До своей отставки с поста премьера С. Ю. Витте особой набожностью не отличался, его отношение к вере не распространялось далее общепринятого в высшем обществе, но последние годы жизни стал проявлять признаки необычного религиозного рвения. Близко сошелся с известным монахом, а затем епископом Каргопольским, позднее епископом Тобольским и Сибирским Варнавой, ставшим его духовником и состоявшим в теснейших отношениях с Распутиным. Этот полуграмотный простец с плохими манерами сделался желанным гостем в особняке на Каменноостровском проспекте в Петербурге, где граф и графиня вели с ним в интимной обстановке духовные беседы.

Его сиятельство уверял Варнаву, что является бескорыстным почитателем «старца Григория». Летом 1914 года, когда стало известно, что в Сибири совершено покушение на Распутина (первые сообщения гласили, что он убит), С. Ю. Витте, находившийся в Германии, послал письмо Варнаве, где писал: «Сейчас я прочел телеграмму об убийстве старца. Я его видел один раз в жизни, семь лет тому назад. Отказался от дальнейших свиданий, дабы не давать ядовитую пищу в руки врагов моих и его. Убийство это в высшей степени возмутительно».

Все попытки вернуться к власти разбивались о непреклонность императора, раз и навсегда решившего в 1906 году не прибегать больше к услугам этого человека. В письме матери 2 ноября 1906 года Николай II заметил: «Сюда вернулся на днях гр. Витте. Гораздо умнее и удобнее было бы ему жить за границей, потому что сейчас же около него делается атмосфера всяких слухов, сплетен и инсинуаций… Нет, никогда, пока я жив, не поручу я этому человеку самого маленького дела». Еще ранее, в апреле, вскоре после отставки премьера, император заметил В. Н. Коковцову, что «окончательно расстался с графом Витте и мы с ним больше уже не встретимся». По монаршей милости Сергей Юльевич вознесся на сановные верхи и по царской же немилости был оттуда низвергнут!

Нежелание использовать сановника на государственной службе нельзя объяснять каким-то капризом монарха, только его личным нерасположением. Император никогда не питал личных симпатий к Витте, но довольно долго считал необходимым в интересах дела использовать его навыки, опыт и организаторские дарования. Но наступили другие времена, менялись условия политической деятельности, что требовало новых людей, иных приемов реализации государственных решений. Когда в 1905 году началось общественное брожение, переросшее в анархию и хаос, когда возникла реальная угроза трону, верховная власть ощутила острую потребность в умных, целеустремленных людях, искренне преданных самому монарху и идее монархизма. К числу этих людей Николай II Витте уже не относил. Его постоянное лавирование и конформизм вели к беспринципности, что являлось чрезвычайно опасным в сложной ситуации.

Граф получил свой карт-бланш в октябре 1905 года, сформировал по собственному усмотрению кабинет, но его шестимесячное премьерство было явно неудачным; решения и декларации оказывались порой противоречивыми, что только усугубляло обстановку. Умиротворения не произошло, а это, в свою очередь, исключало возможность проведения реформ. Граф хотел понравиться всем, но не вызвал симпатий ни у кого. Чувствовал, что политическая почва ускользает из-под ног, но изменить уже ничего не мог, и прошение об отставке являлось вполне логичным и своевременным. Его время ушло. Он не был способен публично и достойно, с трибуны Государственной Думы, отстаивать правительственный курс, смело и терпеливо разъяснять различные аспекты государственной политики под шиканье, а порой и улюлюканье думской аудитории, как делал это позже премьер Петр Столыпин.

Одно дело интриговать в бюрократических кулуарах (здесь равных Витте трудно было найти), а совсем другое — действовать открыто, при пристальном внимании всей России. И недаром на совещаниях в феврале 1906 года по выработке положения о Государственной Думе С. Ю. Витте, к удивлению всех собравшихся, ратовал за недопустимость публичных заседаний, так как «невежественная публика» забросает министров «мочеными яблоками да ревущими кошками». Эта позиция возмутила даже такого консерватора, как К. П. Победоносцев, заметившего: «Зачем же было заводить все дело, писать Манифесты, проводить широкие программы обновления нашего государственного строя, чтобы теперь говорить, что мы созрели только для скандалов, да моченых яблок и дохлых кошек». Но свои ошибки и просчеты Сергей Юльевич никогда не признавал и всегда, на протяжении всей своей карьеры, неизменно винил в собственных неудачах других.

Сановная биография Витте непосредственно затрагивает важную для понимания причин крушения государственной власти тему: о внутренних убеждениях должностных лиц. Глубина монархических убеждений проявлялась в соотношении личного «я» и основополагающего государственного принципа: безусловного подчинения воле самодержца. Однажды, в 1905 году, министр иностранных дел граф В. Н. Ламздорф преподнес Сергею Юльевичу своеобразный «урок монархизма», сказав, что, когда намечается какое-то решение, не отвечающее его представлениям, он обязан довести до государя свою точку зрения. Однако как только та или иная мера утверждена монархом, его обязанность «лишь исполнять».

Витте такой подход уже не принимал. Последние годы своей должностной карьеры не столько служил царю и России, сколько тешил собственное тщеславие, угождал личным амбициям. Когда поступали не так, как хотелось графу, не смирялся: оспаривал, злословил, интриговал. Патологическое самомнение ослепило «его сиятельство», уверившегося в том, что лишь он один — безгрешный, умный, дальновидный, а кругом него — сплошь невежи и ничтожества. Страшно негодовал Витте на Николая II, когда «умного провидца» окончательно устранили от рычагов государственного управления.

Отставной премьер не мог примириться со своим отлучением от власти и решил отомстить «неблагодарному монарху». Орудием мести сделал свои пространные мемуары, к написанию которых приступил в 1907 году. Эту «книгу-бомбу» граф сочинял в большой тайне от всех. «Воспоминания», наполненные множеством утверждений, дискредитирующих царя, появились вскоре после падения монархии, когда самого автора уже не было в живых. Оценки опального сановника сразу начали широко использовать, как «бесспорное доказательство» «ущербности» и «мелкости» Николая И. До сих пор выдержки из мемуаров Витте часто воспроизводятся как некие священные тексты, не подлежащие критическому осмыслению, хотя тенденциозность и пристрастность, а местами и откровенную лживость этого сочинения трудно не заметить.

Испытав на своем веку жестокость людской молвы, беспощадность клеветы, Сергей Витте сам явился инспиратором слухов и сплетен. В своем разоблачительном угаре он опускался до невероятной низости, когда, например, писал, что осенью 1905 года Николай II собирался бежать из России, или когда сообщал, что Александра Федоровна якобы «состояла в мистериозной связи» с фрейлиной Анной Вырубовой и генералом Александром Орловым. Много других пошлостей запечатлел граф на страницах своей «книги жизни». Уязвленное самолюбие и непомерные амбиции помешали Витте достойно уйти с политической сцены.

Начиная с 1904 года у Николая II редко выдавался день, когда политические события радовали. Война с Японией оказалась неудачной, и русскую армию преследовали тяжелые потери. Кто мог это представить! Он был уверен, что победа будет на стороне России, подвергшейся вероломному нападению. Никто не сомневался в успехе, и кампания разворачивалась в атмосфере невиданного подъема. Война на какое-то время всех объединила. Даже студенты успокоились и провели серию шествий с национальными флагами и с пением «Боже, Царя храни». Но как только стали поступать сообщения о неудачах, ситуация начала меняться. В «его России» происходило странное, непонятное и до сих пор — просто непредставимое. Все, чуть не поголовно, начинали выражать недовольство государственной политикой. Требовали изменений.