Блузка у нее явно дорогая. Как из модного журнала. Такие в Сент-Эндрю никто не носит.

— Вы ведь не местная, да? — спрашивает Люк, чтобы немного успокоить девушку.

Она снова пытливо смотрит на него. Похоже, пытается решить, стоит ему доверять или нет. По крайней мере, Люк читает в ее взгляде этот вопрос.

— На самом деле я тут родилась, — говорит девушка. — Но это было очень давно.

Люк смешливо фыркает:

— Для вас, может быть, и давно. Если бы вы тут родились, я бы вас знал. Я в этих краях почти всю жизнь прожил. Как вас зовут?

Девушка на его уловку не попадается.

— Вы меня не знаете, — холодно отвечает она.

Несколько минут слышно только шуршание разрезаемой ножницами ткани. Пропитанную кровью блузку резать нелегко, дело идет медленно. Сделав свою работу, Люк отступает назад, его место занимает Джуди. Она моет девушку марлей, смоченной в теплой воде. Когда кровавые разводы исчезают, обнажается бледная кожа. На девушке — ни царапинки. Медсестра раздраженно бросает кохер с куском марли на поддон и удаляется из смотровой палаты с таким видом, словно она-то изначально знала, что никаких ран у арестованной девушки нет, а Люк снова показал свою профессиональную некомпетентность.

Отводя глаза, Люк накрывает грудь девушки бумажной простыней.

— Если бы вы меня спросили, я бы вам сказала, что не ранена, — шепчет Люку девушка.

— Но шерифу вы этого не сказали, — говорит Люк и ставит рядом с каталкой табурет.

— Нет. А вам бы сказала. — Она кивает головой: — У вас есть сигарета? Просто умираю, как курить хочется.

— Простите. Сигарет у меня нет. Не курю, — отвечает Люк.

Девушка смотрит на него. Бледно-голубые, как лед, глаза изучают его лицо.

— Вы недавно бросали курить, но снова начали. Я вас нисколько в этом не виню, учитывая, сколько всего вам пришлось в последнее время пережить. Но в кармане халата у вас лежит пара сигарет, если я не ошибаюсь.

Рука Люка инстинктивно опускается в карман, кончики его пальцев касаются сигарет. Удачная догадка или она рассмотрела сигареты у него в кармане? И что значит это «учитывая, сколько всего вам пришлось в последнее время пережить»? Она просто притворяется, делает вид, что читает его мысли, пытается забраться к нему в голову. Так вела бы себя любая умная девушка на ее месте. В последнее время все пережитые неприятности у него просто-таки написаны на лице. Он просто пока не придумал, как жить дальше, все его проблемы связаны между собой, навалились одна на другую. Чтобы решить хотя бы одну из них, он должен знать, как разобраться со всеми сразу.

— Курить в здании больницы запрещено. К тому же позвольте вам напомнить — если вы забыли, — что вы привязаны к каталке. — Люк выдвигает стержень шариковой ручки и берет клипборд. — Людей у нас не хватает, так что мне придется самому задать вам несколько вопросов для заполнения больничной карты. Имя?

Девушка с опаской смотрит на клипборд:

— Не скажу.

— Почему? Вы от кого-то убежали? Вы поэтому не хотите говорить, как вас зовут?

Люк испытующе смотрит на девушку: она напряжена, она настороже, но владеет собой. Люк имел дело с пациентами, виновными в случайных убийствах. Обычно они ведут себя истерично — плачут, дрожат, кричат. А эта девушка только едва заметно дрожит под бумажной простыней и время от времени нервно шевелит ногами, но по ее лицу Люк видит: шоковой реакции нет.

А еще он чувствует, что ее отношение к нему становится все теплее. Между ними словно бы происходит химическая реакция. Может быть, она хочет рассказать ему об ужасном происшествии в лесу?

— Вы не хотите рассказать мне, что сегодня произошло? — спрашивает он, подкатив табурет ближе к каталке. — Вы ловили попутку? Может быть, вас кто-то подвез? Тот, кто теперь в лесу… Он на вас напал, а вы защищались?

Девушка вздыхает, откидывается на подушку и смотрит в потолок:

— Ничего подобного. Мы были знакомы. Мы вместе приехали в город. Он… — она умолкает, подыскивает слова. — Он попросил меня помочь ему умереть.

— Речь об эвтаназии? Он был смертельно болен? Рак?

Ответ девушки не вызывает у Люка доверия. Желающие уйти из жизни обычно выбирают что-нибудь тихое и надежное: яд, таблетки, шланг, присоединенный к выхлопной трубе автомобиля. Они не просят, чтобы их закололи ножом насмерть. Если приятель этой девушки действительно возжелал помереть, он мог бы просто просидеть под звездами всю ночь, пока не замерз.

Люк смотрит на девушку. Она дрожит от холода.

— Давайте-ка я вам принесу больничный халат и одеяло. Вы, похоже, продрогли.

— Спасибо, — говорит девушка и опускает глаза.

Люк возвращается с застиранным розовым фланелевым халатом и голубым стеганым акриловым одеялом. Цвета материнства. Он смотрит на руки девушки, на ее запястья, обхваченные и пристегнутые к каталке нейлоновыми ремешками.

— Так… — говорит Люк. — Сначала отстегнем одну руку.

Он расстегивает ремешок с той стороны, где рядом с каталкой стоит столик, а на столике — лоток с инструментами. Кохер, выпачканные в крови ножницы, скальпель.

Проворно, словно кролик, девушка хватает скальпель и сжимает в тонкой руке, повернув лезвием к Люку. Ее глаза широко раскрыты, краешки ноздрей покраснели.

— Спокойно, — говорит Люк, встав с табурета и отступив, чтобы девушка не могла до него дотронуться. — В холле — помощник шерифа. Если я его позову, все будет кончено, понимаете? Нас обоих этим крошечным ножичком вы не убьете. Поэтому — почему бы вам не положить скальпель…

— Не зовите его, — говорит девушка, держа скальпель в вытянутой руке. — Мне нужно, чтобы вы меня выслушали.

— Я слушаю.

Каталка стоит между Люком и дверью. Девушка может перерезать ремешок на другой руке за то время, пока он добежит до двери.

— Мне нужна ваша помощь. Нельзя, чтобы он меня арестовал. Вы должны помочь мне бежать.

— Бежать? — Люк вдруг перестает опасаться того, что эта девушка ранит его скальпелем. Он не может понять, как получилось, что он забыл об осторожности, и как она смогла заморочить ему голову. — Вы в своем уме? Я не стану помогать вам бежать.

— Выслушайте меня…

— Вы сегодня вечером кого-то убили. Вы сами в этом признались. Я не могу помочь вам бежать.

— Это было не убийство. Я же вам сказала. Он сам хотел умереть.

— И он приехал умирать сюда, потому что тоже вырос здесь?

— Да, — отвечает девушка, и в ее голосе звучит облегчение.

— Тогда скажите мне, кто это такой. Возможно, я его знаю…

Она качает головой:

— Я же вам говорила — вы с нами не знакомы. Никто здесь нас не знает.

— Вы не можете этого утверждать. Может быть, кто-то из ваших родственников…

Когда Люк злится, он становится упрямым.

— Никто из моей семьи очень, очень давно не жил в Сент-Эндрю, — устало произносит девушка и вдруг сердито говорит: — Думаете, вы всех тут знаете, да? Ладно. Моя фамилия — Мак-Ильвре. Ну что, знакома вам такая фамилия? А фамилия того, чей труп лежит в лесу, — Сент-Эндрю.

— Сент-Эндрю? — удивляется Люк. — Ведь так называется наш город.

— Вот именно, — чуть надменно говорит девушка.

У Люка словно газировка вспенивается позади глазных яблок. Нет, он не то чтобы узнает девушку… но ведь ему где-то попадалась эта фамилия — Мак-Ильвре. Он знает, что где-то ее видел или слышал, но где — никак не может вспомнить.

— Никто по фамилии Сент-Эндрю в этом городе не жил уже лет сто, — говорит Люк небрежно. Он ужасно сердит из-за того, что какая-то девица пытается его одурачить. И зачем только она так нагло врет? Какой ей от этого толк? — Со времен Гражданской войны, — добавляет Люк. — Так мне говорили, по крайней мере.

Девушка наставляет на него скальпель, чтобы привлечь его внимание.

— Слушайте, я совершенно не опасна. Если вы поможете мне уйти, я больше никому не сделаю ничего плохого. — Она разговаривает с Люком так, словно это он, а не она говорит бессмысленные вещи. — Позвольте мне показать вам кое-что.