— Отвар действительно ужасно горький, но он хорошо помогает, — объяснила девушка.

Нора наполнила еще одну фляжку для Марии. Та тоже скривила лицо, когда несмело отпила отвар. Полностью переубедить ее не удалось, но, по крайней мере, она поверила, что Нора вряд ли будет пытаться отравить Мансу. Через полчаса ее лицо расслабилось, и она с недоверчивым видом улыбнулась Норе.

— Перестало! — ошеломленно сказала она. — Подействовало! Что ты хочешь иметь за травы, белая женщина? Толо берет мешок зерна или яйца.

Нора покачала головой.

— У меня достаточно зерна и кур, — сказала она.

На свадьбу Нэнни подарила Норе трех куриц — что касалось съестного, королева одарила обеих жен Аквази одинаково. Но мебель и одеяла, одежда и даже немного украшений достались только Маану.

— Однако я... Я буду действительно рада, если вы прекратите называть меня белой миссис или белой женщиной. Даже у англичан есть имена, вы об этом не знали? — Нора покраснела и сама упрекнула себя за это. — Меня зовут Нора.

Мария не осталась единственной пациенткой Норы. В последующие дни к ней стало обращаться все больше и больше жен маронов, поначалу с небольшими проблемами. Но все эти женщины были свободными от рождения. Освобожденные же рабы не доверяли белой знахарке, и Нора не могла обижаться на них за это. Эти люди должны были ненавидеть все, что хоть самым отдаленным образом напоминало им о времени, проведенном на плантациях. Настоящие мароны, наоборот, в принципе не отказывались общаться с белыми. Правда, они опасались нападения — Нора узнала от них, что губернатор за несколько лет до этого делал серьезные попытки захватить Нэнни-Таун. Но с другой стороны, они были рады тому, что белые торговцы приезжают сюда и меняют предметы домашнего обихода и незначительные предметы роскоши на плоды, выращенные на полях маронов. Белых женщин они до похищения Норы никогда не встречали, а теперь, когда казалось, что лед тронулся, они проявляли к ней больше любопытства, чем враждебности. Многие из них с большим удовольствием строили бы свою жизнь по образцу англичан в Кингстоне и Монтего-Бей, вместо того чтобы подражать африканскому стилю жизни, как Нэнни и большинство освобожденных рабов. Некоторые из решений королевы, как, например, позволение Аквази одновременно жениться сразу на двух женщинах, почти шокировали их. Многие из них были даже христианками или придерживались верований обеа с ярко выраженным христианским уклоном. Поэтому Нора не слишком удивилась, узнав, что Толо была их колдуньей-обеа.

— Мы еще иногда проводим церемонии, — в конце концов, призналась Мария своей новой подруге. — Однако Нэнни не хочет видеть это в деревне, а в лесу мы ночью боимся. Нэнни говорит, что лучше, когда королева сама также обеа. У ашанти так принято.

У ашанти женщины, казалось, вообще пользовались большой свободой и политическим весом. Нора удивилась, когда услышала, что в политике племени они имели почти равные права с мужчинами и даже участвовали в войнах, когда над их поселениями нависала угроза.

— Мы всегда должны были кричать и бросать камни, когда появлялись англичане, — рассказывала Мария. — Раньше нас мужчины всегда прятали, но сейчас сильное село, неприступное!

Это сложное слово знал каждый человек в Нэнни-Тауне — и у Норы каждый раз становилось тяжело на сердце, когда она слышала его. Неприступное. Было также маловероятно, чтобы внутри поселка произошло какое-то восстание или смена власти. Мароны по происхождению хотя и не всегда были согласны с решениями королевы и ее братьев, но умели ценить то, что Нэнни и Квао, Кудойе и Аккомпонг объединили свободных негров в боевые формирования. До того, как появились сестра и братья из племени ашанти, мароны жили небольшими группами, и им приходилось даже бродяжничать по округе. По большому счету и Марии, и всем остальным новый стиль жизни нравился больше.

— Зато Нэнни не делает нас рабами, — оправдательно сказала Мария после того, как немножко поругала королеву: ей не нравились африканские песни племени ашанти, и она не разделяла почитания Нэнни бога Ониамэ. — Когда Толо делает церемонию в лесу, Нэнни не запрещать, и когда мы молимся на ребенка Иисуса — тоже не запрещать, и не запрещать то, что делают мусульмане.

Что, собственно, делают мусульмане, никто толком не знал. Небольшая группа бывших рабов из Африки, большинство — из племени мандинго, постоянно держалась вместе и проводила свои собственные богослужения.

К радости Марии — а ей вменялось в обязанности ухаживать за одним из общих курятников, — для их обрядов кур не требовалось. Их женщины ни в чем не отличались от остальных, за исключением того, что не принимали участия в пикантной болтовне жен маронов о ночных достижениях их мужей. Зато имели обыкновение молиться пять раз на день и полностью прятать волосы под покрывалами или красиво завязанными тюрбанами. Нэнни терпела три или четыре такие семьи и пять-шесть одиноко живущих мужчин, которые привезли с собой свою веру из Африки и, несмотря на насильственные богослужения на плантациях и искушения жизнерадостных церемоний обеа, придерживались только ее. Однако Нэнни ценила мужчин-мусульман, которые никогда не напивались. Они несли сторожевую службу на большом удалении от поселка, и не было опасности, что они будут тайно варить пиво или даже гнать, что покрепче и потому проспят нападение белых людей.

Новые подруги Норы не уставали выражать ей сочувствие по поводу ее безрадостного существования в качестве второй жены Аквази, но сама Нора была этим очень даже довольна. Сейчас ее дела шли намного лучше, чем в первое время пребывания в Нэнни-Тауне. Она даже начала немного радоваться ребенку, который двигался у нее в животе, оживленно дрыгая ножками. Наверное, ему не помешало ни скудное питание матери в начале беременности, ни удары Аквази в живот. И Нора не боялась, что ребенок будет расти совершенно один. Все они, Мария и другие жены маронов, имели детей и, конечно, будут разрешать им играть с сыном Норы или с ее дочерью, хотя Аквази считал последнее невозможным. Он, казалось, никак не ожидал, что у него может быть наследница, а не наследник, что еще раз подтверждало слова Толо о том, что он думает и чувствует скорее как белый человек, а не как мужчина из племени ашанти. В конце концов, в этом племени женщина играла почти такую же роль, как и мужчина.

Аквази между тем уже имел «два железа в огне», как, улыбаясь, сказала Толо, когда однажды зашла к Норе поболтать. Через несколько месяцев после свадьбы Маану тоже забеременела и носила свой еще почти плоский живот, гордо выпятив его вперед, как будто сотворила нечто такое, чего до нее не удавалось ни одной женщине.

— Вы придете, когда будет рождаться мой ребенок? — испуганно спросила Нора старую женщину-обеа, когда та отправлялась в обратный путь в свое изгнание в джунглях.

Толо отрицательно покачала головой.

— Где там! Пока я сюда доберусь, ребенок уже давно родится. Ты здоровая и сильная женщина, и у тебя все хорошо получится. Да и Нэнни поможет...

«Притти Нэнни не особо помогла», — с горечью подумала Нора, но она все же надеялась, что Мария и ее новые подруги среди жен маронов, Елена и София, помогут ей. У всех троих уже были дети, и они, без сомнения, своевременно определят какие-либо осложнения, чтобы, если что, тут же послать Мансу за Толо.

И действительно, все прошло очень хорошо. У Норы были длительные схватки. Она от природы была очень изящной, и все у нее было узким, поэтому понадобилось некоторое время для того, чтобы родовой канал достаточно расширился. Но и ее ребенок был небольшим, и положение его было правильным. Через двенадцать болезненных, но вполне выносимых часов, в течение которых о Норе заботились Мария, Елена и София, в то время как Манса, всхлипывая, сидела в углу, — в руки Грэнни Нэнни выпала маленькая краснолицая девочка с черными волосами и светло-коричневой кожей.

— Добро пожаловать в этот мир, и пусть благословение бога Ониамэ и всех духов неба и земли сопровождают тебя! — с любовью поприветствовала малышку королева, вытерла ее и вложила Норе в руки. — Такой прекрасный ребенок, белая женщина, пусть он будет таким же сильным, как его отец, и таким же красивым, как его мать.