— В этом есть смысл, — соглашается она. — Но почему ты не поговоришь с Джеймсом? 

— О Нейтане? 

— Нет, о твоих сомнениях относительно него. О сообщении. О том, что оно по-прежнему тебя беспокоит. 

— Может, ты и права. 

— Почему ты такая упрямая? 

Потому что не верю, что он будет честен. Однако Хлое в этом не признаюсь. Никто не любит расписываться в недоверии своему бойфренду. Вместо этого я отвечаю: 

— Я не упрямая. Мне просто нужно хорошенько подумать, вот и все. 

Мы с Хлоей подруги, но все-таки недостаточно близки, чтобы рассказывать друг другу абсолютно все. Настолько я никому не доверяю. Даже Молли. Осознание этого факта заставляет меня почувствовать себя крайне одинокой. 

На следующее утро звоню Нейтану, и он сразу же берет трубку. 

— Привет, я как раз только что закончил всю запланированную на день работу по дому, — мурлычет он. — Давай, поведай мне об Испании. Во всех кровавых подробностях. 

— Это была катастрофа. — Я описываю поездку, и он внимательно слушает. 

— И когда возвращается Джеймс? 

— Завтра. Кстати, открытие бара прошло достаточно неплохо, и начальство не поскупилось на хорошие премиальные, так что все не так уж и печально. А у тебя как дела? Как провел неделю? 

— Ну как, в четверг был мой день рождения… 

— Правда? О, с днем рождения! Жаль, что я не знала, а то отправила бы тебе открытку. 

— Все нормально, — смеется Нейтан. — У тебя даже адреса моего нет. 

Так, значит, он по гороскопу Близнецы. Для Весов типа меня — идеально совместимый знак. 

— И как отметил? 

— Сначала немного выпили с ребятами с работы, а потом я поехал к Сэму и Молли. 

— Как они там? — спрашиваю я. 

— Хорошо. Хотя несколько заняты со своим пансионом. Молли даже пришлось урезать часы работы в магазине. А как ты поживаешь? Чем займешься сегодня? 

— Могу погулять в Риджентс-парке. А может, пройдусь по Мэрилебон-Хай-стрит, куплю себе что-нибудь. 

— Звучит неплохо. 

— Ага, — улыбаюсь я. — Когда ты приедешь, чтобы все увидеть самому? 

Он тихо смеется, и я внезапно осознаю, что затаила дыхание в ожидании его ответа. 

— Боюсь, еще нескоро. Нужно закончить дом, над которым сейчас тружусь, а он будет посложнее предыдущего. Плюс работы на самом деле много. 

— Довольно честно, — грустно подытоживаю я. — А у тебя есть для меня какая-нибудь шутка? 

— Как ты догадалась? 

— Ну давай же, — тороплю я. 

— Ладно. Через мост идут англичанин, австралиец и ирландец. Посреди моста они решают, что пора перекусить, садятся и открывают свои ланч-боксы. Англичанин достает сандвич и начинает возмущаться: «Боже праведный! Опять сандвич с ростбифом! Еще раз будет ростбиф, и, клянусь, я сброшусь с моста!». Австралиец достает свой сандвич: «Черт! Опять сандвич с кенгуриной отбивной! Еще раз будет кенгурятина — брошусь с моста!». Ирландец: «Боже мой, черт тебя дери! Опять сыр и соус! Если еще раз у меня в сандвиче будет сыр и соус — я брошусь с моста!». 

— Эй, — прерываю я. — Мой отец ирландец. 

— Подожди, — просит Нейтан. — Так вот, на следующий день та же троица идет через тот же мост и в том же месте в то же время решает перекусить. Англичанин достает свой ланч-бокс, видит свой сандвич и с криком: «Опять ростбиф, я больше не могу!» бросается с моста. Австралиец повторяет те же действия и, почуяв запах кенгурятины, со страшными ругательствами следует за англичанином. Ирландец достает свой сандвич и, понося на чем свет стоит ирландскую кухню вообще и сыр с соусом в частности, прыгает с моста. Похороны. Сидят три вдовы. Англичанка: «Боже мой, мы с моим мужем двадцать лет прожили вместе, я каждое утро готовила ему сандвичи с ростбифом и даже не сомневалась, что он их любит, и тут такое... Боже мой, кто-бы мог подумать...». Австралийка: «Да мы с моим муженьком тридцать лет прожили, и в мыслях не было, чтобы такое... Ведь хвалил эту проклятую кенгурятину, друзьям нахваливал, и вдруг...». Ирландка: «Да мы с моим сорок лет прожили вместе. Каждое утро сам себе эти сандвичи готовил, дурень...». 

Складываюсь пополам от смеха. 

— Так что там с твоим отцом? — вдруг интересуется он. — Молли утверждает, что ты никогда о нем не рассказываешь. 

— Когда это ты разговаривал с Молли о моем отце? — Я захвачена врасплох. 

— Прости, не хотел любопытничать. Хотя нет, пожалуй, хотел. 

— Что ты хочешь знать? 

— Где он сейчас? — спрашивает Нейтан, и я понимаю, что не возражаю против его любопытства. Молли права. Я никогда не рассказывала об отце. Ни Молли, ни Джеймсу, никому. 

— В последний раз, когда я о нем слышала, он жил в Манчестере. Моя бабушка — его мать — всегда посылала мне открытки на день рождения и Рождество. Она умерла пару лет назад. Вот она-то мне и давала знать, где он и что с ним. Поскольку сам он никогда не утруждался… 

Впервые я отыскала отца, когда мама увезла меня назад в Англию. Подрастая, я всегда задавалась вопросами о нем и начала адресовать их маме, а она затруднялась ответить. Еще хуже стало, когда после долгих лет одинокой жизни со мной, она наконец нашла свое счастье с Терри и не имела ни малейшего желания оглядываться назад и воскрешать болезненное прошлое. Вот тогда и выяснилось, что мой отец алкоголик. Но я по-прежнему хотела с ним встретиться. В конце концов мама созвонилась с бабушкой в Дублине. Она и отец были единственными родственниками, оставшимися у меня по этой линии. Бабушка была безумно рада меня слышать, и вместе мы решили, что я приеду погостить к ней в Ирландию. Мы планировали сделать сюрприз моему отцу, жившему на соседней улице. 

Это было отвратительно. Отец был в запое и, когда мы вошли в его дом, заорал и кинул в нас книгой. В квартире смердело мочой, повсюду валялись вещи. Когда чуть позже я, вся в слезах, позвонила маме, она не могла подобрать слов. Она предупреждала, но я не слушала. Мама не сумела придумать, что сказать, чтобы меня успокоить. 

На следующий день бабушка вновь привела меня к отцу, пообещав, что по утрам он более-менее вменяем. Он действительно выглядел получше. Но ненамного. Он не хотел знать ничего обо мне и о том, как я живу. Не спрашивал про маму, а что-то бормотал в свой стакан с виски и неловко ерзал на стуле. Я приняла решение больше никогда с ним не видеться. 

С бабушкой я продолжала общаться. Но в ее доме мне тоже всегда было неуютно. Она была весьма привередлива и очевидно отвыкла от присутствия других людей в своем жилище. Я не знала, где мне присесть и как себя вести. В то время мне шел всего-то восемнадцатый год, и все это было для меня как-то слишком. Пару лет мы переписывались, но вскоре и письма перестали приходить, и мы просто обменивались ничего не значащими открытками. Когда она умерла, я не ездила на похороны. Последнее, чего я желала бы, — вновь встретиться с отцом. Сейчас жалею, что не поехала, и до сих пор терзаюсь муками совести. 

Я на самом деле никогда не говорила об этом Молли. Как раз во время моих визитов в Дублин погибли родители Сэма, и я не собиралась грузить друзей своими бедами. 

— Мне очень жаль, Люси, — тихо сочувствует Нейтан, когда я заканчиваю рассказ. 

— Спасибо. 

— Ты когда-нибудь задумывалась о… Нет, уверен, что тебе не хотелось. 

— Нет. Я и в самом деле не хочу больше встречаться с отцом. Если он по-прежнему пьет, как тогда, у меня нет на него времени. 

— Он женился еще раз? — спрашивает Нейтан. 

— Насколько я знаю, нет. Не думаю, что у меня есть сводные братья или сестры.

— Я просто поинтересовался. 

— Расскажи еще анекдот! — вдруг требую я. Нет желания продолжать разговор об отце. 

— Я больше не знаю, — печально отвечает Нейтан. 

— Правда? — изумляюсь я. — Выдохся, что ли? 

— Боюсь, что так. Ты можешь себе представить, что куда бы я ни шел и с кем бы ни встречался, я выспрашиваю у всех эти дурацкие шутки? 

— Серьезно? — вскрикиваю я. — Я тоже! 

Он смеется. 

— И что теперь? — хихикаю я. — Нашим отношениям конец?