Кайлин вдруг показалось, что кто-то ледяной рукой сдавил ей сердце и сжимает пальцы так, что кровь вот-вот остановится в жилах. Мы заберем у тебя Маркрана. Во рту у девочки пересохло, и она стояла, не сводя с Премудрой глаз. Скорее всего она уже нарушила все Законы Амарида, и теперь они могут забрать ее бесценного ястреба.
Сонель задумчиво наблюдала за ней.
— Ты знакома с Законами Амарида, Кайлин? — спросила она, будто прочитав ее мысли. — Ты знаешь, о чем в них говорится?
Кайлин вспыхнула и прошептала:
— Нет.
Она думала, что Премудрая разгневается, но женщина вместо этого улыбнулась:
— Не страшно. Они очень простые и в то же время очень мудрые. Я думаю, тебе несложно будет следовать им, даже если ты и не принесешь клятву. В них говорится только, что мы должны использовать свою силу, чтобы помогать людям, что мы никогда не должны ее использовать, чтобы стать выше тех, кто слабее нас. Мы не должны использовать силу друг против друга, и мы не должны причинять вред нашим птицам.
— Это все? — спросила Кайлин.
Сонель усмехнулась:
— Все. Это и есть Законы Амарида. Ты будешь им подчиняться?
Кайлин недоверчиво посмотрела на нее:
— Знаете, я не такая дура.
— Я не пытаюсь обманом заставить тебя произнести клятву, не думай, — успокоила ее Премудрая. — Давая клятву, маг вслух проговаривает все законы, слово в слово. Мне только нужно знать, сможешь ли ты жить в соответствии с этими правилами.
— Думаю, да, — помолчав, ответила Кайлин. — Я бы все равно не сделала ничего похожего.
Сонель, оценивая, посмотрела на нее:
— Я тоже так думаю.
Обе замолчали. Сонель смотрела в окно, на кружащийся за стеклом снег, а Кайлин на прогоревший камин, в котором осталась теперь только кучка красных углей и дымчато-серой золы. Время обеда уже давно прошло, и девочка почувствовала, как посасывает в пустом желудке. Она уже устала от этого разговора и хотела, чтобы Премудрая поскорее ушла.
— Что ты уже умеешь делать? — ни с того ни с сего спросила Сонель, снова взглянув на Кайлин.
Теперь запираться было бы смешно, похоже, Сонель это предусмотрела.
— Я могу вызывать огонь и менять форму деревяшек, — безразлично ответила Кайлин. — Если надо, могу залечить себе ранку.
Премудрая кивнула и снова посмотрела в окно.
— Хорошо, — произнесла она отрешенно, — это очень хорошо.
Снова настала тишина, и Сонель встала, зашуршав мантией.
— Теперь я пойду, — сказала она, подняла посох и направилась к двери. Взявшись за ручку, она вдруг остановилась. — Что бы ты ни думала, Кайлин, — начала она, снова посмотрев на девочку, — я бы хотела стать твоим другом.
Кайлин молча смотрела на нее. Лучше бы она ей не верила. Чуть помедлив, девочка кивнула.
Сонель улыбнулась, хотя глаза ее были печальны, и отворила дверь.
— Почему вы пришли сегодня? — неожиданно спросила Кайлин.
Премудрая растерялась.
— Старейшая уже давно знает о моих способностях, — продолжала Кайлин. — Почему вы не приходили раньше?
Женщина тихо стояла, не выпуская дверную ручку.
— Я боялась, — наконец вымолвила она.
Кайлин прищурилась:
— Боялись?
Сонель улыбнулась и прикрыла дверь.
— Да, Кайлин, — ответила она. — Я боялась встречи с тобой. Я знаю, что тебе пришлось пережить и какого ты мнения об Ордене. Отчасти поэтому я и боялась.
— Тогда почему вы вообще пришли?
Премудрая пожала плечами:
— Я тебе уже сказала, я обязана следить, как развиваются твои способности. — Она поколебалась. — И есть еще другие… причины, по которым я решила прийти сейчас.
— Чужеземцы? — прошептала Кайлин с неподдельным ужасом.
— Нет, — быстро ответила Сонель, энергично помотав головой. — Не нужно пугаться. Мы больше не позволим им застать нас врасплох. Это совсем другое. Тебе нечего бояться.
Однако голос у Премудрой был озабоченный, и Кайлин испугалась еще больше.
Сонель вздохнула.
— Я тебя напугала, — извиняющимся тоном произнесла она. — Правда, детка, ничего страшного не случилось. Просто внутренние дела Ордена, и все. — Она выдержала взгляд широко раскрытых глаз девочки. — Честное слово.
Поняв по ее тону и глазам, что женщина не лжет, Кайлин почувствовала облегчение.
Премудрая снова открыла дверь.
— Всего хорошего, Кайлин, — попрощалась она, тепло улыбнувшись. — Да хранит тебя Арик.
Кайлин не ответила, продолжая смотреть ей в лицо. Сонель отвела взгляд, на губах ее играла улыбка, но в глазах снова застыла печаль. Не сказав больше ни слова, она повернулась и вышла.
Кайлин долго сидела на том же месте, кутаясь в одеяло и наблюдая за спящим ястребом. Потом в желудке заурчало, девочка встала и, стряхнув одеяло, протянула руку и позвала Маркрана. Выйдя из комнаты и направляясь на кухню, она все размышляла о том, что беседа с Премудрой повернулась не так, как она себе представляла, но Кайлин была уверена, что Сонель тоже представляла себе этот разговор иначе. Неизвестно почему, девочке это было приятно.
В такие дни, когда ветер, как дикая собака, воет у дверей, а на оконные стекла, словно стремясь вломиться внутрь, налипают снег и лед, Эрланд особенно радовался, что у него теперь есть свой маленький дом. Несколько лет назад в подобный день он был бы вынужден искать приюта в какой-нибудь затхлой вонючей харчевне в какой-нибудь деревеньке или надеяться на прием радушных друзей. Но сегодня он наслаждался теплом своего собственного очага и в своей гостиной поливал и подрезал принесенные на зиму в дом цветы из своего личного сада. Три года тому назад жители Пайнхевена впервые предложили ему выстроить дом в знак признательности за его многолетнюю службу их деревне и Ястребиному лесу, но тогда он отказался. Их предложение привело его в замешательство, он побоялся, что, согласившись, нарушит Первый Закон Амарида. Но жители настаивали, уверяя, что добровольно хотят сделать ему подарок, побуждаемые дружбой и благодарностью.
Больше не сомневаясь в искренности предложения, Магистр признался себе, насколько оно привлекательно. Последние годы он стал уставать от бездомной жизни. В конце концов, он уже не молод, а настоящего дома у него не было уже лет тридцать. Поселившись же в нескольких милях от Пайнхевена, он не оставит этих славных людей, которым так долго служил. Эрланд видел, что происходило с теми Магистрами, что предпочли обосноваться в Амариде и отказались от активного служения: они становились ленивыми и безразличными и бесцельно доживали последние годы, не испытывая никакого интереса к жизни. Эрланд представлял свою старость иначе. Ему еще столько нужно было сделать! И в конце концов он сдался и разрешил поселянам выстроить дом для него.
Это было очень скромное жилье, но вполне приспособленное к его нуждам. Там была маленькая гостиная, небольшая столовая с очагом и очень удобная спальня. Дом был сработан из обтесанных бревен и утрамбованной глины, как и большинство домов в Пайнхевене. Труба сложена из кирпичей, а крыша крыта дранкой. Единственным отличием было обилие окон. Жители деревни прорубали одно-два на весь дом, а в доме Эрланда было по два в каждой комнате. Маг иногда думал, что таким образом они позаботились о своей безопасности, полагая, что так он сможет внимательнее наблюдать за окрестностями. Но, как бы то ни было, из-за множества окон дом не стал менее прочным. Он уже выдержал не одну жестокую бурю, а этой зимой ураганный ветер испытывал его каждый день. И тем не менее дом выстоял.
Парадокс, однако, заключался в том, что Эрланд, хоть и не намеревался прозябать в Амариде, вовсе не горел желанием провести в этом доме все отпущенные ему дни. Такой соблазн был, когда он только что въехал сюда. Он до сих пор помнит, как всю ночь ходил из комнаты в комнату и пытался привыкнуть к мысли, что это его последнее пристанище, что здесь он и умрет.
Вспомнив об этом, Эрланд усмехнулся и покачал головой, продолжая общипывать отцветшие цветки водосборов. Даже странно, что когда-то он мог поддаться подобной слезливой жалости к самому себе. Но тогда еще был жив Одинан, а теперь вожаком старых Магистров стал Эрланд, и, похоже, он единственный олицетворял собой голос разума в Палате Собраний, где все сейчас старались перекричать друг друга Тогда Эрланду и в голову не приходило, что единственная возможность не дать Бадену стать Премудрым и привести тем самым Орден и страну к сокрушительному столкновению с Лон-Сером — это самому возглавить Орден. Да, ни прозябание, ни тихая кончина в этом уютном доме никак не входили в его планы. Он умрет в Великом Зале, скорее всего в покоях Премудрых. А разве у него оставался какой-то выбор?