—Спасибо, — искренне поблагодарил Тэк, когда Нони закончила свою работу.

—Пожалуйста, — глаза ее сверкнули. — Однако не надейся, что я буду и дальше возиться с тобой. В следующий раз вместо йода смажу тебе рану кислотой.

Тэк фыркнул:

—Думаю, после йода мне уже ничего не страшно. Нони пожала плечами:

—Расскажешь мне, что тебе больше нравится, когда будет возможность сравнить.

—Я вообще–то надеюсь, что в ближайшее время обойдется без травм, — хмыкнул Тэк.

—Я тоже, — отрезала Нони, направляясь к выходу. — Э-э… да, Тэйкан…

—Да?

—Постарайся ходить поменьше… пока рана не затянется.

Нони вышла, оставив Тэка в несколько более приподнятом настроении, чем после разговора с Зейдом.

После «Дня кино», как бунтовщики прозвали сражение возле здания кинотеатра, прошло несколько недель, и почти все это время Тэк находился возле Зейда. Предводитель бунтовщиков держал его при себе, сделав чем–то вроде личного телохранителя; правда, сам Тэк считал это назначение абсолютно бессмысленным: большую часть дня он проводил в цветочном магазине и откровенно бездельничал. Зейд решил, что его воинству требуется небольшая передышка, он не назначал крупных операций, и даже убийства педагогов стали совершать реже. Кровопролитное сражение с превосходящими силами полиции пошатнуло боевой дух бунтовщиков. И хотя противник понес значительные потери, бунтовщики тоже недосчитались многих своих товарищей. Некоторых из погибших Тэк знал; он сам стал свидетелем бесславной кончины Чарльза на кухне пиццерии, а позже ему рассказывали, что Стив, сражавшийся в отряде Нони, погиб при взрыве гранаты.

Первые три дня Тэк провел в цветочном магазине, сидя возле окна на старом деревянном ящике из–под рассады, и глазел на улицу. Тэк не имел ничего против небольшого отдыха, но он настолько привык, что Зейд постоянно дает ему разные ответственные задания, что вскоре начал скучать. Но больше всего Тэка раздражало, что ему приходится нести свою вахту в полном одиночестве: последнее время Зейд держал Нони на некотором отдалении, она уже не следовала тенью за своим командиром. Тэк неожиданно для самого себя понял, что ему не хватает Нони.

Чтобы как–то убить время, Тэк метал дротики. Когда все десять дротиков один за другим вонзились в центральный круг мишени, Тэк покосился на Зейда. Но предводитель бунтовщиков словно не замечал своего помощника; он стоял, склонившись над раковиной, и неторопливо мыл голову. Тэк уже вскинул руку, собираясь сделать очередной бросок, и только тут понял, что запас дротиков кончился. Зейд выключил воду, повернулся спиной к Тэку и начал вытирать волосы. Наблюдая за ним, Тэк вдруг почувствовал непреодолимое желание выхватить из–за пояса нож и метнуть его в шею Зейду. Но вместо этого он тяжело вздохнул, слез со своего ящика и направился к мишени вынимать дротики.

Тем временем Зейд закончил вытирать голову, взял гребень и начал расчесывать свои длинные черные волосы. Когда Тэк выдергивал из доски последний дротик, он заметил, что расческа то и дело застревает в спутанных волосах Зейда. Колтун на затылке оказался особенно упрямым; Зейд несколько раз с силой дернул расческой, выдрав приличный клок волос, несколько прядей остались висеть на зубьях расчески. Тэк вернулся на свое место; усевшись на ящик, он взглянул на забинтованный палец на ноге, лениво пошевелил им, осторожно поправил повязку и снова посмотрел на Зейда. Предводитель бунтовщиков справился со своими волосами, они снова стали гладкими и приобрели привычный глянцевый блеск. Тэк провел пятерней по собственной голове: интересно, неужели Зейд считает, что прическа стоит таких усилий?

—Разве тебе совсем не больно?

—Расчесывать волосы? Это не так больно, как кажется. Если действовать достаточно энергично, расческа выдирает только слабые и непослушные волосы.

Зейд снял с расчески длинный волосок, внимательно изучил его, затем ухватил двумя пальцами и резко дернул; волос порвался.

—В волосах нет нервных окончаний, — пояснил Зейд. — Если бы это причиняло боль, я использовал бы стрижку в качестве средства устрашения при допросах несговорчивых педагогов.

Тэк выдавил слабую улыбку. Предводитель бунтовщиков говорил шутливым тоном, но Тэк видел — глаза его оставались абсолютно серьезными.

—Ну и кто же в таком случае мы — расческа или волосы? — спросил Тэк, неожиданно настроившись на философский лад.

Зейд удивленно вскинул бровь:

—Мы ни то и ни другое, Тэйкан.

—Так кто же мы?

—Руки.

Процесс ухода за волосами был окончен, Зейд отложил расческу и собрал волосы в привычный хвост.

—Меня не будет некоторое время, — сухо бросил он и вышел из комнаты, как обычно оставив Тэка в полном смятении.

Тэк нахмурился: Зейду всегда удавалось вывести его из себя, а в последнее время Тэк чувствовал себя совершенно опустошенным. Убийства, которые он совершил сам, и смерти, свидетелем которых ему пришлось стать, беспокоили его все больше и больше. Каждый раз, когда он закрывал глаза, перед ним возникли горы окровавленных трупов. Тэка начали мучить кошмары, во сне он постоянно видел взрывы, слышал вопли и стоны умирающих и не мог забыть, как на него смотрели полицейские, когда он целился в них из пистолета. Но больше всего Тэка беспокоил вопрос: почему, убив стольких людей, он не может убить Зейда и навсегда покончить с этим кошмаром. Тэк закрыл глаза. Он больше ни в чем не был уверен — ужасное состояние, когда сомневаешься во всем и во всех и, прежде всего, в самом себе.

Внезапно Тэк распахнул глаза и выпрямился — ему в голову пришла безумная идея. Взглянув на часы, Тэк понял, что у него есть время. Никаких сражений с полицией сегодня не ожидается, Зейда нет в лагере, его никто не станет искать, а даже если и станут — скорее всего, решат, что Тэк просто где–то напился и уснул. И почему он раньше до этого не додумался?

Он слез с ящика и направился к двери.

Ему вдруг ужасно захотелось выпить стаканчик лимонада.

—Мы провели тщательное расследование и пришли к выводу, что в кинотеатре располагался не главный лагерь, а всего лишь одна из баз бунтовщиков, — четким голосом доложил министр разгневанному шефу.

Мэр издал протяжный стон. Три дня он ждал доклада, а в результате получил подтверждение своим опасениям, которые возникли у него, как только начали поступать первые сводки с места сражения.

—Тогда почему бунтовщики так отчаянно защищали кинотеатр? — настаивал мэр; в течение трех бессонных ночей он не раз задавал себе этот вопрос.

—Мы можем только догадываться. Похоже, они решили устроить грандиозное сражение, но почему — мы пока не знаем, — министр пожал плечами. — Вероятно, хотели нанести ущерб, и, нужно признать, им это удалось: бунтовщики оставили после себя целую гору трупов.

—Да, мы потеряли немало полицейских, — согласился мэр, — и еще больше техники. Но я все равно доволен: по крайней мере и мы не остались в долгу. Сорок семь трупов бунтовщиков — очень неплохо! Впервые нам удалось за одну операцию расправиться с таким количеством маленьких негодяев.

—Да, сэр, совершенно верно, — с готовностью согласился министр. — Я хотел бы добавить, что счет не окончательный: мы не сомневаемся, что обнаружим еще тела, когда более тщательно обыщем окрестные дома.

—Не думаю, что они могут позволить себе регулярно терять столько людей, — с оптимизмом в голосе заметил мэр. — Так что, если детки снова пожелают вступить с нами в бой, я буду рад предоставить им такую возможность.

Министры радостно заулыбались и закивали головами, не часто им приходилось видеть своего шефа в таком радужном настроении.

—Ладно. Но вы говорили, что у вас есть еще какая–то хорошая новость.

—Да, сэр, — министр гордо расправил плечи. — Помните, несколько недель назад вы просили нас найти мальчика, который, как мы предполагаем, наведывался в Девятнадцатый район?