А ведь так все удачно начиналось. Тщательно подготовленное бегство из обреченного города началось на первых ступеньках лестницы, ведущей в глубокое подземелье, что раскинулось под королевским замком. Подземный ход вел к незаметному выходу далеко за пределами городской стены. Выход хоть и был незаметным, но про него знало слишком много людей. Пять или даже шесть. Разве это много? Для него, Пургеса Первого, слишком много. Поэтому он никак не мог поставить на кон капризам судьбы свою жизнь, рассчитывая, что никто не проболтается или, что еще хуже, не решит предать.

А предать могли все, он в этом никогда не сомневался. Впрочем, таких вот явных или просто потенциальных предателей он всегда привечал и приближал к своей особе, впрочем, всегда держа их на некотором расстоянии от себя. Привечал, потому что каждый из них постоянно доносил на других близких к королю людей. На этом, собственно, и строилась его власть. Приближай, не доверяй, разделяй и удачно властвуй.

И вот теперь, когда враг бьет из своих ужасных каноне по городу, он, не доверяя никому, бежал из столицы в одиночку. Барона Чарвена, командира королевской стражи, он обнадежил тем, что доверил ему сопровождать себя при бегстве из города. И тот, конечно, поверил. А когда мысли барона стали вертеться около будущих своих перспектив, король на прощание как бы невзначай бросил:

— Завтра, как только начнет темнеть, откроешь все двери в подземелье. Ведь иначе королю не выйти из города. И чтобы никого там не было!

Собственно, именно из — за этой фразы он и затеял весь разговор с Чарвеном. Во — первых, дал тому возможность сообщить ларцам о предполагаемом побеге короля через подземный ход, выведя их на королевского двойника, а во — вторых объяснил причину, почему следует открыть все двери, ведущие в подземелье. Чарвен уверовал, что через подземный ход уйдет двойник короля. Правильно, кстати, уверовал. Так и было. Только командир королевских стражников не знал, что из подземелья есть и второй выход за городскую стену. Первый, ему известный, шел на юго — запад, а второй, о котором знал только король, вел на юго — восток от столицы. А раз все двери оказались не только открыты, но и остались без охраны, одинокой маленькой фигурке, одетой в одежду простого горожанина, удалось проскользнуть в подземелье незамеченной.

Дальше было уже проще. Второй выход из подземелья выводил в густой лес, росший в версте от городской стены. Потом следовало дождаться рассвета, оглядеться и, оставаясь незаметным, идти дальше на юго — восток, удаляясь от города. Чтобы не заблудиться и взять правильное направление на всем пути следования на деревьях были сделаны зарубки. Делались они давно, еще при живом короле Френдиге.

Когда граф Тарен короновался, взойдя на престол под именем Пургеса Первого, он уже не мог появиться в этом лесу для проверки наличия зарубок без опасения, что раскроется давно подготавливаемый им путь бегства из Лоэрна. Впрочем, что могло заставить исчезнуть хорошо высеченные на стволах деревьев зарубки? Лесной пожар? На этот случай Пургес специально держал поблизости несколько застав по тушению пожаров, объяснив, что хороший старый лес нужно сохранять.

От пожара сохранили, а вот от порубки — нет. Кто же мог подумать, что найдутся люди, посмевшие пустить под топор самые лучшие и крепкие деревья? Но — посмели, еще как посмели, оставив на пути бегства короля лишь пни. При старом короле за такое виновных вешали не раздумывая. Сейчас все изменилось. Не сам ли Пургес установил новые порядки, когда было запрещено практически все, но за деньги все запреты легко обходились? Вот и в этом случае, какой — то предприимчивый делец, не иначе хаммиец, заплатил чиновнику, ведавшему королевскими лесами, и спокойно порубил вековые деревья на дрова или на бревна, заработав на их продаже хорошенькую сумму денег.

Делец заработал, чиновник стал еще богаче, а король лишился ориентиров направления своего бегства. Вот теперь приходится плутать в поисках нужной ему лесной просеки, в самом конце которой чуть в стороне находится неприметная лесная сторожка, а еще чуть дальше вырытая под землей землянка, в которой Пургес должен был отсидеться, пока вокруг не станет безопасно. А уж потом можно выходить на южный тракт, купить коня и примкнув к какому — нибудь купеческому каравану, исчезнуть из Лоэрна окончательно.

А пока королю приходилось плутать, ночуя на деревьях, опасаясь лесных зверей. Но какой сон может быть в таких условиях? Вот и сейчас, проснувшись от какого — то шума, Пургес выпрямил затекшую спину и начал спускаться на землю. Уже светало и надо идти дальше, пока жажда совсем его не одолела. Вероятно, именно по этой причине он и утратил бдительность, напоровшись на нескольких людей, идущих через лес.

— Ха! Ламинт, гляди, мясо! Удачно день начинается.

Пургес попятился, но тут же остановился, увидев, как двое из пяти незнакомцев поднимают луки с наложенными стрелами.

— Куда?! Стой, голубчик. Ты кто такой?

— Геркусий, так меня зовут. Из города я. Бегу.

— И куда бежишь, Геркусий?

— Подальше, город окружили вражеские солдаты, а я не успел вернуться до закрытия ворот. А те к штурму готовились, вот я и пошел оттуда подальше. У вас воды не будет, господа?

— Господа? А что, правильно: господа! Мы теперь господа. Для тебя, Геркусий. Ламинт, а он еще не старый. В самый раз.

— Вы про что?

— Давай, Геркусий, поворачивайся спиной, руки тебе будем вязать, а потом воды дадим. Дорога дальняя нам с тобой предстоит. Почти до самого Сейкура. А вот там и расстанемся. Мы — обратно, а тебе дальше.

— Куда?

— В Хаммий, Геркусий. В рабство.

— Э — эй, вы что, серьезно?

— Серьезней некуда, — отвечал высокий бородач, заканчивая вязать Пургесу руки. Потом он стал обыскивать пленника и вытащил из — за пояса кожаный мешочек, в котором что — то позвякивало.

— Глядите, золото! Сорок монет! Откуда у тебя такие деньги, Геркусий?

Пургес стоял, периодически открывая рот, не зная, что ответить.

— В молчанку играет, — сказал бородач, которого называли Ламинтом и который, судя по всему, был здесь главным.

— Может, подпалить ему пятки, Ламинт? Чую я, что у этого Геркусия еще есть денежки.

— Точно! Пока все не выдаст, пытать нещадно.

Пургес, уже собравшийся назваться бароном и предложить за свой выкуп десять, а то и двадцать золотых, дернулся. Он понял, что предложение выкупа ему не поможет, а только раззадорит бандитов. Его просто замучают, вызнав все места, по которым он распихал свои деньги. А это было целое состояние.

— Господа, эти деньги не мои, а… моего хозяина. Я на него работаю, и должен был их привезти в город. Сами посудите, разве я похож на богача?

— Хм. Действительно, чуть ли не оборванец. Что с такого взять?

Несколько ночей, проведенных на деревьях и регулярное путешествие через густой лес, превратили добротную одежду горожанина в неприглядное зрелище. Еще пока не оборванец, но скоро им будет.

— Взять, не взять, а попытаться стоит. Жечь пятки!

— Не спеши, Ритор. Прижжешь, а потом сам его на себе потащишь? Все равно с него больше ничего не возьмешь.

Пургес лихорадочно думал. Сейчас его поведут на юг, а там продадут в Хаммий. Если он признается, что король и пообещает им хорошие деньги, отпустят его? Или захотят пытать? Нет, пытать короля не будут, какими бы бесшабашными бандитами они не были, но короля трогать поостерегутся. И в Хаммий продать не посмеют. Он же король! Пургес уже решился открыться, но следующие слова бандитов окатили его ледяным ужасом.

— Эх, жаль, что не король. За него твой зять двести золотых обещает, а, Ламинт? Двести золотых, сам слышал вчера глашатая.

— Не иначе твой зятек Ксандр сам хочет лоэрнскую корону надеть. Тогда твоя дочурка будет королевой!

— Хватит об этом. Пора идти. — Ламинт прекратил разговоры и подтолкнул Пургеса в сторону предстоящего движения.

Пленник, кажется, понял, кто эти люди. Он слышал историю, что Ксандр взял в жены дочь какого — то лесного разбойника. Сам же разбойник вместе со своими подручными исчез, растворившись в лесах к западу или юго — западу от Каркела. Получается, что этот главарь, называемый Ламинтом, и есть тот самый разбойник, тесть графа Ксандра. А Ксандр, к тому же, объявил за его голову награду — двести золотых. И сам, похоже, собирается короноваться.