Пока она говорила, я по дороге все порывался выскочить из машины. К счастью, она попросила меня отвезти ее к подруге, ей не хотелось возвращаться домой вместе со мной. Мне после этого сразу стало легче. Когда поздно вечером она вошла в дом, я сделал вид, что уже сплю.

Как-то раз Роберто вернулся домой во Флоренцию после короткой поездки и сказал мне по секрету, что влюбился в Марию, девушку, с которой он случайно познакомился в Барселоне. Через три дня она приехала к нему в гости. Через месяц после того, как она уехала на родину, Роберто сказал мне, что решил перебраться в Барселону, чтобы жить с ней.

– Я хочу, чтобы у меня была семья и много детей, и детей я хочу от нее. Мне кажется, что я стою, перед открытыми дверями, которые вот-вот закроются, и если я не успею проскочить в них, то упущу свою птицу счастья. Я люблю ее.

– Ну, если твое счастье в ней, то она и через год будет такой же, разве не так?

– Я думаю, что нет, не так. Понимаешь, в жизни так все устроено, что нам дается только один миг на то, чтобы войти или выйти. И я чувствую, что сейчас пришло то самое время.

– Значит, ты уезжаешь в Барселону не на время, а останешься там навсегда?

– Не знаю, может быть, у нас ничего и не выйдет, но, будь что будет, я должен рискнуть. Сделаю то, что мне подсказывает сердце.

Роберто взял с собой три больших чемодана, остальные свои вещи он раздал друзьям. Мне он оставил диски и книги.

Теперь, когда я остался без Лючии, без Роберто и запутался в себе самом, мне стало совсем гадко. Поужинав, я сразу же уходил к себе в комнату. Валялся на кровати, уставившись в потолок, в надежде отыскать там хоть какое-то решение. Потом надевал наушники, слушал музыку, в основном Pink Floyd.

Самым главным для меня в тот момент стал поиск возможностей подзаработать немного денег и помочь своей семье. Я мог по вечерам работать в каком-нибудь другом баре или на дискотеке, мог устроиться официантом в пиццерию, но тогда бы мне пришлось работать дни и ночи напролет, а заработанных денег вряд ли бы хватило, чтобы изменить наше положение. Денег я получал бы слишком мало, а требовалось их мне слишком много. О приработке Валерио я даже и слышать не хотел. Тот приходил домой к одному синьору, который платил ему двести тысяч лир. Взамен он должен был только приспустить брюки и дать ему отсосать. С Карло мы как-то надумали выпускать майки с клёвыми надписями и смешными рисунками. Но в итоге у нас ничего не выгорело, потому что мы не нашли денег на запуск производства.

Все проблемы нашей семьи были, безусловно, связаны с тем, что у моего отца начисто отсутствовали какие-либо задатки коммерсанта. Он был не из той породы негоциантов, которые умеют убедить или заставить других людей покупать их товар. Бар, конечно, не предоставлял ему уйму всяких возможностей, но если уж человек рожден для торговли, то он всегда сам во всем разберется и найдет верный способ продать свой товар. Мясник в мясной лавке в нашем доме установил, например, на своем прилавке красную подсветку, от этого мясо выглядит более ярким. Кажется, что пустяк, а срабатывает. Часто он ловит своих клиентов на старую уловку: «Нет, это мясо я вам не продам». Зашедшему в лавку покупателю, после того как тот выбрал себе какой-нибудь кусок мяса, надо время от времени, иногда достаточно и одного раза, говорить: «Нет, извините, но я никак не могу продать вам этот кусок. Мне жаль, но это мясо не того качества. У меня просто рука не поднимется отпустить его вам. Лучше возьмите соседний кусок».

С той же минуты у него появился еще один постоянный покупатель, потому что между ними только что установились доверительные отношения. Потом в лавку зайдет другой покупатель, и мясник, возможно, и ему скажет то же самое и, вполне вероятно, даже посоветует взять тот кусок мяса, от которого только что отговорил предыдущего клиента. «Мой мясник откладывает для меня лучшие куски мяса…» – думают покупатели такого продавца.

Для того чтобы работать продавцом, нужно иметь не только товар, но и талант. Есть люди, способные всучить вам все что угодно. Мой отец не такой, он помешан на честности. Точно так же люди, одержимые верностью, готовы в зародыше задушить свою новую привязанность.

Он помешан не только на честности, но и на том, что мои родители называют «проявлением внимания и уважения к людям». Я вряд ли сумею, ничего не упустив, перечислить все жизненные обстоятельства, при которых мои родители употребляют это выражение. Например, несмотря на то, что мы по уши завязли в долгах, нередко случалось, что многие наши посетители не расплачивались наличными, а просили записать их заказ в счет долга. Некоторые не платили месяцами, и их долги вырастали до внушительных размеров.

– Мама, давай скажем ему, что пора бы заплатить…

Так вот, они не решались спросить деньги даже у своих должников. Так уж они были устроены: даже когда им позарез были нужны деньги, они стеснялись их спрашивать. Они проявляли «внимание и уважение».

Мои родители люди скромные. Живут по принципу: «никого не хотим беспокоить», «никому не хотим досаждать».

Когда я был маленьким, они предупреждали меня, чтобы я не возил стульями по полу, потому что не хотели беспокоить жильцов из нижней квартиры. И конечно же не жаловались на наших соседей сверху, которые по отношению к нам не проявляли подобного внимания. Даже включая телевизор, надо было убрать громкость, особенно летом, когда открывали окна.

Однажды я смотрел мультфильм «Алиса в Стране Чудес». В мультике был эпизод, когда Алиса сделалась большой и ее голова оказалась над крышей, а руки высунулись из окошек. Увидев эту картинку, я понял, что и сам нахожусь в таком же положении. Наш дом стал слишком тесен для меня, я чувствовал, что мне он уже не впору. Я должен был уйти из дома и последовать за своим Белым кроликом. Я устал от того, что видел, чувствовал, переживал, устал от своей работы, от бесконечных унижений, устал слышать все время одни и те же разговоры, наскучившие обещания светлого будущего, я устал от всего. Я устал скрываться ото всех и замыкаться в своей комнате, словно я забивался в угол и кричал оттуда: «Я же сижу тихо, никому не мешаю, ничего не прошу, ну, так оставьте меня в покое, не трогайте меня!» Мне надоела моя кровать с ее изголовьем из пластика, залепленным наклейками, я устал от ломающихся жалюзи, от потрескавшейся плитки в ванной, от катушек со скотчем, мотков веревок, подпорок, гвоздей. Мне надоела жизнь, в которой надо вечно что-то латать и штопать. К тому же я устал пялиться в потолок и не находить там ответов на свои вопросы, отчаялся отыскать стрелку запасного выхода, хоть какую-нибудь альтернативу. Я устал от своего бессилия. Мне надоело быть брюзгой.

Я чувствовал, что задыхаюсь, и мечтал высвободиться из этих цепей. Я ждал избавления для себя, для матери, для отца. Я грезил о более достойном будущем, порой мне хотелось хоть как-то изменить свою жизнь. В детстве я прыскал со смеху, подглядывая за отцом, когда он засыпал за столом, теперь же это наводило на меня ужас, я понимал, что передо мной мое будущее, которое непременно коснется и меня. Меня пугала одна только мысль о такой жизни, я страшился грядущей череды однообразных дней. В жизни я всегда чувствовал себя как-то неуютно, словно ходил в мокрой одежде. Ощущение было точь-в-точь такое, какое испытываешь, когда выходишь из воды в прилипающих к телу рубашке и брюках. Я решил принять вызов, перевернуть свою жизнь, найти новую работу и уйти из бара.

Я не понимал в чем смысл жизни, зато понял, что только сама жизнь может предоставить мне шанс найти его.

Я часами размышлял и обдумывал. Я даже на время забросил книги, потому что они мешали мне сосредоточиться, я чувствовал, что должен действовать, что знания, почерпнутые из книг, должны вылиться в действия, в смелые поступки. Иногда, правда, мне начинало казаться, что я слишком самонадеян: кто я такой, чтобы порываться жить иначе, чем мои родители или кое-кто из моих друзей? Может быть, я просто мальчишка, не умеющий довольствоваться тем, что имеет, обыкновенный избалованный ребенок? В этот период находилось немало желающих остановить мой порыв ко всему неординарному, и среди них, прежде всего, был мой отец, считавший, что я забиваю себе голову всякой ерундой.