– Ну, все, ты прав. Тогда давай, будем закругляться пораньше. На чем мы остановились?
– На «Добрыми рождаются, смелыми становятся».
– А на фиг нам этот слоган для рекламы машины?
– Пока еще не понял, должно быть, от пиццы у нас мозги притупились.
В ту ночь я вернулся домой в четыре утра. В машине я поймал себя на мысли, что меня обрадовало решение Николы, я был рад за него.
Я тоже хочу жить вместе с моей женщиной. Я хочу вернуть ее. Я, конечно, помню, что за время нашей совместной жизни выпадали тяжелые минуты, когда мне казалось, что я задыхаюсь, мне хотелось бежать от нее без оглядки. Иногда я думаю, что мне вряд ли удастся коренным образом исправить свой характер, что, вероятно, уже слишком поздно пытаться изменить себя и стать другим, не таким, какой я есть. Но я снова хочу жить вместе с ней. Несмотря на все мои сомнения и опасения, я по-прежнему, как зачарованный, мечтаю о том, что еще смогу делить вместе с ней свои дни, вместе засыпать и просыпаться, вместе садиться за стол, разделять с ней все радости и хлопоты совместной жизни. Я понимаю, что до сих пор так и не сумел четко определиться: с одной стороны, жизнь с ней меня пугает, с другой – привлекает. Но ничего не могу с собой поделать. К тому же я знаю, что у меня осталось всего несколько дней, чтобы уговорить ее вернуться.
Когда я подъехал к дому, мне страшно захотелось открыть дверь и увидеть ее спящей в моей постели. Но вошел я в пустой дом.
30. Она (и наш запах)
– А теперь дай я тебя обниму… И не говори мне гадостей, не говори, что я приставучая, – как-то вечером прошептала она мне в постели. Было темно, я не мог разглядеть ее лица, только слышал ее голос и ощущал тепло ее тела.
Темная комната, нежные губы, благоухание ее кожи вместе с запахом моего тела сливалось в новый, неповторимый запах, рожденный единственным в мире сочетанием. Она и я. Запах двух тел, сплетенных воедино.
Я отдал бы все, что вновь почувствовать его.
Без нее я лишился половины себя.
31. Он, а не я
Когда Никола передал мне, что она собирается выйти замуж, я сразу не разобрался, что творилось со мной.
– Что значит, выходит замуж? В каком смысле? Да нет, не может этого быть…
Эта новость потрясла меня, как известие о смерти, будто мне сказали, что умер очень близкий мне человек.
– А потом, прости, когда она с ним обручилась? Я об этом узнал меньше года назад. Как можно выходить замуж, если вы знакомы меньше года?
– Массимо мне сказал, что они ладят между собой, и тот спешит поскорей жениться на ней, завести детей …
– Ну, понятно, только эти двое меня больше не интересуют. А он что за фрукт?
Я знал, что Никола однажды случайно встретился с ними в баре… К счастью, меня там не было.
– Давай, оставим этот разговор. Лучше скажи, чем тебя отвлечь? Позвонить девушкам по вызову? Или пойдем, сыграем в бинго?
Мы остались дома, и я выпил намного больше, чем он. На другой день в офисе я попросил Николу помочь мне в одном глупом деле, мне бы раньше и в голову не пришло, что я могу пойти на такое. Я посмотрел ему в глаза и сказал:
– Я хочу посмотреть на этого хмыря.
– На кого?
– На того типа, который женится на ней.
– Ты же не всерьез это говоришь? Ты меня разыгрываешь?
– Нет, покажи мне его. Я знаю, тебе известно, где он работает.
– Ты и сам знаешь, где.
– Да, я знаю, но мне духу не хватит пойти туда одному. Прошу тебя, пойдем вместе. Мы можем прямо сейчас подойти к его работе и подождать, когда он выйдет на обед… Если только выйдет.
– А к чему тебе это?
– Ни к чему.
– Ну, что ж, причина, по-моему, вполне разумная. Идем.
Мы устроились на скамейке, на другой стороне улицы, напротив выхода из его офиса. Часы только что показали половину двенадцатого. О нем я почти ничего не знал. Знал, например, что он был хренов инженер. Но не тщедушный очкарик типа ботаника, а атлет с татуировками, симпатичный малый, напичканный до тошноты всякими положительными качествами.
Когда Никола сказал мне, что встретил с ней этого субчика, я сразу же засыпал его вопросами, но как только он начал мне рассказывать о нем, я тотчас же его оборвал:
– О’кей, о’кей, довольно, мне этого достаточно. Кое-что о нем я разузнал и от других людей; я сложил вместе все, что стало известно, и создал в своем воображении чудовище, вроде Франкенштейна. Только этот хренов инженер был полон достоинств, отчего я начал ненавидеть его еще сильнее. Я знал, что он здесь совсем ни при чем, но все равно не выносил его.
Никола внимательно следил за выходом из офиса и время от времени подначивал меня:
– Так поступают только женщины и больные. А поскольку ты не женщина, то должен предупредить тебя, что ты болен. Болезнь именно так и начинается: вначале человек стесняется, понимая, что занимается ерундой, во второй раз ему это кажется уже вполне нормальным, в конце концов наступит день, когда ты будешь дневать и ночевать на этой скамейке, накрывшись старыми газетами.
Никола уже почти два часа нес всю эту ахинею, пока наконец не воскликнул:
– Вот он!
Я посмотрел на этого хренова инженера: он не мог быть человеком, за которого она собиралась выйти замуж. Однако это был именно он. Он был совсем не таким, каким я его себе воображал, абсолютно не тем человеком, который мог бы жить с ней. Как он оказался на этом месте? Я, не отрываясь, провожал его взглядом, пока он шел по тротуару, ни на секунду не упускал его из виду. Через десять метров он скрылся за дверью бара.
За годы, что мы прожили вместе, я раскрыл много секретов, которые она хранила в себе. У нас случались минуты, когда она вся, целиком раскрывалась передо мной, когда мелкие детали уносили ее в далекие воспоминания. Так я открыл для себя отдельные эпизоды из ее юности и предыдущей жизни, в ее памяти всплывали почти забытые истории. Я узнал, что в детстве у нее на ночном столике стояла красная лампа, что абажур в ее комнате был разрисован картинками из диснеевского мультфильма про котов-аристократов, а седло на велосипеде было почему-то белое. Еще я узнал, что в детстве она любила плескаться в ванне, потому что воображала себя сиреной. А после ванны ее закутывали в желтый халат. Знаю, что брат столкнул ее с горки, она упала на землю и сильно разбилась, так что ей даже накладывали швы. Знаю, что она смотрела мультики, лежа на диване и свесив вниз голову. Знаю, что, когда у нее началась первая менструация, она сильно сконфузилась, потому что мама ей перед этим ничего не объяснила, только сказала, что это не страшно и не больно, надо только чаще мыться. Когда месячные наступили, она помылась и пошла в школу. А после второго урока оказалась среди одноклассников в юбке, замаранной кровью. В ужасе, сгорая от стыда, она убежала в туалет и в класс больше не вернулась. Учительница нашла ее в туалете, успокоила и все ей объяснила. Так она впервые в своей жизни узнала, что такое женская солидарность. Я знаю, что ее любимая картина это «Обнаженная маха» Франсиско Гойи. Я знаю, что она не может сдержать волнения перед «Мертвым Христом» Мантеньи. Я знаю, что перед сном она всегда пьет травяной отвар, а если готовит настой ромашки, то сердится, оттого что пакетик плавает на поверхности и не хочет опускаться на дно. В названиях ее любимых фильмов всегда фигурируют два персонажа: «Я и Энни», «Гарольд и Мод», «Минни и Московиц», «Жюль и Джим». Я знаю, что такие книги, как «Вся жизнь впереди» Ромена Гари, «Бедные люди» Федора Достоевского или «Ночь нежна» Фрэнсиса Скотта Фитцджеральда, она любит перечитывать спустя несколько лет и каждый раз не может от них оторваться.
И я спрашиваю себя, знает ли об этом тот самый мужчина, за которым я шпионю. Сумел ли он проникнуть в потаенные глубины ее жизни, а если да, то в какие. Меня терзает болезненная ревность к белому седлу, к абажуру с кошками, к красной лампе. Я ревную к утренней перемене, к ее юбке с проступившей кровью первой менструации и к хирургическим швам, которые ей наложили на рану после падения с горки. Я отказываюсь делиться с ним этими воспоминаниями. Меня мучает мысль, узнает ли он то, чего не знаю я? Рассказывала ли она ему обо мне? И что она ему рассказала? Что ему известно обо мне?