Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Александр Дмитриевич мечтал об административной карьере. Он много размышлял о необходимости проведения различных мероприятий по упорядочению государственного устройства, о чем постоянно рассказывал в различных кругах. Принадлежность к «бомонду» (высшему обществу), изысканность манер, образованность и легкость в общении располагали к нему, привлекали людей. Однако этого было недостаточно для занятия такого ответственного поста. Здесь требовался человек дела, в то время как Протопопов им, к сожалению, не был.

Николай II полагал, что Протопопов сможет решить две насущные задачи. Во-первых, сумеет установить добрые отношения с думскими кругами. Ведь он сам из их среды и прекрасно всех знает. Но еще большие надежды возлагались на решение им продовольственной проблемы. Война дестабилизировала жизнь страны и привела к продовольственным затруднениям, особенно в крупнейших городах.

Перебои в поставках продуктов питания начались уже вскоре после начала войны. Россия была единственной участницей мирового конфликта, не вводившей нормирования потребления продуктов (кроме сахара). Сложности с продовольствием явились результатом правительственной политики регулирования сбыта, ограничивающей свободную продажу зерна и муки и фиксировавшей их стоимость. Не отсутствие тех или иных продуктов в стране, а установление ценовых ограничений привело к перебоям в обеспечении городского населения продуктами питания.

Правительственный курс преследовал две цели: во-первых, воспрепятствовать падению цен на зерно на внутреннем рынке после прекращения экспорта в 1914 году (мера блестяще удавшаяся); во-вторых, оградить широкие слои простых потребителей от вакханалии спекулятивных рыночных манипуляций. Во втором случае результаты оказались убийственно неудачными. Производители зернопродуктов сокращали посевы, уменьшали поставки в города. Очереди у казенных хлебных лавок увеличивались, росло и недовольство. Хотя в 1916 году цены существенно повысили, но оставили фиксированными. Принципиально эта мера ничего не решала, так как стоимость всех прочих товаров и услуг росла значительно быстрее, что делало производство и продажу зерна и муки коммерчески нецелесообразной.

Положение осложнялось расстройством транспорта, как и некоторыми причинами более общего порядка. Весной 1915 года русская армия начала отступление из западных районов, продолжавшееся до сентября. Россия потеряла 15 губерний с неубранным урожаем. Этот же год дал огромное число беженцев, спасавшихся от германской оккупации и оседавших в центральных районах страны. Кроме того, неблагоприятные погодные условия привели к серьезному недороду в 1916 году, когда урожай оказался ниже обычного примерно на 40 процентов. Ситуация серьезно обострялась, что видели и самодержцы. Царица писала супругу 16 сентября 1916 года: «Важнейшим для нас вопросом является сейчас продовольствие».

В августе 1915 года все продовольственное дело было сосредоточено в Министерстве земледелия, и Протопопов решил вернуть его в свое ведомство, чтобы поставить всю эту деятельность, что называется, на широкую ногу. Предложение это обсуждалось в Совете министров, где мнения разделились, а бюджетная комиссия Государственной Думы выступила против этого проекта, поэтому он так и не был осуществлен.

Вскоре после назначения царица имела встречу с новым министром внутренних дел, и беседа выявила взаимопонимание между ними. Александра Федоровна осталась довольна. Она подробно рассказала об этом в письме мужу, и тот писал ей в ответ 23 сентября: «Нежно благодарю тебя за твое дорогое длинное письмо, в котором ты так хорошо излагаешь свой разговор с Прот. Дай Бог, чтобы он оказался тем человеком, в котором мы сейчас нуждаемся!.. Да, действительно, тебе надо бы быть моими глазами и ушами там, в столице, пока мне приходится сидеть здесь. На твоей обязанности лежит поддерживать согласие и единение среди министров — этим ты приносишь огромную пользу мне и нашей стране! О, бесценное Солнышко, я так счастлив, что ты, наконец, нашла подходящее дело! Теперь я, конечно, буду спокоен и не буду мучиться, по крайней мере, о внутренних делах».

Назначение Протопопова на важнейший правительственный пост внесло замешательство в думские ряды, на что и надеялась императрица. Деятели «Прогрессивного блока», сомкнув ряды, успешно «добивали» кабинет Штюрмера; было ясно, что его падение не за горами. Так возникала реальная возможность создания долгожданного «кабинета общественного доверия». Милюковская компания видела себя уже в министерских креслах; им казалось, что час триумфа совсем близок. И вдруг такой удар! Один из их рядов, человек, которого и в состав будущего «прогрессивного правительства» приглашать-то не хотели, предал «своих» и занял пост без согласования с ними. Отступника необходимо было морально и политически уничтожить!

Безответственность многих общественных деятелей со всей очевидностью проявилась на думской сессии, начавшей работу первого ноября 1916 года.

Во вступительной речи председатель Думы М. В. Родзянко сказал: «Мы собираемся здесь в пятый раз с начала мировой борьбы. Война должна быть выиграна, чего бы это стране ни стоило, во что бы то ни стало. Этого требует народная честь и народная совесть; этого повелительно требует не только государственная безопасность, но и благо грядущих поколений». После решения нескольких текущих процедурных вопросов открылись общие прения. И вот тут начался настоящий шабаш (другое слово трудно подобрать).

Тон задал будущий блестяще-бездарный премьер Временного правительства, а тогда депутат от Саратовской губернии, член фракции трудовиков, присяжный поверенный А. Ф. Керенский. Говоря о правящих кругах, он восклицал: «Связав великий народ по рукам и ногам, заткнув ему рот и завязав ему глаза, они бросили его под ноги сильного врага, а сами, закрывшись аппаратом военных положений, цензур, ссылок и других преследований, они предпочитают в то же время исподтишка, как наемные убийцы, наносить удары. Где они, эти люди (указывая на места правительства) в правительстве, подозреваемые, братоубийцы и трусы… Все жертвы и попытки спасти страну бесплодны, пока власть находится в руках безответственных лиц, ставящих свои личные интересы, ставящих свои традиционные симпатии выше интересов и прав нации».

Не успел еще зал успокоиться после прозвучавших гневных филиппик, а на трибуну уже поднимался магистр русской истории, бывший приват-доцент Московского университета, известный политический деятель либерального толка П. Н. Милюков. Его выступление явилось продуманной и хорошо рассчитанной акцией. Общий смысл был достаточно прост: мы, либералы, будем бороться до полной победы над правительством. Однако он пошел дальше традиционного и банального рефрена о негодности администрации и разыграл целую интермедию. Размахивая какой-то газетой и ссылаясь на помещенную в ней якобы информацию, ученик выдающегося русского историка В. О. Ключевского обвинил ведущих членов кабинета и влиятельные придворные круги в воровстве, в попытках заключить мирный договор с врагом за спиной народа. При этом экономические трудности и военные неудачи он выводил из целенаправленной работы врагов России, окопавшихся на министерских постах и «даже выше».

Свое выступление глава кадетской партии перемежал одним и тем же вопросом: «Что это, глупость или измена?» На что аудитория (на балконах для публики, что называется, яблоку некуда было упасть, так как слухи о грядущем важном политическом событии распространялись уже давно) дружно отвечала: «Измена!»

Это обвинение он бросил лично главе правительства Штюрмеру при бурном одобрении многих присутствовавших, находившихся в состоянии необычайной экзальтации. Завершая свою эскападу, Милюков заявил: «И разве же не все равно для практического результата, имеем ли мы дело в данном случае с трусостью или изменой?» Оратор прекрасно понимал, что лжет. Знал об этом и тогда, когда стоял на трибуне, и позже, но раскаяния не испытывал никогда. Шла жесточайшая война, кругом росло недовольство, существовавшее хрупкое общественное равновесие грозило рухнуть в любую минуту, а лидер одной из крупнейших партий заведомо клеветнически обвинял главу правительства в измене, в пособничестве врагу. О времена, о нравы…

98
{"b":"216102","o":1}