— Вы недавно в Бостоне? — спросила хозяйка у Джонатана, не спуская глаз с его лица. — Если бы я видела вас раньше, непременно запомнила бы.

Я стояла у пуншевого столика с Алехандро и смотрела на Джонатана. Он с трудом бормотал какие-то объяснения и ждал, что Адер его выручит.

— Подозреваю, что сегодня мы тут надолго не задержимся, — проговорила я.

— Все будет не так легко, как думает Адер, — сказал Алехандро и рукой, в которой был зажат бокал, указал в сторону, где стояли Адер и Джонатан. — Такое лицо не спрячешь. Поползут слухи. Не исключено, что они дойдут до вашей треклятой деревушки.

А я, глядя на Джонатана и Адера, стоявших рядом, думала о том, что сейчас есть заботы более насущные. Женщины начали виться не вокруг дворянина-европейца, а вокруг высокого незнакомца. Они поглядывали на Джонатана, прикрывая лицо веером, они вставали рядом с ним, заливались румянцем и ждали, когда их представят новому гостю. Уж я-то видела такой интерес к Джонатану раньше, и теперь поняла, что это никогда не изменится. Где бы ни появлялся Джонатан, женщины будут пытаться им завладеть. Даже если он сам не будет этого поощрять, они все равно будут виться вокруг него. Как ни мучительно было для меня постоянно с кем-то соревноваться из-за Джонатана, в Бостоне конкуренция могла только возрасти. Здесь он никогда не будет только моим, мне всегда придется с кем-то его делить.

В тот вечер Адер, похоже, был доволен тем, что Джонатан стал центром внимания. На самом деле он внимательно следил за реакцией гостей. А я гадала, долго ли это будет продолжаться. Адер явно был не из тех, кого устраивает жизнь в чужой тени, а у него вроде бы не было иного выбора, как позволить Джонатану стать звездой. И у самого Джонатана выбора не было.

— Боюсь, скоро быть беде, — негромко сказала я Алехандро.

— С Адером всегда беда недалеко. Весь вопрос в том, насколько она будет велика.

Мы пробыли в гостях дольше, чем я думала: вернулись домой на рассвете. Я заметила, что Джонатан, несмотря ни на что, немного вылез, как говорится, из своей раковины. Скулы у него порозовели (может быть, выпил лишнего?), и он явно заметно расслабился.

Мы молча поднимались по лестнице. Стук наших каблуков эхом разносился по огромному пустому дому. Тильда висела на руке у Джонатана и пыталась увести его к себе, но он покачал головой и ускользнул от нее. Один за другим придворные Адера расходились по своим покоям, исчезали за золочеными дверями. И вот наконец остались только Адер, Джонатан и я. Я была готова проводить Джонатана до его комнаты, немного поговорить с ним, утешить его и подбодрить. Я надеялась, что мне повезет, и он позволит мне согреть его под простынями. Но рука Адера властно обвила мою талию. Он рывком привлек меня к себе, пробежался пальцами по лифу моего платья и ногой открыл дверь своей опочивальни.

— Не желаешь присоединиться к нам сегодня? — спросил он у Джонатана, подмигнув ему. — Хорошо бы, чтобы эта ночь стала памятной. Отпразднуем твое прибытие. Ланор способна ублажить нас обоих, она много раз такое проделывала. Тебе стоит в этом убедиться: она вполне способна любить двоих мужчин одновременно.

Джонатан побледнел и отшатнулся.

— Нет? Ну, тогда в другой раз. Быть может, когда у тебя будет больше сил. Доброй ночи, — сказал Адер и увел меня.

Можно было не сомневаться в том, что он хотел сказать Джонатану. Он хотел, чтобы тот понял: я — шлюха. Вот как Адер собрался убить чувства, которые ко мне питал Джонатан. В то мгновение я поняла, как была глупа, сомневаясь в способности Адера этого добиться. Я успела бросить всего один взгляд на лицо Джонатана. Его взгляд был изумленным и полным боли. В следующий миг дверь спальни захлопнулась.

Утром я собрала свою одежду в охапку и в одной сорочке, босиком добежала до комнаты Джонатана и прислушалась — не проснулся ли он. Мне нестерпимо хотелось услышать звуки, которые бы свидетельствовали об утреннем ритуале — шуршание простыней, плеск воды в умывальном тазике. Мне казалось, что, если я услышу эти звуки, все будет хорошо. Я не знала, смогу ли встретиться с Джонатаном лицом к лицу, но мне хотелось его увидеть, как ребенку хочется увидеть отца и мать после того, как его наказали. Однако храбрости постучать в дверь мне не хватило. Это не имело значения; в комнате царила тишина. Джонатан пережил долгий и непростой день. Можно было не сомневаться: он проспит сутки.

Я ушла к себе, вымылась, переоделась и спустилась вниз, надеясь на то, что, несмотря на ранний час, слуги сварили кофе. К моему изумлению, в малой гостиной сидел Джонатан, а на столе перед ним стояла чашка с горячим молоком и тарелка с сухим хлебом. Он встретился со мной взглядом.

— Ты встал, — пролепетала я, и это прозвучало довольно глупо.

Джонатан встал и отодвинул от стола стул, стоявший напротив:

— Я всю жизнь встаю чуть свет. Привычка фермера. Ты ведь еще не забыла жизнь в Сент-Эндрю. Если встанешь после шести утра, к полудню о тебе будет сплетничать весь город. Оправданием может быть только пребывание на смертном одре, — с усмешкой проговорил Джонатан.

Заспанный молодой слуга принес мне кофе. Немного выплеснулось из чашки на блюдце. Слуга поставил чашку слева от меня, поклонился и вышел.

Весь предыдущий вечер я думала о том, как объяснюсь с Джонатаном, а теперь у меня не было слов. Я понятия не имела, с чего начать. Сидела и водила кончиками пальцев по тоненькой ручке чашки.

— То, что ты видел вчера ночью…

Джонатан поднял руку. Его взгляд был воплощенным мучением. Он словно бы не хотел об этом говорить, но понимал, что придется:

— Сам не знаю, почему я вчера так на вас посмотрел… Ведь ты мне в Сент-Эндрю все доходчиво объяснила. Если я выглядел шокированным, так это потому, что никак не ожидал от этого Адера такого предложения. — Джонатан кашлянул. — Ты всегда была мне хорошим другом, Ланни…

— Это не изменилось, — сказала я.

— … но я погрешил бы против правды, если бы сказал, что его слова не потрясли меня. Мне кажется, он не тот мужчина, которого женщина может себе позволить любить. — Похоже, Адер его здорово задел, если он решился на такие откровения со мной. Джонатан опустил глаза. — Ты его любишь?

Неужели он мог подумать такое? Как он мог себе представить, что я способна любить кого-то, кроме него? Нет, в его словах не было ревности. Он был встревожен.

— Тут дело не в любви, — мрачно ответила я. — Ты должен это понять.

По лицу Джонатана пробежала тень:

— Скажи мне, что он не… не заставляет тебя… делать такие вещи.

Я покраснела:

— Это не совсем так.

— Значит, ты хочешь быть с ним?

— Теперь, когда здесь ты, — не хочу, — сказала я, а Джонатан вдруг поежился. Я не поняла почему. И тут мне захотелось предупредить Джонатана о намерениях Адера. — Послушай, я должна тебе кое-что сказать про Адера, хотя, наверное, ты уже сам догадался, познакомившись с Донателло и Алехандро. Они…

Я растерялась, не зная, вынесет ли Джонатан очередное потрясение за сутки.

— Они содомиты, — спокойно произнес тот и поднес к губам чашку с молоком. — Знаешь, нельзя провести всю жизнь рядом с лесорубами, которые долгое время живут без женщин, и ничего не знать про это.

— Да, они занимаются любовью с Адером. Ты увидишь: Адер очень странный. Он обожает всевозможные извращенные соития. Но тут нет ни любви, ни нежности.

Я не стала говорить о том, что Адер порой использует соития как наказания, чтобы показать свою власть над нами, чтобы заставить нас повиноваться ему. Я промолчала, потому что мне стало страшно. Я вспомнила, как Алехандро боялся открыть мне правду.

Джонатан посмотрел на меня в упор, поджав губы:

— Во что ты меня втянула, Ланни?

Я потянулась к его руке:

— Прости, Джонатан. Мне очень, очень жаль. Ты должен мне поверить. Но… может быть, не так уж приятно это слышать, но я рада, что ты рядом со мной. Мне было так одиноко. Ты был нужен мне.