— Что же мог накопить этот молодой человек? — пробормотал Рид, качая головой. Еще в день своей поездки в Ист-Энд он послал Уилсона разобраться с жалким домашним хозяйством Норы и Саймона, пока миссис Пэддингтон не обратила в деньги все их имущество. Никаких ценных вещей там, конечно, не нашлось — только тщательно подшитые квитанции о банковских переводах всем кредиторам, а также леди Гринборо и ее дочери. Рид был в шоке.

— Родные люди разделали его, как рождественского гуся. А я считал его жадиной, потому что он постоянно ходил одетый, как принц нищих.

Нора решила отдать семье Тэннеров все их с Саймоном нехитрые пожитки, и Уилсон предпринял необходимые для этого шаги. Миссис Тэннер, вся в слезах, поблагодарила ее, однако сразу же продала все и купила на эти деньги джина. А миссис Пэддингтон потребовала возмещения убытков, которые потерпела, лишившись постельного белья: якобы она дала его Норе взаймы, а теперь не хочет забирать назад, потому что на нем умер Саймон. Уилсон совершенно спокойно пропустил ее тираду мимо ушей, будучи привыкшим к подобному: у него была такая же злобная хозяйка.

— Старуха достаточно заработала на этой грязной мансарде, — заявил он Риду, чем значительно поднял свой авторитет в его глазах. Купец умел ценить людей, которые экономили его деньги.

Нора не могла остановить потоки слез. Три дня она, тихо всхлипывая, сидела в своей комнате, в углу широкой кровати под балдахином, обхватив руками колени и прижавшись к ним головой. Молодая женщина ни с кем не говорила и лишь коротко отвечала, если к ней обращались.

Томас Рид вынужден был заставить ее встать и пойти вместе с ним в церковь на отпевание Саймона. Ему не очень хотелось это делать, но леди Мак-Дугал, его давняя подруга и советчица в светских вопросах, которая, несмотря на охотничий сезон, случайно оказалась в Лондоне, посоветовала ему все же пойти туда.

— Конечно, это не совсем удобно, но все равно уже половина Лондона говорит о том, что ваша дочь сбежала с каким-то обедневшим лордом. Так что сейчас лучше совершенно официально признать Саймона в качестве умершего жениха Норы. Может быть, хоть что-то удастся спасти, если вы достаточно убедительно объясните, что она провела последние недели в его семье, чтобы помочь его матери ухаживать за больным.

Томас Рид, которого репутация Норы волновала меньше, чем ее душевное состояние, недовольно пробормотал:

— Похороны только еще больше расстроят ее.

Леди Мак-Дугал покачала головой.

— Глупости, Томас, наоборот, это поможет подвести заключительную черту. Она попрощается с ним, может быть, поплачет еще пару дней, но затем сможет перешагнуть через это. А скажите.. . За это время... э... вы уже узнали, является ли она еще... девственницей?

Рид раздраженно дал отрицательный ответ. Он никогда бы не решился затронуть эту тему, хотя его, конечно, это тоже живо интересовало.

Айлин Мак-Дугал, жизнерадостная дочь леди Маргарет, которая с трудом избежала скандала из-за собственной связи с конюхом, не страдала комплексами. Леди Маргарет попросила ее «чуть-чуть развеселить Нору», пока сама разговаривала с Томасом. Это, естественно, не удалось. Нора сидела в своем углу и тихо плакала, не обращая внимания на вопросы, которыми бомбардировала ее любопытная молодая женщина. Лишь только тогда, когда Айлин напрямую спросила, сделал ли, в конце концов, Саймон ее женщиной и как это происходило, она отреагировала коротко и резко.

— Нет, — глухо сказала Нора. — Даже этого у нас не было...

Нора больше не плакала, когда вместе с отцом прибыла на новое кладбище, расположенное вблизи церкви. Она послушно надела черное платье, которое ее горничная вытащила из шкафа, — правда, пришлось несколько ушить его, поскольку Нора за последние недели действительно сильно похудела. Швея, которая быстро подогнала платье по фигуре, потребовала за это шиллинг.

— А за целое платье на базаре в Чипсайде можно получить всего три шиллинга, — сказала Нора почти безучастно, когда домоправительница стала ругать такую грабительскую цену. — А за юбку с кринолином дают всего лишь два... При этом они такие непрактичные, эти юбки с кринолином.

Ее служанка, которая отдала бы всю свою жизнь за то, чтобы хотя бы раз в таком платье, будучи тщательно накрашенной и с напудренными волосами, потанцевать на балу, оставила эту фразу без комментариев.

Пастор церкви Святого Георгия произнес проникновенную речь, а Уилсон, который, как и большинство служащих конторы Рида, тоже пришел на похороны, удерживал миссис Пэддингтон подальше от Норы. Хозяйка дома не могла не заявиться в церковь на погребальную службу, однако сделала это лишь для того, чтобы наброситься на Нору и выставить ей новые требования. Здесь же были и Тэннеры, причем Нора подозревала, что ее отец возместил обоим отсутствие заработка из-за того, что те не пошли сегодня на работу. У них был сочувствующий вид, однако от них уже с утра пахло джином.

Нора отстояла похоронную службу с окаменевшим лицом. На следующий день она уже не плакала, даже вышла на улицу, как доложили ее отцу озабоченные служанки.

Однако Пепперс, как он надеялся, отвез мисс не на одну из лучших торговых улиц, чтобы обновить ее гардероб, а в ломбард в Ист-Энде. Нора выкупила кольцо Саймона с печаткой — и сразу же почувствовала себя лучше, когда ощутила его металл в своей руке. Кольцо было слишком велико для ее тонких пальцев — его не смог бы носить даже Саймон — оно, очевидно, принадлежало кому-то из более крепких предков Гринборо. И Нора, недолго думая, повесила это кольцо на бархатную ленту, чтобы носить на шее.

Затем молодая женщина надолго впала в состояние глубокой бесслезной печали. Она снова целыми часами сидела в уголке кровати и невидящим взглядом смотрела перед собой. Ее глаза будто искали остров на юге, где она потеряла душу Саймона. Но пути назад она не находила.

— Дайте ей еще пару недель, — сказала леди Мак-Дутал, когда Нора и через неделю после похорон не проявила никаких признаков того, что хочет вернуться к нормальной жизни. Как и раньше, дочь Томаса Рида целые дни проводила одна в своей комнате.

— Это было очень тяжелое переживание. Ей, наверное, понадобится больше времени.

Томас Рид дал себя уговорить, но пара недель плавно перетекли в пару месяцев и в итоге растянулись на целый год.

Нора совсем не хотела выходить из своего состояния печали. Конечно, со временем ее оцепенение как-то ослабло. Сначала отец заставлял ее приходить на общий обед и ужин в столовую, и, в конце концов, она стала приходить туда уже без его требования, самостоятельно. Она уже не так упорно молчала, отвечала на его вопросы и, казалось, даже любезно прислушивалась к его рассказам о делах. Томас Рид благодарил небо за то, что она, кажется, не обижалась уже на отца. Однако Нора больше не смеялась, и никому не удавалось уговорить ее пойти на какое-нибудь увеселительное мероприятие. На все приглашения — осенью на верховую охоту, зимой — на балы, а весной и летом — на пикники и праздники на природе — она отвечала отказом.

Хотя этих приглашений было намного меньше, чем обычно, — разумеется, скандал повредил ее репутации.

— А может стать еще хуже! — вздыхала леди Маргарет. — Ради Бога, не давайте ей совсем уйти в себя. Таскайте девочку с собой в церковь или куда-нибудь на ужин. Если хотите, давайте балы, тогда она не сможет никуда спрятаться. Но следите за тем, чтобы она была на виду! Иначе дамы придумают себе Бог знает что!

Леди Маргарет сделала многозначительный жест, обозначавший округлившийся живот.

— Я думаю, что она не... — пробормотал Томас.

Леди Маргарет закатила глаза.

— Вы хотите напечатать об этом в газете? — поинтересовалась она. — И все равно, даже если вы это сделаете, найдутся люди, которые вам не поверят.