— Все нормально, все хорошо, мам, — Сара почувствовала, как слезы катятся по щекам, и провалилась сквозь бестелесные руки матери.

— Если бы я смогла все исправить...

— Нет, пожалуйста, не вини себя...

— Если бы я могла, я бы научила тебя всему, что знала, как сделала твоя бабушка с Мейридой. Но я не могу. Я не могу все исправить. Настал твой черед жить и быть счастливой. Сара, ты должна пережить это и жить своей жизнью. Ты поняла меня? Ты должна.

Сара снова и снова кивала. Она рыдала.

— Я постараюсь. Я постараюсь. Мам, ты с папой? Где он? Где ты?

— Я не могу сказать. Прости, — сказала Анна и встала, становясь все прозрачнее и прозрачнее, пока полностью не растворилась. — Прости меня, — последнее, что Сара услышала.

Сара села в постели, ошеломленная, пока, наконец, не почувствовала, как ощущение реальности снова возвращается к ней. Она схватила подушку и одеяло и пошла вниз. Она вышла из дома в сад, преследуемая Тенью.

Сара пошла в уголок матери и легла там, заворачиваясь в одеяло, словно в кокон. Она посмотрела на черное, облачное небо над ней. Ни одна звезда не светилась, луны не было видно. Стояла абсолютная тишина. Она закрыла глаза и тут же погрузилась в сон.

Проснулась с рассветом.

« Мне ничего не снилось », — такой была ее первая мысль.

Она села, вдыхая приятный запах маминых трав и сырой земли, и посмотрела на небо.

Я должна встретиться с ними лицом к лицу. Все зависит от меня. Никто не сделает это за меня, никто не поможет. Я должна пойти и сразиться с Кэти, даже если это будет последним, что я сделаю в жизни. И я знаю, что так и будет.

Слишком поздно переживать,

Слишком поздно говорить правду .

Сара приняла горячий душ, чтобы согреться после ночи в саду. Тень ходила вокруг нее. Она знала, что-то было ужасно неправильно и была напугана, как-то по-кошачьи наэлектризована.

Сегодня последний день моей жизни. Но я буду бороться. Я буду бороться. Не побегу, как овечка на убой. Я буду бороться до последнего вздоха.

Последний день этой безумной, проклятой жизни, которую мне подарили.

Подумать только, Анна выбрала такую жизнь. Она, должно быть, так сильно любила ее отца, что дала втянуть себя во все это.

Я мечтала о такой любви. Но у меня ее не будет. Я никогда не узнаю что такое любовь. Прямо как Ли, я умру до того, как начнется моя жизнь. Я скоро увижу их всех. Маму, папу, бабушку, Мейриду, Анджелу, Ли. Листка, если они уже убили его. Гарри, настоящего Гарри. Моего кузена.

Она подумала о Шоне — она едва могла называть его так, для нее он был Гарри — и это заставило ее почувствовать себя такой одинокой.

Поверить не могу, что он так со мной поступил. Она позволила себе представить, как он зовет ее, или входит в дверь, говоря, что это все ошибка, что это все большое недоразумение. Мысль о его лице, его голове, была словно ножом в сердце.

Но не произошло никакой ошибки, не было недоразумения. Его там не было.

Что случится, когда меня больше не будет? Что подумает тетя Джульетта, когда увидит вещи родителей — их оружие, магические принадлежности? Сара представить не могла ее реакцию. Она не могла представить ничью реакцию, глядя на все это. Джульетта подумает, что они все безумцы, что все это время она была права насчет ее отца, насчет Миднайтов. Что Анна не должна была с ними сближаться. Что, если Джульетта попробует чем-то воспользоваться? Что, если кто-то или что-то почувствует это и придет за Джульеттой и ее семьей? Сара не могла позволить этому случиться. Она должна предупредить Джульетту. Она должна уничтожить вещи родителей, прежде чем умрет.

Сара спрятала лицо в руках. Она не могла вынести и мысли о том, чтобы поджечь их вещи, похоронить их. Она не могла это сделать, не так. Она села у окна в гостиной со своим серебристым дневником и начала писать.

Сара написала все — о Миднайтах, о том, что делали родители, о своих снах. Она написала о Валайя и том, что они убили ее родителей и охотились за ней. Она также написала, что умрет от руки Кэти Дагган.

« Я знаю, что в это все сложно поверить. Просто посмотри на вещи в подвале и убедишься. Но не используй их, не делай ничего из того, что сказано в дневнике мамы. Сожги и закопай все это, быстро, в тот же день, когда прочтешь этот дневник. Я не хочу, чтобы они узнали о тебе, не хочу, чтобы они пришли за тобой, Тревором и девочками. Забудь о Миднайтах. Мне так жаль... »

Она завернула дневник в белую оберточную бумагу и положила на кофейном столике, прибавив записку: Джульетте от Сары.

Она сидела и ждала, пока придет ночь. Как только Сара увидела тени на болотах, она надела куртку и вышла на улицу. Вечер был таким холодным, но для нее это было сладко — морозный воздух в вечернем небе, потому что она собиралась все это оставить.

Она начала идти. Знала, что они скоро найдут ее.

Она немного побродила вокруг. Призрак самой себя возник на каждом углу — ребенок Сара, идущая по улице с мамой; на качелях детской площадки у ее старой школы; выходящая из спортивного центра после урока плавания с мокрыми волосами и маленьким розовым рюкзаком; в школьной форме на экскурсии в библиотеке с классом; со своей виолончелью в пурпурном чехле, ожидающая следующего поезда в город;болтающая с друзьями перед киосками.

И наконец, призрак, который она искала — маленькая девочка в красном пальто, сидящая на карусели, не зная, что за ней наблюдают, не зная, что смерть так близко, что могла бы задеть ее щеку холодными пальцами.

Все было неподвижным и темным в игровом парке. Вокруг никого, кроме пьяниц и полицейских машин. Ночной мир, который испугает большинство людей, но не ее. Мир, в котором жила она, был намного страшнее.

Она села на карусель рядом с маленькой девочкой. Семнадцатилетняя Сара и семилетняя Сара посмотрели друг на друга.

Так вот кем я стану?

Так вот кем я была?

Сара почувствовала непреодолимое желание коснуться черных волос девочки, обнять и защитить от всего, что грядет. Спасти ее от всего, что произойдет, спасти от своих снов.

Они посмотрели в глаза друг другу и снова стали едины. Маленькая девочка заняла свое место внутри юной женщины, она спряталась, но все еще там была.

Саре не пришлось долго ждать. Скоро Ноктюрн принял форму — тьма на фоне реки. Он держал кого-то за руку — Листка — побитого и в синяках, но все еще живого.

Сара вскочила на ноги.

Он жив. Листок жив.

Тогда Кэти вышла из темноты — уверенная, улыбающаяся и приветливая, словно на одном из своих концертов, на каком-то светском мероприятии. Красивая, стройная, изящная.

— Готова, Сара?

— Я хочу, чтобы ты отпустила Листка.

— О, так вот как его зовут. Я так не думаю. Мы убьем тебя и оставим себе твоего друга.

Сара закрыла глаза и снова медленно открыла их. Она посмотрела в глаза Кэти. Кэти застонала и согнулась, держась за голову. Она видела два зеленых лезвия, порхающих перед глазами, режущих снова и снова.

Ноктюрн позволил Листку упасть на землю там, где он стоял — слишком ослабевшего и измученного, чтобы встать — и подбежал к Кэти. Он взял ее за плечи с невообразимой нежностью, поднимая ее и снова опуская, пряча от Сары.

Взгляд Миднайта, кажется, не повлиял на Ноктюрна. Сара знала, что у нее не было шансов, но не хотела просто ждать, пока Ноктюрн свернет ей шею. Тишина была оглушительной. Сара задавалась вопросом, куда подевались все звуки ночи: машины, совы, плеск реки. Она ничего не слышала, словно все замерло в ожидании.

Она посмотрела в красные глаза Ноктюрна. Он поднял руки — длинные, мускулистые руки, свисающие до коленей. Сара не отвернулась, не всхлипнула, не умоляла. Она стояла и смотрела на него. Она чувствовала, что они за ней наблюдали — Анна, Джеймс, Мораг, Мейрида, Гарри. Она чувствовала, что семья Миднайтов наблюдает, как убивают последнего из них, и она должна была выстоять с достоинством.