— Не волнуйся, все будет отлично. 

Не уверена я, что мне этого хочется. Молли понимает мое выражение лица неправильно. 

— Может, все дело в разнице во времени, — предполагает она. — Наверное, ужасно неловко общаться, когда у него впереди еще целый день, а мы с тобой уже выпили по бокалу вина. Вы просто находитесь на разных волнах. 

— Ну да, не исключено. 

— Вы больше не обсуждали то дурацкое сообщение? 

— Нет, как-то не получилось. Вопрос слишком сложный. Мы так далеко друг от друга. Честно говоря, я решила отложить этот разговор и разобраться со всем по возвращении. 

— Что ж, не такая уж и плохая идея. 

Смотрю на подругу и чувствую прилив нежности. Почему не сказать ей правду? Я не лгу насчет Джеймса — мне на самом деле придется разбираться с ним по возвращении домой. Но я не могу признаться Молли в том, что происходит между мной и Нейтаном. Я все-таки думаю, что она этого не одобрит. Или засмеется. В любом случае, мне кажется, подруга не воспримет мои слова всерьез. 

И если быть честной, не уверена, что кто-то воспримет их иначе. Все мои друзья в Англии без ума от Джеймса. Он общительный, веселый, привлекательный, у него классная работа… Когда все это излагается на бумаге, никто в здравом рассудке не поймет, что я нашла в безработном серфере, который вдобавок на два года младше. Это безумие. И все же я ничего не могу поделать со своими чувствами. И не знаю, с кем можно их обсудить. 

Может быть, стоит сказать Молли. А вдруг она поймет. 

Нет. Не могу. Не поймет. 

— Молли! Люси! Ужин готов! 

Мы берем бокалы и топаем в дом. 

Позже тем же вечером, успешно отвертевшись от второй порции жаркого из ягненка и при этом умудрившись не обидеть Шейлу — просто подвиг, правда, — мы оставляем чету Томас смотреть телевизор, а сами поднимаемся наверх, чтобы лечь спать пораньше. Молли ночует в своей старой спальне, а для меня отвели гостевую комнату дальше по коридору, но после того как мы почистили зубы и переоделись, я спешу к подруге и устраиваюсь рядышком на узкой односпальной кроватке. 

— Не могу поверить, что завтра ты выходишь замуж. 

— И я не могу. 

— За Сэма! 

Молли смотрит на меня и улыбается. 

— Очуметь, да? После стольких лет вместе. 

— Забавно. — С самого девичника меня беспокоит, что, возможно, она все еще полагает, будто я до сих пор влюблена в Сэма, но тогда я сочла, что для подобного разговора не время. Сейчас я решилась: — Ты же понимаешь, у меня не осталось к нему никаких чувств, кроме дружеских.

— Знаю. — Ясно, что именно это она и имеет в виду. — Смешно, — добавляет Молли, — я всегда думала, что в конце концов вы с Сэмом будете вместе. 

— Да ладно! 

— Правда, — с улыбкой кивает подруга. 

— Да ты с ума сошла. 

— Ничего подобного. Мне всегда казалось, что ты ему подходишь гораздо больше, чем я. 

— Ну, знаешь ли, противоположности притягиваются! 

Она смеется. 

— Похоже, так оно и есть.

И снова размышляю, а не сказать ли ей о Нейтане, но что-то меня удерживает. Какой смысл? В воскресенье я уеду, и все закончится. 

Секунду Молли молчит, а потом вдруг спрашивает: 

— Ты помнишь последнюю ночь в Сиднее? 

— Какую, девять лет назад, что ли? 

— Да. 

Как я могла ее забыть? Это был День Австралии, 26 января 1998 года. Предыдущий год был отмечен гибелью принцессы Дианы и Майкла Хатченса, и фейерверки на Харбор-Бридж запускались в память о них. Красные, белые, синие, золотые, розовые, фиолетовые и зеленые искры брызгами разлетались над мостом и озаряли гавань. Красивее этого я отродясь ничего не видела. Мы с Сэмом и Молли вместе со всем Сиднеем отправились на Серкьюлар-Ки и нашли свободный уголок на крохотном клочке тротуара на Флит Степс, как раз рядом с воротами в Ботанический сад, напротив гавани. «А ведь это почти то же самое место, где завтра будет располагаться шатер», — с удивлением понимаю я. 

Мы стояли рядом, Сэм — посередине, между мной и Молли, и смотрели на салют, испытывая эмоциональный подъем при звуках мелодий «Английской розы» — переделанной версии песни Элтона Джона «Свеча на ветру» — и «Нас никогда не разлучить» группы INXS, льющихся из многочисленных радиоприемников горожан. Той ночью мы с мамой ночевали в отеле в районе Рокс, а Молли и Сэм возвращались в Мэнли на пароме. Мы обнимались так, как будто видели друг друга в последний раз в жизни, и все трое плакали. Потом я, замерев в одиночестве на причале, наблюдала, как друзья садились на паром и махали мне с нижней палубы, пока работающие лопасти двигателя взбалтывали воды гавани. 

Молли замолкает на мгновение, словно размышляя, стоит ли сказать мне то, что собиралась. 

— Почему ты спрашиваешь? — уточняю я. 

Она продолжает молчать. Я терпеливо жду, пока она заговорит. Наконец она смотрит на меня. 

— Думаю, Сэм был в тебя влюблен. 

— Что? — Я чуть не падаю с кровати. 

— Мне кажется, он понял это после твоего отъезда. — Она выглядит расстроенной, и я не знаю, что ответить. 

— Но в этом нет смысла — он никогда не испытывал ко мне никаких чувств! 

— Думаю, все изменилось, когда он понял, что потерял тебя. 

Не могу в это поверить. После всех лет выворачивающей меня наизнанку безответной любви Сэм испытывал ко мне то же самое после моего отъезда? 

— Он… — никак не могу спросить я. 

— Нет, я так не считаю. — На лице подруги явно читается облегчение. 

— Уф, — облегченно выдыхаю я. И понимаю, что совершенно искренне. 

Молли придвигается поближе и обнимает меня за шею, а я благодарю счастливые звезды за то, что все сложилось именно так. Если бы я осталась, мы могли бы легко потерять нашу дружбу. 

— Я на самом деле очень рада, что ты приехала. Даже не знаю, кого еще хотела бы завтра видеть рядом, — сдавленно признается Молли. 

— Надеюсь, когда я буду выходить замуж, ты сделаешь то же самое для меня, — с трудом вымучиваю я слова, так как из-за объятий подруги едва удается дышать. 

Если я вообще когда-нибудь выйду замуж. 

          ***

А утром разверзся ад. 

— Я хочу покататься на поезде! Я хочу покататься на поезде! — визжит Энди. 

— Мы поедем на нем через пару часов, — в отчаянии убеждает ее Молли. 

— Я хочу СЕЙЧАС! 

— Энди, тебе стоит сегодня вести себя прилично, чтобы не портить Молли праздник, — жестко говорит дочери Шейла. Энди вырывает из рук матери расческу, швыряет через всю комнату, и та летит, чуть не задев вазу с цветами. 

— Знаешь что? Я не разрешу тебе быть подружкой невесты, если ты не станешь вести себя как следует! — кричит Молли. — И у меня будет только Люси. Мне вполне хватит одной подружки. У Сэма же только один шафер — его брат. 

— Но я твоя сестра! — Нижняя губка Энди начинает подрагивать. 

— Ну и веди себя тогда как сестра! — рявкает Молли. 

— Тише, тише, — успокаивает обеих Шейла, отходя, чтобы подобрать улетевшую щетку. 

— Хочешь, сделаю тебе прическу? — ласково спрашиваю я у Энди. — Заплести тебе косу? 

— Нет. Я хочу, чтобы меня причесывала мама! — Энди тычет пальчиком в Шейлу. Мы с Молли печально переглядываемся. И тут трезвонит дверной звонок, сообщая о приходе визажиста. 

Спустя сорок пять минут, отпустив мастера, Молли встает перед зеркалом и внимательно себя рассматривает. 

— Я похожа на КЛОУНА! — восклицает она. 

— Молли, ничего подобного! — возражает Шейла. 

— Похожа! Мне нужно умыться! — Она устремляется наверх, и Шейла умоляюще глядит на меня. Спешу за Молли. Она в ванной, чуть не плачет. Точно, визажист перешел все границы. Основа слишком темная, румяна чересчур яркие. Даже подводка на глазах Молли смотрится некрасиво. 

Я по очень веской причине настояла на том, чтобы накраситься самостоятельно. Меня всегда интересовало, откуда человек, видящий тебя впервые, может знать, что будет для тебя лучше в один из важнейших дней в жизни? 

— Давай помогу, — предлагаю я. — Смоем это все и сделаем по-другому, хорошо?