– Хорошо.

– Тогда, пока.

– Пока… и спасибо!

– Не за что.

Он смущался, как мальчишка на первом свидании.

Я закрыл за ним дверь, и уселся на диван. Я почувствовал, что устал. Словно его присутствие в доме забрало у меня всю энергию, как будто я только что переехал на новую квартиру.

Я вышел на террасу и посмотрел на то, что он сделал: в горшках свежая, только что политая земля, на решетке натянуты нити для плюща, все сухие листья оборваны. Все было в полном порядке, и у меня даже прослезились глаза.

Она никогда не была такой, как все остальные, с самого начала нашего знакомства. Всего через месяц после нашей первой встречи я предложил ей переехать ко мне и жить со мной.

Я не хотел ждать и постепенно, шаг за шагом, узнавать ее, я желал, чтобы мы сразу кинулись в бездну, и на лету, в свободном паренье испытали друг друга. Я хотел найти сердечную близость, еще не узнав ее близко, надеялся, что душевное доверие придет к нам уже после короткого знакомства.

Она согласилась.

Я не ошибся, мой выбор не был слишком поспешным, не это послужило причиной нашей размолвки. Она не была назойливой, не лезла ко мне в душу, никогда не переступала определенной черты. Она ни разу не пыталась встать между мной и моей работой, не встревала в мои отношения с друзьями. Она старалась быть рядом, а не «между».

Я вспоминаю день, когда мы впервые увиделись с ней. Мы встретились глазами, и сразу же испытали взаимную неприязнь. Я с трудом ее переваривал. Нас пригласили на ужин, и она сидела напротив меня. Передо мной сидела красивая женщина, но она была совсем не в моем вкусе: светловолосая, голубоглазая. Видно, поэтому она не произвела на меня впечатления. Мне больше нравятся темноволосые, черноглазые южанки. В ее пользу говорил только высоко стянутый на затылке конский хвост, мне нравятся женщины с волосами, собранными в хвост. Мой интерес пробудила не ее внешность, а ее стиль общения с собеседниками. Ее отличали особая манера вести разговор и уверенность, с которой она держалась за столом. Ей, как и мне, нравилось поддразнивать и подкалывать соседей по столу. Я принял ее вызов, и вскоре мы уже от души веселились, обмениваясь остротами и язвительными уколами.

В тот же вечер, после ужина, я переспал с ней.

Я ее пригласил к себе. Раньше я ни к одной женщине не испытывал такого сильного влечения.

Когда мы подошли к двери моей квартиры, я, не отводя от нее глаз, повернул ключ в замке, втолкнул ее внутрь и начал целовать, не успев даже захлопнуть дверь ногой. Казалось, я не целовал, а хотел загрызть, растерзать, проглотить ее своими поцелуями. Я сдернул тесьму с ее волос и откинул их назад, теперь я мог свободно покусывать и впиваться в ее шею. Я целовал ее плечи, губы, лицо. Я не мог оторваться от ее чистой, не тронутой косметикой кожи. Мне не терпелось взять ее, стоя у дверей, меня сжигало желание тотчас же войти в нее. Я не думал о приличиях и каких-то разговорах. Какие, к чёрту, приличия. Я хотел выпустить на волю спрятавшегося во мне зверя. Я надеялся, что она откроется передо мной своей второй, тайной стороной. Она, наверное, научилась скрывать ее, не желая, чтобы тупые, ограниченные мужчины ставили на ней свое дурацкое клеймо. Я хотел увидеть в ней первородную самку. Я хотел женщину, и должен был немедля получить ее. Я не пожирал ее влюбленными глазами, не уговаривал дрожащим от желания голосом. Нет. Только не в ту минуту. В нашем начале не было ни ожиданий, ни колебаний, ни нежностей. Не было ни ласковых слов, ни надушенных простынь и мягких постелей, а только холод стены, шум сорванной и падающей на пол одежды, глухие вскрики от царапавших кожу ногтей. Свои ласки я приберегал на потом, когда все уже закончится. Но зато, какие это были ласки, она к тому времени уже успела свести меня с ума. Я приберегал их, как сладкое лакомство, к концу обеда. А в ту минуту были только наши тела, соленый привкус и обжигающие языки пламени.

Она стояла передо мной в коридоре, прислонившись спиной к стене. Ее спина скользила вниз по стене, она, прижимаясь ко мне, сползала вниз, потом хваталась за мои плечи и подтягивалась к моему лицу. Мои руки повторяли то, что шептали мои губы. Я ласкал ее через одежду, потом моя рука приподняла подол и соскользнула к ней под юбку. Она была уже вся мокрая. Я прижал пальцы к губам, они приятно пахли. Я жаждал подчинить ее себе, хотел, чтобы она потеряла голову. Я шептал ей на ухо, что весь вечер мечтал взять ее, завалить прямо на столе.

Она прерывисто выдохнула мне в ответ:

– Почему же ты этого не сделал?

Я сразу же почувствовал, что она готова пойти за мной куда угодно. Есть женщины, у которых лучше ничего не спрашивать, потому что в любом случае они ответят: «Нет». Они говорят «да», только тому, кто ничего не просит. Я схватил ее за руки, потянул к себе и повернул, теперь она стояла лицом к стене. Я задрал ей юбку и сдвинул в сторону трусики.

– Скажи, что ты хочешь меня сейчас, здесь…

– Да.

Вот так я вошел в нее в первый раз. Потом мы перебрались в постель, и еще раз отдались любви. Уже не спеша. Я хотел вскружить ей голову. Я целиком сфокусировался на ее ощущениях, следил за нарастанием ее желания. Потом она мне больше не позволяла этого делать. Как и многим другим женщинам, ей не нравилось чувствовать, что я слежу за приближением ее оргазма. Она позволила мне это только в наш первый раз, потом она все время просила, чтобы я не сдерживал себя и вместе с ней отдался своим ощущениям.

Нам сразу стало ясно, что наша встреча не случайна, мы не просто надкусили яблоко, а потом разошлись в разные стороны. Она была моей женщиной. А я ее мужчиной.

Несмотря на нашу разлуку, эта уверенность сохранилась у меня до сих пор. Я еще верну ее.

Через два дня после того, как мой отец навестил меня и помог управиться с цветами, я позвонил маме:

– Спасибо, что послала папу заняться цветами.

– Какими цветами?

– В воскресенье. Моими цветами на террасе. Ведь это ты его попросила?

– Нет. Я его ни о чем не просила. Он сказал, что уезжает к приятелю, и предупредил, что не вернется к обеду. Я видела, как он забрал с собой инструменты, но он не говорил, что собирается к тебе.

Я молча проглотил ее объяснение.

– Что за человек твой отец. Все делает сам по себе. Вы с ним поговорили?

– Нет. Он только навел порядок у меня на террасе. Теперь она похожа на Версальский парк.

В Милане я редко пользуюсь машиной. Иногда я так долго не подхожу к ней, что даже забываю, где ее оставил, и тогда мне приходится идти по улице и время от времени нажимать на кнопку пульта, в надежде найти свою машину по миганию габаритных огней. В субботу утром я спустился на улицу и отправился искать машину, потому что обещал навестить родителей и пообедать с ними. Машины нигде не было. Тогда я постарался воскресить в памяти улицу, на которой в последний раз вышел из машины, и наконец вспомнил, где я ее оставил. Когда я нашел машину и сел в нее, двигатель у машины никак не заводился. У нее разрядился аккумулятор. Я, наверное, забыл выключить фары. Заряжать аккумулятор мне было некогда. Я вызвал такси и попросил отвезти меня на вокзал. К родителям я поехал на поезде.

За столом отец спросил, как у меня идут дела на работе, чем я сейчас занимаюсь, а закончив обед, он не встал сразу же из-за стола и не поспешил устроиться перед телевизором. Я поинтересовался у него:

– Ты не смотришь больше телевизор? Он мне ответил:

– Они мне все надоели. Чудеса да и только.

В ту субботу после обеда я пошел прогуляться по своему городу. С тех пор как я в нем больше не живу, я нахожу его похорошевшим. Жить в нем спокойнее, жизнь течет тихо, неспешно, она более приспособлена для человека. Если ты спросишь дорогу и уточнишь, сколько времени тебе понадобится, чтобы добраться до какого-нибудь места, тебе всегда ответят: «пять минут». Это город, в котором все в пяти минутах ходьбы или езды.