– Вы дали страшную аттестацию тоталитарному режиму. Управление по борьбе с экстремизмом прекратит всяческое преследование господина Разгона, вернёт ему ошибочно изъятый товар. Что касается правозащитников из Фольксштурма…

Тут он посмотрел на своего начальника. Цыплаков расслабленно промурлыкал:

– Если будут представлены доказательства, что они не представляют угрозу для общества… считаю целесообразным выпустить их… под подписку о невыезде.

Напряжение, которое было в начале встречи, заметно уменьшилось. Пошёл елей. Получив обещание исполнения своих просьб, правозащитница всем своим видом дала понять, что её обуревает мистическое чувство восторга и благодарности, в свою очередь начальник УВД был просто переполнен добротой и сентименатльностью.

– Мы сделаем всё возможное, чтобы хорошо выглядеть в глазах людей, а также геев, блоггеров и журналистов.

Стороны пожелали друг другу всего наилучшего. Оставалось только всем обняться, обливаясь слезами радости. Выйдя в коридор, Зайцев и Пышный раскланялись с правозащитницей, после чего уединились у окна.

– В задании примут участие собранная нами группа… 8-10 человек… москвичи… без которых, увы, никак… – тут Зайцев поморщился. – А эти двое, Радько и Блайвас, должны обеспечить…

– Обеспечат, товарищ полковник, – твердо сказал Пышный. – Я их крепко взял за жабры. В случае провала я сдам Коршунову все их махинации, и он им отрежет голову.

Зайцев испуганно посмотрел в сторону приёмной.

– У нас не может быть провала.

– Вы мне навяливаете Смирнова. Но он слабак, я бы с таким в разведку не пошёл.

Зайцев всплеснул руками:

– Мне его рекомендовали коллеги… из другого города, и я не могу им отказать. Если его под-тренировать? Сделать строгое внушение?

– «Если»? А если у бабушки вырастет хуй, то это будет не бабушка, а дедушка!

– Но ответственность за конечный результат на тебе, Юрий Иваныч, поэтому не обессудь…

Пышный задумчиво посмотрел в окно.

– Если без Смирнова… за остальных я уверен. Сделаем.

Зайцев торопливо сунул узкую сухую руку в широкую лапу Пышного для прощального рукопожатия:

– Вот и чудненько! Считай, трешка на Петроградке и кресло начальника Управления «Э» уже в твоих руках!

И заместитель начальника УВД быстро зашагал прочь по коридору.

От природы беспокойный и добросовестный ум Смирнова под влиянием разговора с Разгоном стал подозрителен и тревожен. И опасения подтвердились: то, что час назад казалось странным бредом, вдруг обернулось правдой. Когда Смирнов приехал в Управление, на него налетел Пышный и потащил в свой кабинет. Там, заперевшись, усадил на стул, сам сел напротив и по-отечески сказал:

– Ну что, сынок, вот и на нашей улице перевернулся грузовик с пряниками…

Выдержав эффектную паузу, майор продолжил:

– Завтра… мы поедем с тобой уничтожать группу фашистов… они будут вооружённо сопротивляться… но мы их, понятно дело…

Взявшись двумя руками за воображаемый пулемёт, Пышный сделал вид, будто строчит по врагам.

– Дыдыщ… дыдыщ!

– В смысле?

Проигнорировав вопрос, Пышный продолжил:

– За это тебе обламывается двуха на проспекте Ветеранов, повышение в должности… ну и со всеми вытекающими.

Глядя на недоумевающее лицо лейтенанта, приподнявшего плечи к ушам и выражающего ртом безмерное удивление, Пышный сказал: «Ай, стервец, молчал про свои коны на самом верху. Надо же, тихушник, кто бы мог подумать?!» Смирнова прорвало:

– Да о чем вы, Юрий Иванович?!

Пышный осклабился:

– Да ладно тебе, это яʹ у тебя должен всё выспросить.

Они молча разглядывали друг друга. Открытый и приветливый взгляд майора Пышного как бы говорил о том, что он и в своем милицейском мундире сохраняет жизненную теплоту и душевную проникновенность. Постепенно до Смирнова стал доходить смысл сказанного. Пышный же никак не мог понять, притворяется лейтенант или на самом деле ничего не знает.

– Вот что, Коля-Николай: замначальника УВД полковник Зайцев назвал тебя в числе бойцов, которые завтра поедут во главе меня брать Фольксштурм… известный тебе.

– Во главе вас?! Фольксштурм?!

Пышный кивнул. Смирнов был как в столбняке и с видимым усилием покосился в сторону двери.

– А как же Гамлет?

– Гамлет ни при делах. После завтрашней операции здесь в Управлении будет всё по-другому. Совсем другой расклад.

Видя непонимание и какое-то странное новое выражение на лице лейтенанта, майор Пышный поднялся во весь свой могучий рост.

– Ну-ка сынок – ты что задумал?

Учитывая разные нехорошие слухи, ходившие вокруг Пышного, Смирнов ничуть не удивился, что это грязное дело доверили именно ему. В данный момент лейтенант недоумевал: какими же связями обладает Разгон, если оказался в курсе сверхсекретной операции!

Массивная медвежья фигура нависала над Смирновым. Внезапно по спине пробежал холодок: он вспомнил Марианну. Если посмотреть на ситуацию под другим углом… Марианна… уничтожение главаря Фольксштурма… квартира… повышение…

Он поднялся и хотел пройти к двери, но Пышный загородил собой проход.

– Сядь! – рявкнул он и впечатал Смирнова обратно в стул. – Да ты что… после ТАКИХ предложений… своими ногами ты отсюда уже не выйдешь.

Шутки закончились. Смирнов понял: надо что-то говорить, но не мог. Он собирался сказать «Да!», но при взгляде на лицо коновала Пышного слова застряли в горле. Бледный, с трясущимися руками Смирнов оказался неготов ни согласиться, ни что-то соврать, ни ответить отказом, ни выразить сомнения.

– Э-э-э… да ты полная вафля! – протянул Пышный. – Лягушачьи потроха! Я только не понимаю, почему на тебя указал Зайцев – как на серьёзного парня. Я прямо сказал ему, что не готов идти с тобой в разведку, и вижу, что оказался прав.

Смирнов выглядел так, словно на него вылили ведро помоев. Весь вид его говорил о его бессилии, дряблости, грязной раздвоенности. Пышный протиснулся в проход между двумя столами. Казалось, его фигура заполняет собой весь объём тесного кабинета. Глядя в окно, он заговорил скорее сам с собой, нежели со Смирновым, который уже как бы и не существовал:

– Я хуй его знаю, чтоʹ с тобой делать. Доложу Зайцеву, пусть решает. Но с этой минуты за твою жизнь никто не ручается. Может, ты сейчас сможешь выйти из Управления, а что дальше… Это государственная тайна, ты не можешь так просто носить её…

«Полная вафля… Лягушачьи потроха…» – лейтенант Смирнов посмотрел на Пышного с той особой ненавистью, которая рождается болью от справедливого упрёка и подозрения. Не помня себя от охватившего ужаса, он на полусогнутых ногах прошмыгнул мимо облеченного неожиданно высокими полномочиями майора, одеревенелыми руками отпер замок и выскользнул за дверь. Из Управления, действительно, лейтенант вышел без проблем.

На улице он немного подуспокоился. Больше часа он бродил по маршруту: Клинский проспект, Серпуховская улица, Обводный Канал, Рузовская… и по прилегающим переулкам и улицам. Его сердце учащенно билось, в ушах звенело, глаза заволакивал туман, и всё окружающее принимало тусклый оттенок. Его переполняла ненависть к Андрею Разгону, обставившему его по полной программе. Его душила не столько эта ненависть, сколько осознание собственной ничтожности, которую майор Пышный так проницательно разглядел.

Желание во что бы то ни стало навредить Разгону погнало Смирнова обратно в Управление. Стены родного учреждения показались чужими. Знакомые лица улыбались ему, но Смирнов уже знал, что видит их последний раз. Он попросил подвернувшихся коллег помочь перетащить ящики и договорился с водителем перевезти конфискованный товар.

– Приказ начальства, всё в порядке! – соврал он. – Куда везти? На Апрашку!

Ни Гамлета, ни Пышного в этот момент в Управлении не было, и Смирнов, рискуя быть застуканным и уличенным в банальном воровстве, испуганно грузил ящики с чужим товаром в милицейский микроавтобус, чтобы спрятать на складе знакомого барыги на Апраксином рынке. Настала егоʹ очередь выхватывать нож из рукава.