотите, — ответил он своим соседям. — Но я думаю, что лучше всего исполню свой сыновний долг, если восстановлю Каскарилла Гардене.

«…и попытаюсь делом загладить вину моего отца». Последние слова Дуг, конечно, не озвучил, но это стремление руководило всеми его действиями с той самой ночи, когда случился пожар. Оно уберегло его от бесконечных мучительных мыслей о том, что думала и чувствовала Нора, когда мароны вонзали в ее тело свои мачете, о ее страхе и боли.

Дуг концентрировался на новой организации работы в Каскарилла Гардене. Он был исполнен решимости попытаться обойтись без плеток и надзирателей и собрал своих чернокожих сразу после окончания похорон, как только уехали проповедник и соседи.

— Мне не нужно объяснять вам, в каком положении мы находимся. — Его голос звучал спокойно. — Сейчас время сбора урожая, нужно будет вырубить сахарный тростник на двух третях площадей. Однако восемьдесят наших человек ушли, то есть... почти все полевые рабочие. У нас еще есть те, кто умеет работать на плантации?

Пара пожилых рабов подняли руки. Дуг кивнул им.

— Я рад, что вы остались здесь. И не могу наказывать вас за это, днем и ночью посылая на поле. Тем более что у нас угнали большинство тягловых животных. В поместье Каскарилла Гардене осталось всего лишь две упряжки ослов — они были отданы в аренду Кинсли — и три лошади. Мой конь и две кобылы, которые стояли у Холлистеров, у их нового берберского жеребца...

Голос Дуга сорвался, когда он вспомнил о том, с каким восторгом Нора относилась к серому жеребцу-красавцу, которого лорд приказал привезти с Востока, заплатив за него чуть ли не целое состояние. Скачки на специально построенных для этого ипподромах все больше входили в моду в Англии, и лорд планировал со временем организовать нечто подобное на Ямайке. Кроме того, ему явно не нравилось, что кобыла Норы опережала его собственного коня на каждой охоте. Поэтому он завез сюда жеребца и набирал кобыл для того, чтобы получить потомство. Фортнэмы записались к нему, чтобы отдать Аврору и еще одну кобылу, прибывшую с Норой из Англии. Это спасло лошадей от угона.

— Но это не тягловые лошади. Я завтра поеду в Кингстон и попытаюсь купить пару рабочих животных — хотя это будет не просто — а также... несколько новых рабов.

Дугу было нелегко говорить это, но чернокожие восприняли его сообщение спокойно. Они, казалось, больше радовались тому, что нагрузка на них будет меньше, чем сожалели о порабощении африканцев.

— Вы, — он указал на пожилых полевых рабов, — будете отвечать за то, чтобы научить их. И как мне ни жаль, но поначалу вам будут помогать также находящиеся здесь домашние рабы и ремесленники. В настоящий момент нам не нужны кузнецы, плотники и лакеи.