Смотрю в иллюминатор, стараясь разглядеть Кастрюлю. Я время от времени пыталась найти ее часов пять как, но в конце концов сдалась. Должно быть, ее видно с другого борта самолета.

Мы приземляемся около половины шестого утра понедельника. Пока доберусь до дома, Джеймс, наверное, успеет уехать на работу.

Через час с четвертью силюсь затащить чемодан на экспресс до Пэддингтонского вокзала, и никто даже не вызывается мне помочь. Невольно вспоминаю, как Сэм закидывал мой багаж на кучу саженцев в своем пикапе, когда я приехала в Сидней. Кажется, это было так давно, хотя прошло всего две недели. 

Сэм с Молли уже наслаждаются медовым месяцем. Сейчас в Сиднее около шести вечера. Интересно, а что там делает Нейтан? Я до сих пор не перевела часы на лондонское время и не знаю, когда решусь. 

На вокзале стаскиваю чемодан с подножки вагона и качу его по перрону, оставляя позади других пассажиров. Стеклянный потолок в форме купола так грязен, что воздух кажется коричневым, но из выбитой створки все же пробиваются лучи света. Замечательный зимний день. 

Вообще-то, соображаю я, на календаре март, и, формально говоря, уже весна.

Кладу чемодан на платформу и расстегиваю молнию. Достаю черное шерстяное зимнее пальто до колен и ухожу прочь от гула двигателей и кондукторских свистков к стоянке такси. Мы живем всего в пяти минутах езды отсюда, и все, чего я хочу — попасть домой и выпить чашечку чая. 

Предвкушение быстро проходит. На парковке в ожидании черных кэбов стоит длиннющая очередь — вот что значит прилетать в Лондон в час пик. 

Может, прогуляться? Синий указатель над головой дает знать, что до Мэрилебона всего километр с небольшим. Делов-то. Миную «Хилтон» с его долговязым швейцаром в цилиндре и фраке и устремляюсь в сквер, обсаженный высокими деревьями. Чемодан противно грохочет по неровному тротуару.

Солнце бьет прямо в глаза, и я почти ничего не вижу. Перехожу дорогу, вдруг из-за угла выскакивает скутер и, едва не задев меня и перепугав до чертиков, проносится мимо. Забавно, что здесь, в это время года, солнечные очки нужны мне больше, чем в жарком Сиднее на прошлой неделе.

Руки посинели от холода, и я жалею, что не взяла с собой перчатки. Морозный воздух обжигает ноздри, так что приходится дышать через рот, выдыхая белые клубы пара. Начинаю думать, что пешая прогулка была не такой уж и хорошей затеей. Оглядываюсь по сторонам в поисках такси, но вокруг нет ни одного. Над зданием из красного кирпича пролетает самолет, поднимаясь все выше в небо. Внезапно накатывает отчаяние.

Интересно, дома ли Джеймс? Зависит от того, назначено ли у него утреннее совещание. В каком-то смысле хочу, чтобы он уже ушел, дав мне время собраться с мыслями. Не уверена, что готова с ним встретиться. Или поговорить. Стоило бы позвонить ему и сказать, что прилетела, хотя я вообще-то еще даже не включила телефон после посадки.

Тут же приходит на ум, что Нейтан мог оставить мне сообщение. Останавливаюсь и, притопывая ногой в нетерпении, жду с минуту, пока оператор не извещает меня об одном оставленном голосовом сообщении. Но это просто Джеймс торопит меня домой, чтобы увидеться до ухода на работу. В расстроенных чувствах убираю мобильник в сумку. 

И вот наконец я на Мэрилебон-роуд. Жду у кромки тротуара, пока поток машин не замирает, перехожу дорогу, огибаю станцию метро «Мэрилебон» и иду к Дорсет-сквер. Тот всегда красиво выглядит, даже зимой, с голыми стволами, а летом вовсе божественен: весь в раскидистых деревьях и живых изгородях, везде зеленая трава и парковые скамейки. Но, к сожалению, он частный, и у нас нет ключей. Вспоминаю, как Джеймс привел меня сюда прошлым летом.

Мы только купили квартиру, и оба были так счастливы наконец получить свое жилье после долгих лет мыканья по съемным углам. Даже несмотря на то, что родители Джеймса довольно серьезно помогли деньгами, да и Терри с мамой выдали мне средства с моего счета, все равно казалось, что квартира только наша. Всего лишь маленькая захламленная двушка, но мы мечтали превратить ее в семейное гнездышко. Мы оформили сделку в среду, и хотя до выходных еще не успели окончательно переехать, решили взять спальники и переночевать там вместе. Было чертовски неудобно спать на полу без матрасов, но мы всю ночь хихикали после нескольких бокалов красного вина. В тот уик-энд стояла замечательная погода. Ясная июльская суббота с прохладным ветерком. Квартира была завалена коробками, а мы замучались таскать их на третий этаж по лестнице. Я предложила Джеймсу сбегать вниз и купить чего-нибудь в местном супермаркете. Он ушел и словно сквозь землю провалился. И только я начала обижаться, что негодяй отлынивает от работы, он позвонил и попросил спуститься. А говорил так самодовольно, что я решила, будто ему повстречался кто-то из друзей, но когда вышла на улицу и огляделась, Джеймса нигде не было видно. Мобильный снова зазвонил, и Джеймс попросил подойти к скверу. Я обнаружила проказника, со шкодливой физиономией стоящего за черным ограждением. 

— Джеймс, тебе туда нельзя! Это частная собственность! 

— Все в порядке, они меня пустили, — указал он на молодую пару, играющую с ребенком в другом конце сквера. 

Джеймс организовал пикник на траве. Он даже захватил с собой плед и бутылку игристого вина. 

Сейчас я смотрю на этот маленький сквер, где из-под земли робко пробиваются крохотные белые подснежники, и улыбаюсь, вспоминая, каким романтичным был тогда мой возлюбленный. Но меланхолия снова ядом просачивается в душу, и от улыбки не остается и следа. 

Не хочу быть здесь. Я хочу в милый сердцу Сидней. В жаркие объятия Нейтана. С трудом сдерживая щемящую боль в груди, пересекаю дорогу в направлении нашей улицы. 

Руки уже промерзли до костей, и я совсем замучилась. Наконец подходя к дому, не могу смириться с мыслью, что придется переть чемодан до квартиры по всем этим лестницам. И тут открывается входная дверь. 

— Люси! — вылетает из подъезда Джеймс. — Какая удача! Я как раз уходил. — Он заключает меня в жаркие объятия. — Не знал точно, в котором часу ты вернешься. Получила мое сообщение? 

— Ага… Я спешила, как могла. 

— Ты закоченела, — причитает он, растирая мои руки. — Постой, дай я затащу наверх твой багаж. 

— Я просто шла пешком от Пэддингтона! — не выдерживаю я, внезапно почувствовав, как отчаянно мне нужно, чтобы меня пожалели. 

— О, малышка, да ты, наверное, без сил! 

Джеймс вкатывает мой чемодан в подъезд и волочит по серому грязному ковру, заваленному кипами рекламных листовок. Я тащусь следом, отрешенно глядя на своего с иголочки одетого парня. 

Джеймс открывает замок и толкает дверь правым плечом, придерживая ее, пока я вхожу. Мы оба запыхались. Потом он крепко обнимает меня, на несколько секунд прижимая плотно к себе. Дыхание постепенно восстанавливается. Накатывает странное чувство, будто я неверна Нейтану. 

Наконец Джеймс отстраняется и осматривает меня изучающим взглядом. Такой стильный в своем сшитом на заказ черном костюме, белоснежной рубашке и галстуке в темно-синюю и бирюзовую полоски. 

— Ты изменился, — говорю я.

— Это из-за стрижки, — улыбается он. 

— А, правда. 

Замечаю, что его песочного цвета волосы стали немного короче. И не такие растрепанные. 

— Боже мой, выглядишь измученной, — отмечает он. — В самолете хоть поспала? 

Качаю головой, украдкой вспоминая, как провела почти весь полет от Сингапура без сна, слушая кассету Нейтана. 

— Иди-ка сюда и зацени… 

Шагаю за ним в гостиную. Все то же самое — черное и белое. 

— Ну? — нетерпеливо вопрошает Джеймс. Скольжу глазами слева направо, мимо черного кожаного дивана, на покупке которого он настоял, мимо стильного кофейного столика из белого акрила и газетницы в тон, пока наконец взгляд не падает на телевизор. Похоже, мы стали счастливыми обладателями плазмы. 

— О! 

— Нравится? Звук — отпад. Думаю, это идеальный вариант для тех дисков, что ты смотришь по работе.