Старая Саломея величественно встала.
— Добро пожаловать, дорогая Мария. Входи.
Мария до бровей натянула платок, опустила голову и, не поднимая взгляда от земли, пересекла двор. Схватив за руки свою старшую подругу, она зарыдала.
— Большой грех плакать тебе, дитя мое, — промолвила старая Саломея, усадив Марию на кушетку и устроившись рядом. — Твой сын теперь в безопасности — он под крышей Господа.
Старый Зеведей услышал ее жалобы и, спустившись со своего возвышения, пошел утешить ее — он был неплохим человеком, если никто не вмешивался в его дела.
— Это все молодость, Мария, — заметил он, — все молодость. Не волнуйся, она проходит, молодость, да будет она благословенна, как вино. Но потом мы трезвеем и без сопротивления впрягаемся в свое ярмо. Твой сын тоже протрезвеет, Мария. Возьми, к примеру, моего сына, того самого, который стоит перед тобой, — он уже начинает трезветь, слава Тебе, Господи.
Иоанн покраснел, но ничего не сказал и пошел за водой и смоквами для гостей. А обе женщины, склонившись друг к другу, продолжали разговор о сыне, отторгнутом у матери Богом. Они говорили шепотом, чтобы мужчины не слышали их и не мешали их сладостной женской скорби.
— Он все время молится — так мне сказал твой сын, Саломея. Колени и локти у него в мозолях. Иоанн сказал, что он ничего не ест и тает прямо на глазах. Он уже видит крылья в воздухе. Он даже пить отказывается, чтобы лучше видеть ангелов. К чему это приведет, Саломея? Даже его дядя раввин не смог его вылечить, а подумай, сколько людей к нему приходило, и он всем помогал. Почему Бог проклял меня, Саломея, что я ему сделала? — Она упала головой на колени подруги и снова разрыдалась.
Вошел Иоанн с медной чашкой воды и несколькими смоквами.
— Не плачь, — промолвил он, кладя фрукты ей на колени. — Святое сияние исходит от лица твоего сына. Не все это видят, но я видел однажды ночью — как пламя охватило все его лицо, я даже испугался. Настоятель после того, как умер, каждую ночь являлся во сне старцу Аввакуму, держа за руку твоего сына, водя его по кельям и с улыбкой указывая на него людям. Наконец однажды ночью Аввакум поднял всех братьев, и они все вместе стали пытаться растолковать сон. Что хотел сказать им Иоахим? Почему он указывал на пришельца и улыбался? И позавчера, как раз в день моего ухода, Господь просветил их, и они разгадали сон. Усопший наказывал им сделать настоятелем твоего сына. Тут же все бросились, отыскали его, пали ему в ноги и сказали, что Господь хочет, чтобы он стал настоятелем. Но твой сын отказался. «Нет, нет, это не мой путь! Я не достоен, я ухожу», — ответил он им. В полдень я вышел из обители и слышал, как они оплакивали его отказ. Они даже собирались запереть его в келье и поставить стражу, чтобы он не сбежал.
— Поздравляю тебя, Мария, — расцвела Саломея, — ты — счастливая мать! Господь оплодотворил твое чрево, а ты и не догадывалась.
Но Мария, Божья избранница, лишь безутешно качала головой.
— Я не хочу, чтобы мой сын был святым, — причитала она. — Я хочу, чтобы он был как все, человеком. Я хочу, чтобы он женился и подарил мне внуков. Таков Божий путь.
— Это путь человеческий, — робко, словно стесняясь, возразил Иоанн. — Путь Бога другой, и твой сын следует ему.
Со стороны виноградников послышался взрыв хохота и возбужденные голоса. Два раскрасневшихся носильщика вбежали во двор.
— Плохие вести, хозяева, — закричали они, покатываясь от смеха. — Похоже, Магдалина восстала. Люди вооружились каменьями и охотятся за своей сиреной, чтобы убить ее.
— За какой сиреной, парни? — оборвав свой танец, закричали давильщики. — Марией Магдалиной, что ли?
— Конечно, Магдалиной, да благословит ее Господь! Нам рассказали погонщики мулов, проходившие мимо. Они сказали, что вчера, в субботу, головорез Варавва, оставив Назарет, объявился в Магдале.
— Еще один! — в ярости прорычал Зеведей. — Чума на него! Тоже твердит, что он зелот и спасет Израиль. Свиное рыло! Да сгинет он в преисподней, грязный разбойник!.. Ну так что?
— Ну он зашел вечером к Магдалине и увидел, что двор у нее битком набит. Эта отщепенка трудилась вовсю в святую субботу! Такого богохульства он не стерпел. Он выхватил из-под хитона нож, торговцы обнажили свои клинки, сбежались соседи, и в мгновение ока весь двор превратился в кровавую бойню. Двое наших были ранены, а купцы вскочили на своих верблюдов и только их и видели. Варавва выломал дверь, чтобы прикончить Магдалину. Но ее и след простыл — она незаметно ускользнула через заднюю дверь! Вся деревня бросилась на поиски, но вскоре стемнело, и ее не смогли найти. Утром они снова разбрелись во все стороны и напали на ее след — нашли отпечатки ног на песке, и, судя по ним, она направилась в Капернаум!
— Какая удача, парни? — воскликнул Филипп, облизывая свои полные губы. — Только ее не хватало нашему Царству Небесному. Да, мы позабыли о Еве, и вот взор наш будет услажден ее видом!
— Ее мельница открыта и по субботам, да благословит ее Господь, — добавил Нафанаил, глупо ухмыляясь в бороду.
Он вспомнил, как однажды накануне субботы он вымылся, надел чистую одежду, и тут-то искушение и схватило его за руку. Так рука об руку с бесом-искусителем он и отправился в Магдалу прямиком к Магдалине — да благословит ее Господь! Дело было зимой, работы было мало, и он пробыл у нее всю субботу. Он удовлетворенно улыбнулся. Можно сказать — большой грех, и вправду большой, но мы возлагаем свои надежды на Господа, а Господь милостив. Всю свою жизнь тихий, бедный, запуганный, неженатый Нафанаил просидел на скамеечке на перекрестке, делая деревянные башмаки односельчанам и сандалии на толстой подошве для пастухов. Что это за жизнь? И лишь раз в жизни, лишь в один бесценный ее миг он бросил все и насладился, как это положено мужчине, — хоть это и было в субботу! Господь поймет и простит…
— Неприятности, неприятности, — ворчал старый Зеведей. — Почему эти люди всегда должны скапливаться у меня во дворе? Сначала пророки, потом шлюхи, а теперь еще и Варавва — это уж слишком! А вы работайте! — повернулся он к давильщикам. — Давите виноград.
В доме же, при этих новостях, женщины переглянулись и, не говоря ни слова, опустили головы. Иуда бросил свой молоток, подошел к дверям и прислонился к косяку. Он все слышал, и все запечатлелось в его голове. До него донеслись голоса, и он увидел вдалеке облако пыли. Бежали мужчины, визжали женщины: «Лови ее! Лови!» — и прежде чем давильщики успели спрыгнуть с пресса или старый жмот слезть со своего возвышения, во двор, обессиленная и растерзанная, ворвалась Магдалина.
— Помогите! — прокричала она, вбежала в дом и упала к ногам старой Саломеи. — Помогите! Они идут!
Саломея, сжалившись над бедной грешницей, встала, закрыла окно и велела сыну задвинуть засов на двери.
— Садись на пол, — сказала она Магдалине. — Прячься!
Склонившись, Мария, жена Иосифа, вглядывалась в эту заблудшую овцу со смешанным чувством ужаса и сострадания. Лишь честные женщины знают, как горька и призрачна их честность, и ей было жаль Магдалину. Но в то же время грешное тело блудницы казалось ей диким зверем, грязным, зловещим и опасным. Это был тот самый зверь, который чуть не похитил ее сына, когда ему минуло двадцать, но тогда Иисус избежал соблазна. «Да, от этой женщины он спасся, — со вздохом подумала Мария, — а вот от Бога…»
— Что ты плачешь, дитя мое? — Саломея опустила свою руку на пылающую голову Магдалины.
— Я не хочу умирать, — ответила та. — Жизнь так хороша. Я не хочу умирать.
Мария, жена Иосифа, тоже протянула к ней руку — в ее душе не осталось ни страха, ни презрения к ней.
— Не бойся, Мария, — прикоснулась она к ней. — Господь защитит тебя, ты не умрешь.
— Откуда ты знаешь, Мария? — спросила Магдалина, и глаза ее блеснули.
— Господь дает нам время, Магдалина, время на покаяние, — уверенно ответила мать Иисуса.
В то время как женщины беседовали, обретая единство перед лицом своих страданий, крики на виноградниках: «Идут! Идут! Вот они!» — становились все громче. И не успел Зеведей пошевелиться, как в воротах показались огромные потные мужчины, и через порог переступил разгоряченный Варавва.
