Нора потерла лоб. У нее начинала болеть голова. То, что произошло здесь, не могло быть правдой. Этот мужчина говорил какие-то глупости. Но в то же время она знала, что это было реальностью. Его пот на ее коже, примятое сено и торжествующее лицо, склоненное над нею. Аквази, казалось, не чувствовал себя виноватым. Однако он, наверное, выпил столько же, сколько и она, и, кроме того, танцевал в середине круга, вдыхал все эти пары...

Нора выпрямилась. Ей нужно было, во что бы то ни стало сохранить ясность мышления. Нельзя было придавать слишком большое значение этому... случаю? Несчастный случай? Ошибка? Сон? Можно называть это как угодно, но, если она не хочет погубить Аквази, они должны вдвоем все это забыть. Она не знала, какие наказания полагаются за осквернение белой женщины, но было вполне возможно, что рабов за это вешают. А смерти это не стоило. Тем более что Аквази даже не пришлось ее принуждать.

Нора почувствовала растущий в ней стыд и слабое чувство вины. Она практически поощрила молодого человека тем, что не сопротивлялась. А сейчас можно только сделать вид, что ничего особенного не случилось. Никто не должен узнать об этом, и, главное, никто не должен умереть из-за...

— Послушай, Аквази, я не знаю, что на меня нашло, — начала она.

Тот ухмыльнулся.

— Зато я знаю, миссис... Нора. Это был дух — дуппи. Он завладел твоим телом после того, как я попросил его. Но теперь он улетел. Если ты хочешь, мы сейчас можем повторить это еще раз. Или завтра ночью. Или...

— Аквази, замолчи, ты сошел с ума! — воскликнула Нора. — Это может стоить тебе головы, а мне — хорошей репутации! Ты даже не представляешь, что баккра может сделать с нами! Так что иди сейчас же в свою хижину. Я останусь здесь еще немного, но не вздумай подстерегать меня! Никто не увидит нас вместе, и, разумеется, то, что произошло здесь, больше никогда не повторится! Дуппи! В будущем мы больше не будем говорить ни о духах, ни об украденных курах. Мы больше вообще не будем говорить, Аквази! И не попадайся мне на глаза!

Аквази хотел что-то ответить, но Нора строго посмотрела на него.

— Я не хочу угрожать тебе, Аквази, — твердо сказала она, — но только одно слово баккра, что ты похотливо посмотрел на меня...

— Я люблю вас, миссис.

Нора облегченно вздохнула: он, по крайней мере, перешел на привычное обращение к ней.

— Это тоже изменится, — спокойно поставила она его на место. — Это не любовь, Аквази, это грезы. — Нора на какое-то мгновение запнулась, когда до нее дошло, что она сейчас повторила слова своего отца. Затем она все же продолжила:

— Итак, забудь меня, Аквази. Влюбись в Маану, она уже давно сохнет по тебе!

С этими словами она встала и, поскольку Аквази не делал никаких попыток покинуть хлев, ушла первой. Нора чувствовала смутный страх, оставляя его в таком состоянии у себя за спиной. Жены плантаторов потихоньку шушукались между собой о девушках и женщинах, которых насиловали и даже убивали вышедшие из-под контроля рабы. Однако Нора не думала, что Аквази зайдет гак далеко. Он цивилизованный, умеет писать и читать и вряд ли настолько зависит от своих инстинктов, что не сумеет справиться с разочарованием.

Аквази остался в сарае, буквально убитый тем, что услышал. Все бесполезно. Все не так, как он надеялся. Аквази никогда не был для нее мужчиной. Нора видела в нем только то, что и все остальные, — собственность, раба, чья любовь не может быть чем-то большим, нежели детские мечты. А теперь и того хуже: она угрожала ему, она впервые повела себя так же, как и другие миссис. Аквази не думал о том, чтобы отомстить Норе. Пока нет. Он даже не почувствовал настоящей злости — лишь безбрежное, глубочайшее и самое мрачное отчаяние. Молодой раб снова лег на сено.

Он сейчас не мог вернуться в свою хижину. Нельзя было допустить, чтобы другие парни видели, как его тело содрогается от рыданий. Аквази плакал. Впервые с тех пор, как Дуг предал его.

Нора, дрожа, вернулась назад в свой дом, в таких смятенных чувствах, как никогда в жизни. В саду возле кухни она нашла ведро, наполнила его водой у ручья и сняла платье, чтобы смыть с тела запах Аквази. Она не воспринимала его как отвратительный, каким был запах Элиаса, но хотела убрать любое воспоминание об этом происшествии — этого просто не должно было быть. Она даже выбросит это платье.

Нора успокоилась лишь тогда, когда, наконец, надев на себя чистую ночную рубашку, улеглась на прохладную шелковую простыню в свою кровать. Она больше не хотела думать о том, как это все могло случиться. Действительно ли в нее вселился дух, или же, отдаваясь Аквази, она хотела стряхнуть с себя одержимость Дугом Фортнэмом? Изгнание одного духа с помощью другого... Нора чуть не рассмеялась. Но что бы там ни было — дуппи, транс из-за барабанов или действие рома — она это забудет. И Нора возблагодарила Бога за то, что, по крайней мере, там не было свидетелей.

Дуг Фортнэм вот уже почти две недели ездил верхом по горам Блу-Маунтинс, и ему все это порядком надоело. Хотя он мог бы наслаждаться прогулкой в центральную часть своего любимого острова. Еще ребенком он мечтал исследовать эту горную гряду, на которой почти каждое утро лежал синий туман, рассеивавшийся на протяжении дня. Постоянно меняющаяся растительность, надземные и подводные реки и ручьи, ущелья и горные хребты, пещеры и водопады очаровывали его, и он неоднократно жалел о том, что не умеет рисовать. Нора обрадовалась бы, если бы он смог сделать для нее рисунки диких пышных цветов, которые по мере подъема наверх, в горы, уступали место более выносливым и жестким растениям, таким, как лианы и мхи. Иногда он даже представлял себе в мечтах ее серьезное лицо над книгой и ее сияющую улыбку, когда ей удавалось найти какое-то растение живьем и определить его. Он также любил воображать, что в эту прогулку верхом они могли бы отправиться вместе, — лучше бы при чудесной погоде, когда лучи солнца сквозь листву бросают тени на дороги.

Однако странная «карательная экспедиция», в которой он принимал участие против своей воли, проходила прямо посреди сезона дождей. Дугу не удалось убедить плантаторов перенести это мероприятие на один или два месяца. При этом было совершенно все равно, будут ли они прочесывать эту местность сейчас или немного позже. По крайней мере, что касалось цели операции... Но если бы Дуг, хотя бы допускал вероятность соприкосновения с противником, он бы беспокоился сильнее. Превратившаяся в грязь земля, по которой лошади передвигались зачастую почти на ощупь, делала конную поездку тяжелой, а быструю атаку или бегство — абсолютно невозможными. Дождь, почти постоянно ливший как из ведра, ограничивал и без того плохую видимость. Однако, вероятно, все эти мужчины, которые по собственной прихоти отправились в экспедицию, никогда не бывали в этой части острова и слепо доверились постоянному климату в Кингстоне — в частности, ветру с моря, который не давал осадкам затягиваться надолго даже во время сезона дождей.

В Блу-Маунтинс — прежде всего в их восточной части — наоборот, даже в сухие месяцы дождь шел почти ежедневно. Местность отличалась райским разнообразием растений именно благодаря обильному поливу. Для всадников же это означало постоянную влажность. Даже если в этот момент не шел дождь, с широких мясистых листьев деревьев на них постоянно капала вода. Амиго переносил это с трудом. Он очень неохотно шел вперед и время от времени пытался опустить голову пониже, к передним ногам, чтобы вода стекала по челке на землю. Дуг не мог осуждать его за это: его собственная фетровая шляпа была уже насквозь мокрой и вода стекала с полей прямо на лицо. К тому же Амиго приходилось торчать под дождем и в ночное время, поскольку лошадей привязывали под открытым небом. Дуг и другие мужчины ночевали в палатках, которые, однако, не успевали высохнуть после ночного дождя, как приходилось сворачивать их и отправляться дальше. Таким образом, палатки уже на второй вечер разбухли от воды, а на третий — начали покрываться плесенью. Так же, собственно, как одеяла и провиант.