Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В квартале, где селились работорговцы, он без труда разыскал двор хаммийского купца Муфаты, с ним Моэрт частенько имел дело, продавая ему либо неугодных графу людей, либо попавшихся в руки графской сотни разбойников или, наоборот, жертв самих разбойников. А несколько раз, наоборот, он заказывал и покупал живой товар для барона Бордана, любителя молоденьких темнокожих девушек. Для постельных утех бароны могли пользоваться любой девушкой из своих земель, но тех потом нужно было возвращать обратно, а с купленными Бордан мог делать все, что угодно. Что он и делал, доказательством тому были полтора десятка холмиков на заднем дворе баронского замка. Впрочем, кому — то из купленных удавалось остаться в живых. Свидетельством были несколько темнокожих кудрявых детишек, которых можно было видеть в замке. Бастарды — так о них отзывался барон.

Купец Муфата с радушием встретил Моэрта, низко поклонившись ему и беспрестанно щебеча о великой чести принять у себя такого знатного гостя. Моэрту было приятно слышать столь грубую лесть. Выпив кружку хорошего вина, которое Муфата специально держал для этих целей, Моэрт перешел к делу.

— Одиннадцать человек. Из семей графа, виконта, баронов. Дочка графа. Шестнадцать лет. Девственница. Смазливая.

Муфата утробно заурчал.

— О — о–о!..

— Продаю оптом. Семьдесят золотых.

— Его милость думает, что у бедного купца есть такие деньги?

— Такой товар не для бедного купца. За одну только графскую дочку ты вернешь все вложенное. И у тебя останется еще десять человек. Старшая графиня, тридцать пять лет, еще в соку. Виконтесса, та еще моложе, две баронессы, постарше, но тоже ничего. Две девушки, дочки баронов, двадцати и семнадцати лет. И четверо детей. Баронет шести лет, три девочки из баронских семей, двенадцати, десяти и четырех лет.

Муфата продолжал вожделенно урчать.

— Впрочем, если ты и в самом деле бедный купец, то мне следует поискать тех, у кого есть деньги.

— Не надо. Но мне надо посмотреть на товар. И… семьдесят золотых это слишком много.

— Товар в замке.

Прибыв в замок Моэрт и Муфата спустились в подвал. Стражник открыл дверь самой большой графской камеры. Внутри на грязной соломе лежали бывшие аристократы Лоэрна.

— Всем встать! — В руках оказавшегося рядом тюремного надсмотрщика сверкнула плеть.

Пленники зашевелились и с трудом начали подниматься.

— Э — э–э, ваша милость, какие же это молодые, — вскрикнул Муфата, показывая на двух старых женщин, стоявших среди пленных.

— А я их тебе и не предлагаю. Ты посчитай. Должно быть одиннадцать человек. Эти две лишние. Они пойдут в качестве уплаты налога храмовникам.

— Ай — ай, тысяча извинений, господин. И где здесь та жемчужина.

— Вот та, третья слева.

— Муфата возбужденно подскочил к молоденькой девушке, испуганно смотрящей на вошедших, зацокал языком, затем протянул слегка подрагивающие руки к грудям девушки. Та отшатнулась назад и громко закричала:

— Мама!

Стоящая рядом еще молодая женщина попыталась встать на пути хаммийца, но к ней бросился надсмотрщик, намереваясь ударить плетью.

— Назад! — приказал Моэрт и надсмотрщик повернул вспять. Муфата уже успокоился и, повернувшись к Моэрту, хрипло сказал:

— Сорок пять!

— За одну? — усмехнулся ближник графа.

— Но это еще сырой товар. Кого — то придется попортить, а это убытки.

Моэрт рассмеялся.

— Здесь только один мальчишка. Да и то, если ты захочешь его кастрировать, то умирает лишь один из трех. Зато ценность товара возрастает вдвое. Или втрое. Я это знаю. Семьдесят!

— Ваша милость, а если они наложат на себя руки? Я разорюсь. Пятьдесят!

— О ценном товаре следует заботиться. Не оставлять без присмотра. Шестьдесят пять!

— Климат в Хаммие очень жаркий. А эти все бледные, не привыкшие к нашему солнцу. Опять же тяжелый путь через пустыню. Пятьдесят пять!

— Белый плотный тент над парой повозок и побольше воды впрок. Все это стоит несколько лишних медянок. Но учитывая наше давнее знакомство, называю последнюю цифру. Шестьдесят. Или соглашаешься или я предлагаю товар Ираиму.

— Согласен. Но много ли я заработаю?

— Заработаешь. И прилично заработаешь. Если не возьмешь вдвойне, то я буду считать тебя самым плохим купцом в Хаммие.

— Этих крепко связать и не спускать с них глаз, — приказал Моэрт надсмотрщику. — А двух старух отведите к мальчишкам.

— А что за мальчишки, мой благодетель?

— Три очень юных баронета, маленький виконт, — Моэрт с насмешкой смотрел на Муфату, стремясь его подзадорить, и это получилось.

— О, господин! А они продаются?

— Хочешь тоже купить?

— О, господин, вы как всегда прозорливы!

— Но ты же говорил, что денег у тебя мало. Шестьдесят золотых ты уже сторговал.

— О, мой повелитель! Я мог бы занять денег в долг. И даже уже буду занимать, потому как у меня нет с собой шестидесяти золотых. Возможно, даже придется кого — нибудь перепродать прямо здесь.

— Хочешь взглянуть на мальчишек?

— О, да, мой господин.

— Эй, отведи старух к мальчишкам.

Подойдя к другой камере, стражник открыл дверь и втолкнул туда двух пожилых женщин, Муфата вошел следом, глаза его алчно горели.

— О!.. Это и есть виконт? — работорговец указал на худенького русоволосого мальчика.

— Да, сын виконта Чавила. Слышал о таком?

— Да, господин. Сколько вы хотите?

— Они не продаются.

— Господин, за этого я дам семь золотых!

— Вот как? Бьюсь об заклад, ты уже имеешь заказчика, который заплатит не меньше двадцати.

— От вас нельзя ничего скрыть, ваша милость. Есть, есть такой, он как раз хочет худенького и светленького, но с титулом.

— Бедный твой заказчик, но ему придется обойтись простолюдинами. Эти мальчишки не продаются. Приказ графа. И я его никогда не нарушу, — ответил Моэрт, выходя из камеры. — Старух тоже связать и следить! — бросил он через плечо стражнику.

— Но почему, мой господин?

— Они тоже пойдут храмовникам.

— Такой ценный товар отдать на закланье? Поменяйте их на других. Я вам пришлю сегодня же похожих!

— Нет. Эти пойдут в храмы.

— Маленького виконта жалко, — не отставал работорговец. — Такой хорошенький, и оркам в пищу! Я вам достану несколько светленьких и худеньких, его возраста, простолюдинов. Они дешево стоят. Отдайте их храмовникам.

— Нет. И больше разговора не будет.

Когда уже стало смеркаться, из двора замка выехало две подводы, что приехали в Тарен из Лоэрна. Их охраняли все те же десять солдат. Но вместо Моэрта с ними ехал Муфата, только что расставшийся с шестьюдесятью золотыми. Но он совсем не переживал, а был весел и радостно возбужден. А Моэрт, положив, тяжелый мешок с золотом в укромное место, наконец — то принял освежающую ванну. Его уже ждал кувшин хорошего вина и мягкая постель. А завтра предстояла поездка в селение храмовников.

Утром следующего дня, когда солнце уже встало довольно высоко, и солнце начинало припекать, из ворот замка выехала повозка в сопровождении одиннадцати всадников. Конечно, лучше было выехать на рассвете, при утренней прохладе, но Моэрт попросту проспал, расслабившись после вчерашней весьма успешной сделки. Правда, золото поступит в казну графа, но и ему перепадет шесть золотых. Теперь оставалась последняя часть задания — отвезти последних шестерых пленников храмовникам. По прикидкам Моэрта он успеет это сделать еще до заката, к тому же устроив часовой привал в самый разгар жаркого дня. А на обратном пути, когда не нужно следить за пленниками, можно остановиться на ночь и в придорожной гостинице, благо здесь есть как раз такая вполне ему подходящая. И племянница хозяина трактира не откажется провести с ним предстоящую ночь.

Лайс лежал со связанными за спиной руками и смотрел в потолок повозки. Сегодня он даже не обращал внимания на боль в стертых до крови запястьях. Он ведь не глухой, да и другие мальчишки прекрасно слышали последние слова этого негодяя Моэрта, которые он сказал работорговцу, выходя из их камеры. Их везут оркам — храмовникам, а те передадут своим жрецам для совершения обряда жертвоприношения. Еще недавно это его не касалось и он, когда речь заходила о жертвоприношениях, даже не задумывался об этом. Ну, жертвоприношения, они существуют в Атлантисе, но это где — то далеко и не имеет к нему никакого отношения. А теперь он скоро узнает все это сам. Ему перережут горло. Или сбросят в раскаленную пасть медной статуи, и он живьем сгорит. И ничего сделать уже нельзя. Вязать они умеют. Но даже если и удалось бы сбросить веревки, разве сбежишь от десяти солдат на лошадях? А если кинуться на одного из них? Гибель от меча — благородная гибель. Но и этого не будет. Солдат даже меч не будет обнажать. Просто его оглушит. И тогда снова путь к ужасной и позорной смерти. Смерть. Значит, так и не удастся отомстить за убийство отца, рабство матери и Тирта. И никто не продолжит их род.

44
{"b":"220140","o":1}