Уже в храме произнес приветственное слово митрополит Петербургский и Ладожский Палладий, затем последовало богослужение и чтение царем Символа Веры. По окончании ему поднесли большую императорскую корону, и он стоя надел ее, а в руки взял скипетр и державу и сел на трон. Через несколько минут к нему подошла императрица Александра Федоровна и опустилась на колени. Царь снял свою корону, прикоснулся ею ко лбу жены, после чего надел ей на голову малую корону, обнял и поцеловал. Мария Федоровна подошла и обняла сына и невестку, а за нею стали подходить с поздравлениями члены императорской фамилии. Вскоре началось торжественное богослужение. Николай II сошел с помоста и вошел через царские врата в алтарь, где причастился и принял миропомазание. Затем Палладий произнес традиционную речь-поучение, входившую в чин венчания на царство. На этом церковная церемония, продолжавшаяся три часа, закончилась.

Царь занес в дневник: «Все, что произошло в Успенском соборе, хотя и кажется настоящим сном, но не забывается во всю жизнь». Александра Федоровна писала сестре Виктории: «Служба меня совсем не утомила, скорее вдохновила сознанием того, что я вступаю в мистический брак с Россией. Теперь я действительно царица».

Далее началась череда приемов и балов. Город был необычайно иллюминирован. В Кремле построили специальную электрическую станцию, и вечером 14 мая, когда на балконе Кремлевского дворца Александра Федоровна зажгла освещение, вспыхнули тысячи электрических лампочек. Мириады огней осветили кремлевские стены, башни и купола; высветили контуры зданий на Софийской набережной. Зрелище было невиданным и вызвало искренний восторг не только у русских, но и у иностранных гостей.

Все сошло ровно, гладко, торжественно и умилительно. Царь и царица находились в приподнятом расположении духа. На душе было тихо и спокойно и, когда поздними вечерами венценосцам удавалось остаться вдвоем, они ничего уже и не обсуждали. Слова глубину впечатления передать не могли. Они чувствовали единым сердцем грандиозность, вселенскую важность события. Александра Федоровна тогда впервые и навсегда поняла и почувствовала, что есть Россия, что есть служение ей, какая великая ответственность возложена теперь на Ники, и она, верная и любящая, должна ему помогать во всем. Это угодно Господу, и в том она теперь не сомневалась.

На коронации случилось и большое несчастье: первое в истории последнего царствования. Никто не мог того предвидеть, и никто его не ожидал. Но случилось… Рано утром 18 мая, на тринадцатый день коронационных торжеств, за Тверской заставой, на Ходынском поле, там, где собрались сотни тысяч людей, чтобы получить царские подарки, произошла давка и погибло 1282 человека, несколько сот было ранено. Как все случилось, почему случилось?

Программа включала традиционную для Руси бесплатную раздачу «царских гостинцев». Для этих целей, как и в коронацию Александра III, определили восточную часть обширного Ходынского поля — место народных гуляний и смотров войск. На пространстве в один квадратный километр выстроили 150 буфетов и 10 павильонов для раздачи вина и пива. Проходы к ним ограждали заборы и рвы. Так было и в 1883 году, тогда раздаточных палаток соорудили меньше, всего 100, а пришедших, в количестве около двухсот тысяч человек, удалось обслужить без всяких происшествий. Коронационная комиссия, сформированная министром Императорского двора И. И. Воронцовым-Дашковым, решила в 1896 году воспроизвести в точности то, что происходило тринадцатью годами ранее.

«Народный праздник» начинался в 10 часов утра 18 мая, но уже накануне, вечером 17-го, из прилегающих к Москве районов на Ходынку собралось не менее полумиллиона человек. Много женщин и детей. Все жаждали получить бесплатные гостинцы, которые, как рассказывали в толпе, представлялись необычайно богатыми. Уверенно утверждали, что будут раздавать и деньги. На самом же деле «коронационный подарок» включал памятную кружку, большой пряник, колбасу и сайку.

Вначале толпа вела себя смирно: кто сидел у костра, кто спал на земле, кто угощался водкой, иные пели и плясали. Но вскоре после полуночи атмосфера начала накаляться. Прошел слух: буфетчики начали выдавать «своим» и на всех заготовленного не хватит. Толпа необычайно заволновалась, люди плотным кольцом обступили палатки. С рассветом началось то, что некоторые очевидцы потом назовут «светопреставлением». Народная стихия проявилась во всем своем ужасе. Полицию в количестве примерно двухсот человек смели. Людское море бушевало. Задние ряды напирали на передних, многие падали, проваливались в ямы, наспех закрытые деревянными настилами и присыпанные сверху землей. Живые бежали по телам, не имея уже возможности остановиться и не обращая внимания на крики, вопли и стоны.

Буфеты трещали, раздатчики в страхе выбрасывали в толпу узелки, и это лишь усиливало неразбериху и сумятицу. Один из артельщиков-добровольцев позднее рассказал на следствии: «Я выглянул из будки и увидел, что в том месте, где ждала публика раздачи, лежат люди на земле один на другом, и по ним идет народ к буфетам. Люди эти лежали как-то странно: точно их целым рядом повалило. Часто тело одного покрывало часть тела другого — рядышком. Видел я такой ряд мертвых людей на протяжении 15 аршин. Лежали они головами к будке, а ногами к шоссе». Сколько продолжалось это безумие, никто точно сказать не мог: одни говорили, несколько часов, другие — всего час, третьи — пятнадцать минут. Но к 7 утра все успокоилось. Прибыли полицейские подкрепления, толпа рассеялась, оставив после себя тела убитых и изувеченных.

Уже в 8 утра к генерал-губернатору великому князю Сергею Александровичу поступило сообщение о происшедшем. Первоначально полагали, что погибло около ста человек. Но вскоре стало вырисовываться настоящее положение. В половине десятого утра доложили Николаю II. Он был потрясен. В мирные дни, во время национального праздника — такое несчастье, такие жертвы, такой великий грех! Император сам расспросил полицмейстера, но тот находился в шоке и ничего внятного сказать не мог. Дядя Сергей и граф Воронцов-Дашков более вразумительно все объяснили. Но ясность лишь умножила печаль. Император отдал распоряжение провести тщательное расследование причин трагедии.

В полдень царь и царица поехали на Ходынское поле. По дороге им встретились подводы, на которых под рогожами просматривались тела погибших. Николай II остановил карету, вышел, поговорил с возщиками. Те ничего толком не знали, сказали лишь, что перевозят в Екатерининскую больницу убиенных. На самом Ходынском поле уже ничто не напоминало о происшедшем: развевались флаги, радостная толпа кричала, «ура», и оркестр непрестанно исполнял «Боже, Царя храни» и «Славься». Венценосцы проехали в Петровский дворец, где, как было запланировано заранее, им представлялись депутации и где был дан царский обед волостным старшинам. Вечером же Николай II и Александра Федоровна присутствовали на бале, устроенном французским послом графом Густавом Монтебелло. По соображениям высокой политики, отказаться от раута они не сочли возможным.

На следующий день царь и царица присутствовали на панихиде по погибшим, а затем посетили Старо-Екатерининскую больницу, где обошли палаты, поговорили с пострадавшими. Многие из них переживали, со слезами на глазах просили царя простить их, «неразумных», испортивших «такой праздник». Николай Александрович зла не держал. Простых людей не винил. Распорядился: выдать по 1000 рублей на каждую семью погибших, для осиротевших детей учредить особый приют, а все расходы на похороны принять на его счет. Хотя страна, как утверждали монархоненавистники, находилась «в тисках самовластья», ограничений на информацию не налагалось, и газеты подробно описывали происшествие.

Великий князь Сергей Александрович записал в дневнике 19 мая: «Вчерашнюю катастрофу раздувают сильно возможно и враги и друзья. Ники спокоен и удивительно рассудителен». Московский генерал-губернатор отметил критическое настроение, охватившее различные круги вслед за известием о трагедии. Радикалы и нелегалы всех мастей ликовали: они получили такой сильный козырь! В листках и брошюрах потом на годы Ходынка станет излюбленной темой для политических спекуляций. Вывод радикалы всегда делали один: «виноваты общие условия русской жизни», а для изменения их надо свергнуть тирана, «Царя Ходынского» и тогда только народ сможет свободно вздохнуть.