Ропот разочарования прошел по толпе чернокожих.

Дуг тяжело вздохнул.

— Да, знаю, я обещал никого не понижать в должности. Но для того, чтобы содержать дом со множеством слуг, мне нужен доход от сахарного тростника. Так что вам придется поначалу работать вместе со всеми.

Он бросил обеспокоенный взгляд на группу домашних рабов. Если они не будут помогать добровольно, то ему придется нанимать надсмотрщика. И тогда, возможно, очень скоро снова раздадутся удары плети. Дуг напрягся, когда вперед вышел Квадво. Колдун-обеа и по совместительству старший конюх, без сомнения, посчитает ниже своего достоинства рубить сахарный тростник.

Однако слова старого заклинателя духов заставили Дуга облегченно вздохнуть.

— Я сделаю все что могу, и мои конюхи тоже, — с достоинством сказал он.

Следующей шагнувшей вперед была Адвеа.

— Я тоже! — заявила она. — И мои помощники на кухне. Однако мы не сможем делать так много, как полевые ниггеры, баккра Дуг. Вы нас потом бить плетьми? — Ее вопрос прозвучал вроде бы шутливо, но в нем таился многолетний страх.

Дуг покачал головой.

— В Каскарилла Гардене никто больше не будет подвергаться наказанию плетьми! — сказал он. — За исключением случаев воровства или чего-то худшего. Но это будет определять не надсмотрщик, решать буду я один. И в будущем вы освобождаетесь от работы по воскресеньям. Кроме того, будут выходные дни на Рождество и на Пасху...

Из толпы раздались возгласы ликования.

— В качестве ответа, — воскликнул Дуг, — я ожидаю от вас верности и добросовестного выполнения своих обязанностей. Завтра с утра вы все выходите на работу, отмечаетесь у Квадво и прислушиваетесь к указаниям полевых рабочих. Все, кроме Адвеа и ее помощниц на кухне. В конце концов, труженики не должны голодать.

Когда Дуг на следующее утро уезжал в Кингстон, чернокожие действительно уже собрались, получили мачете и позволили опытным полевым рабам, которых раньше презирали, разделить себя на рабочие группы. По крайней мере, начало было хорошим. Однако Дуг радости не ощущал. Каждая пальма на пути, каждый поворот, каждый красивый вид на поселение или дальше, на побережье, напоминали ему о Норе. Она так радовалась пейзажам, солнцу, игре красок, свойственной джунглям и морю. Как же она могла быть мертвой? И почему что-то в нем не давало ему смириться с этой мыслью? Снова и снова он прикасался к ее гемме в кармане и невольно посматривал через левое плечо. Но за ним не было никакого дуппи — ни исполненного жаждой мщения Саймона, ни любящей Норы, ни разъяренного Элиаса. Никого.

В течение следующего месяца Дуг Фортнэм по-новому организовал жизнь в Каскарилла Гардене и тем самым заслужил нескончаемые порицания со стороны соседей.

— Эта потеря лишила его рассудка! — сокрушенно вздыхала леди Холлистер, когда молодой человек твердо отказался сразу же приступить к восстановлению особняка. — Он же не может жить в доме какого-то надзирателя!

— Прежде всего, он рискует здоровьем и жизнью! — возмущался Кристофер Кинсли. — Так близко, будучи единственным белым человеком в поселении ниггеров. Если его не убьют старые рабы, значит, прикончат новые!

Дуг действительно купил пятьдесят новых рабочих для своих полей — людей, которых только что привез корабль работорговца из Африки. Как обычно, они находились в плачевном состоянии, когда сошли на берег, и Дуг, к ужасу своих соседей, в первые недели дал им отдохнуть и привыкнуть. Его старый персонал заботился о них и учил их английскому языку, и, к удивлению молодого Фортнэма, это оправдало себя: ни одному из новых ниггеров не была чужда идея порабощения. Хотя они печалились о своей судьбе, для них никогда не было ничего необычного в том, чтобы стать собственностью другого человека. Кроме того, Дуг завоевал уважение своих слуг тем, что купил женщину-рабыню вместе с дочерью, хотя девочка была еще маленькой и пока не могла приносить никакой пользы. Он также купил две супружеские пары и еще целую семью и разрешил им поселиться в совместных хижинах.

Чернокожие, давно проживавшие в Каскарилла Гардене, восприняли это как поощрение, и сразу три пары спросили у Дуга разрешения пожениться. Тот подарил каждой из пар по козе и по три курицы и освободил их от работ на два дня, чтобы они могли построить себе хижины больших размеров. Однако формального венчания, по возможности, со священником, организовать не удалось.

— Я спрашивал, Тимми, — ответил он, мучаясь укорами совести, огромному полевому рабу и его жене, очень верующей. Она обычно вслушивалась в каждое слово Стивенса на его богослужениях. — Однако проповедник не может обвенчать вас, потому что вы не крещены. А окрестить он вас тоже не может, потому что... — Дуг прикусил губы. Он не мог говорить о том, что у чернокожих, возможно, отсутствует душа.

— Я не знаю почему, — в конце концов, продолжил он. — Кроме того, закон запрещает, чтобы рабы вступали в брак друг с другом. Рабы считаются юридически недееспособными, как дети, и потому не имеют права заключать договоры. А поскольку брак является договором...

Тимми и Леония смотрели на него, ничего не понимая. Дуг задался вопросом, а как бы решила эту проблему Нора. Она всегда была такой прагматичной...

— Послушайте, вы просто возьмите еще одну курицу, — сказал он рабам, — и отнесите ее Квадво. Я уверен, что при достаточном количестве кур он сможет вызвать вам любой дух.

— И это будет действительным? — с сомнением в голосе спросила Леония.

Она была уже не такой молодой — Каскарилла Гардене являлась уже третьей плантацией, на которой она работала, после того как ее угнали в рабство в возрасте семнадцати лет. Дуг знал, что Нора много раз лечила ее. Возможно, сразу же после посещений баарм мадда.

Он подбадривающе кивнул ей.

— В Каскарилла Гардене это будет законно, — заверил он ее. — Я не буду разлучать тебя и Тимми, и, если ваш брак будет благословлен детьми, я даю вам слово, что никогда не продам вашего ребенка.

Через год в Каскарилла Гардене появилось трое новорожденных малышей.

Много детей бегало также и по улицам Нэнни-Тауна, однако там не было знахарок. Грэнни Нэнни была почти единственной, кто понимал немного в лечении больных и мог помочь при родах, однако то, что она делала, не шло ни в какое сравнение со знаниями баарм мадда на плантациях. Нора вскоре заметила это, хотя, конечно, ни одна из черных женщин не доверилась бы белой. Однако у нее было достаточно времени, чтобы понаблюдать за женщинами, — в конце концов, Аквази сразу же после постройки забора и корчевания леса послал ее вместе с другими в поле. Тем самым мучения Норы в Нэнни-Тауне вступили в новую фазу, потому что женщины уже больше не ограничивались наблюдениями за ней и насмешками над ее неумелостью в таких повседневных вопросах, как плетение циновок. Теперь они в полную силу дали почувствовать белой женщине ее положение рабыни.

— Нам больше не нужно самим рубить сахарный тростник! — объявила прекрасная негритянка из племени ашанти, судя по всему, главная из молодых, еще не замужних женщин. — Для этого у нас есть рабыня!

Она со смехом сунула в руки Норы тупой мачете и указала на тростниковое поле, принадлежавшее поселению. В Нэнни-Тауне также выращивали сахарный тростник, пусть даже не в таких масштабах, как на рабовладельческих плантациях. Собственно, здесь он служил только для удовлетворения внутренних нужд в сахаре и алкоголе — причем Нэнни и Квао разумно контролировали процесс перегонки и раздавали жителям поселка весьма ограниченное количество спиртного. Большая часть полей Нэнни-Тауна служила для выращивания продуктов питания: ямса, маниока, зерновых культур и фруктов. Работа на этих полях по традиции являлась обязанностью женщин и была не слишком тяжелой, если привыкнуть к физическому труду при типичной для этой страны жаре и высокой влажности воздуха. Гордые мужчины из племени ашанти не были согласны помогать женщинам при сборе урожая. Последние, в свою очередь, перекладывали работу на плечи более молодых девушек. А те сейчас заставляли махать мачете Нору.