«Ладно, — думала она, — потом высплюсь. Разве я сюда спать приехала? Сколько мне эта поездка стоила труда и нервов! А ведь я всего во второй раз отдыхать куда-то поехала. В первый раз три года назад в пансионат, на зимние каникулы. А с тех пор не до поездок было».

Тогда, вернувшись из пансионата, она испытывала странную раздвоенность чувств, как будто поездка в чём-то превзошла её ожидания, а в чём-то не оправдала. За эти десять дней она испытала совершенно новое для неё чувство: она ощутила себя не отдельной самодостаточной личностью, но частью чего-то большего, главенствующей и подчинённой одновременно. Она вдруг мысленно перестала отделять себя от Олега, сменив привычные «я» и «мне» на новые «мы» и «нам». Взрывы страсти, бросавшие их в объятия друг друга, сменились ровным жарким огнём желания. Она вдруг ясно ощутила себя главной в их тандеме, и ей даже стало казаться, что Олег говорит и ведёт себя словно подросток, требующий материнской опеки, и именно её обязанность по-взрослому, ласково и твёрдо направлять его в нужное русло. Легко добиваясь послушания Олега в бытовых мелочах, она вдруг решила, что так же легко сможет руководить им во всех его поступках.

Но когда поездка подошла к концу, она вдруг отчётливо поняла, что ничего, собственно, не изменилось, что единение было иллюзорным, что, вернувшись домой, она снова окажется сама по себе, тет-а-тет со своими проблемами. Она попыталась объясниться с Олегом, но тот легко и твёрдо ушёл от разговора на эту тему.

Третья четверть началась тяжело. Январь выдался пасмурным. Куцые, словно ответы двоечника, дни проходили быстро, незаметно, не оставляя в памяти ничего, за что можно зацепиться. Утром за окном было темно, по дороге в школу — темно, весь первый урок за окном чернела ночь, на втором уроке рассветало, но как-то неуверенно, будто день всё ещё сомневался, начинаться ему или не стоит. Какое-то время было светло, но солнце так и не прорывалось через перины облаков и свет в классе горел весь день. Часам к четырём мрак наваливался снова, и по дороге домой Ольга частенько сомневалась, был ли день вообще.

Дела навалились сразу все, стаей, как хулиганы в тёмном переулке. Снова начала чудить мать, она захотела опять распоряжаться своей пенсией, но Ольга, наученная горьким опытом, решительно воспротивилась и, твёрдо выдержав пару скандалов, сохранила за собою абсолютное право решать финансовые вопросы. Мать, обидевшись, почти перестала разговаривать, только день и ночь смотрела телевизор, впрочем, Ольгу это устраивало. Нужно было отдавать долги. Сделать это из зарплаты было проблематично, и она решила, по совету Анны Абрамовны, организовать дополнительные занятия. Но ничего не вышло. Когда она объявила день и время занятий, не пришел никто. Она сидела одна в классе и всё ждала, когда в дверь заглянула Татьяна Ивановна, словесник.

— Что, Оля, всё сидишь? Смотри, так вся молодость пройдёт, оглянуться не успеешь.

Отношения Ольги и Татьяны дружбою назвать было нельзя, но, оказавшись среди учителей в группе «молодёжь», куда школьные аборигены уверенно заносили всех до сорока лет, они испытывали некую взаимную симпатию и наедине даже переходили на «ты». Правда, первое время после празднования Дня учителя они относились друг к другу настороженно, с лёгким недоверием, но потом сблизились. Связывало их ещё и то, что Татьяна вела русский и литературу в Ольгином 6 «В».

— Да вот, назначила дополнительные, а никто не пришёл.

— Четверть только началась, какие тут дополнительные. Вот нахватают двоек, тогда и пойдут.

— Я хотела заранее, пока не нахватали, мне Анна Абрамовна посоветовала. К тебе ведь ходят.

— А, ты про эти дополнительные. Тогда ты не с того начала. У меня группы уже сложившиеся, они знают, что пропускать себе дороже выйдет. Быстро родителям позвоню, да и на уроке спуску не дам. Я же с ними на этих занятиях разбираю то, что потом спрашивать буду. Вот они и ходят. А ты сказала, кто из них должен обязательно прийти?

— Нет, как-то неудобно, это же за деньги. Я сказала, чтобы приходили, кто может, кому нужно.

— Ну ты даёшь! Так к тебе никто не придет. Ты в каких объявила, в шестых?

— Нет, в девятых. Им нужнее, у них экзамены.

— Девятым вообще ничего не нужно. Учиться за хорошие отметки им давно не интересно, а то, что им знания в жизни понадобятся, они ещё не поняли. Это в одиннадцатом доходит, и то не до всех. Так что не надейся, что они будут учиться за совесть. Остаётся заставить их учиться за страх. Правда, испугать их уже сложно, они за девять лет нас давно раскусили и знают, что ничего-то мы им не сделаем: ни на второй год не оставим, ни двойку за четверть не вкатим, ни из школы не выгоним. И нас они побаиваются только потому, что мы родителям настучать можем. Это, если родители нормальные, а если нет… Тебе надо было сначала с родителями переговорить, объяснить им, что по математике может двойка выйти, что знания слабенькие, что требуется индивидуальная подготовка, дополнительные занятия. А потом просто подождать, пока они попросят тебя со своим оболтусом позаниматься.

— Но с такими нужно с каждым индивидуально заниматься.

— Нет, почему, наберёшь три-четыре человека и сажай их вместе. Индивидуально — это дороговато. Понимаешь, меньше чем за пять долларов в час заниматься смысла нет, а лучше и больше, но столько платить далеко не все родители согласятся. Они сейчас, конечно, боятся, что их ребёнка в десятый класс не возьмут, мы их этим пугаем всё время, но им проще напрямую с Тамарой договориться, чем с каждым учителем в отдельности. Дешевле выйдет, да и надёжнее. Но если занятия будут стоить недорого, то почему бы и нет? Будешь с них в группе рублей по пятьдесят за занятие брать, большинство согласится. Но начинать не с детей нужно, а с родителей.

— Неудобно как-то навязываться, я вроде бы и так должна их учить.

— А ты что, не учишь, что ли? Ты на уроках выкладываешься? Выкладываешься! Да за ту зарплату, что тебе платят, ты вдесятеро отдаёшь!

— Может, я просто не умею?

— Чего-то не умеешь, конечно, только не в этом дело. В последнее время вообще ерунда какая-то началась. «Учителя должны найти подход к каждому, каждого заинтересовать, мотивировать на учёбу…», бред какой-то. Мы всё должны, а они ничего не должны. Их самостоятельной работе учить нужно, приучать к этому с детства, а мы безделье культивируем. Перегружены они! Домашние задания им большие не задай! Да им пахать нужно! Тогда и эффект будет! А они уроки, в лучшем случае, отсидят и считают, что больше от них ничего не требуется. Да ещё удивляются, что отметки плохие! В общем, я считаю так: я на уроках всё, что нужно им, даю, а если они к самостоятельной работе не привыкли, это не мои проблемы. Пусть родители гувернантку ищут, чтобы с ними домашние задания выполняла, или сами попробуют. В крайнем случае, могу и я немного повозиться, но это за отдельную плату. За успеваемость с меня три шкуры дерут, тройки поставить всё равно придётся, а так хоть какая польза и им, и мне. Скажешь нет?!

— Вообще-то, конечно…

— Вот именно. Ты сейчас зря не сиди, всё равно никого не будет, а вот на следующей неделе, когда будут родительские собрания в девятых классах, не поленись, останься и перед родителями выступи. И посерьёзнее так, постарайся страху нагнать, а потом просто подожди немного в учительской, они сами подойдут.

— Спасибо, Таня, я так и сделаю.

— Вот-вот, так и сделай. Слушай, я к тебе вот зачем зашла. У тебя в классе среди родителей зубного врача нет?

— Не помню, а что?

— Зуб у меня, вот что. Пломба выскочила. Знаешь, сколько сейчас стоит пломбу поставить?

— Но ведь в поликлинике бесплатно?!

— В поликлинике рассверлят дыру и залепят такой дрянью, которая через неделю выскочит. Да и находишься в поликлинику: пока запишешься к стоматологу, пока он примет. Чтобы бесплатно хорошо сделали, всё равно платить нужно. У меня раньше была родительница, но они переехали, хорошая была, и меня лечила, и сынулю. А теперь не знаю, что делать.