На царствование Николая II пришлось еще два громких династических скандала. Осенью 1905 года высшие круги России, помимо революционных потрясений, волновала и интересовала еще одна тема: брак кузена Николая II, великого князя Кирилла Владимировича (1876–1938), женившегося в том же году без разрешения на своей двоюродной сестре Виктории-Мелите (1876–1936), урожденной принцессе Саксен-Кобург-Готской. В 1894 году она стала женой брата царицы Александры Федоровны Эрнста-Людвига Гессенского, а в 1901 году развелась с герцогом. Бравого морского офицера Кирилла Владимировича, участника войны с Японией, в октябре 1905 года лишили звания флигель-адъютанта (звание члена императорской свиты), исключили со службы, и он получил приказ в 24 часа покинуть Россию. Царя и царицу настолько возмутил поступок родственника, что даже обсуждался вопрос о лишении его великокняжеского достоинства.

Его родители, Владимир Александрович и Мария Павловна, всеми путями добивались снисхождения к сыну. Через два года император сменил гнев на милость. Кирилл был прощен, восстановлен в службе, ему возвратили звания и должности. Его с женой, получившей звание великой княгини Виктории Федоровны, стали принимать при дворе.

Много лет слухи и сплетни окружали личную жизнь дяди Николая II, великого князя Павла Александровича (младшего из шести сыновей императора Александра II), входившего в последние годы монархии в ближайшее царское окружение. Этот великий князь заметной политической роли не играл, но имел престижные посты командиров лейб-гвардии конного полка и гвардейского корпуса. Первым браком был женат на греческой принцессе и имел двоих детей: Дмитрия (1891–1942) и Марию (1890–1958). Павел овдовел, когда ему был 31 год.

В 1893 году он увлекся женой гвардейского офицера Ольгой Валерьяновной Пистолькорс, урожденной Карнович (1865–1929). В доме Пистолькорсов на Большой Морской в Петербурге и на даче в Красном Селе часто собирался тогда цвет дворянских фамилий из числа чинов гвардии. Бывал здесь и цесаревич Николай, питавший симпатии к хозяйке этого салона. Он даже вел с ней переписку. Например, летом 1893 года писал: «Милая Мама-Леля! Очень прошу простить меня, но ввиду более раннего моего отъезда в Англию я не буду иметь удовольствия завтракать у вас в городе, как было условлено раньше. Я тем более сожалею, что завтрак у вас мог бы служить продолжением того прекрасного вечера 8-го июня, который так весело прошел у вас в Красном».

Со временем «дядя Павел» и замужняя «Мама-Леля», презрев светские условности, стали появляться вместе на людях. Все это служило темой бесконечных пересудов, но внешне не вызывало нареканий, так как «романтические отношения» сами по себе были в порядке вещей; надо лишь блюсти матримониальные каноны. Положение изменилось, когда влюбленные, имевшие к этому времени сына Владимира, «рожденного во грехе», решили узаконить свои отношения.

В начале 1902 года А. А. Половцев свидетельствовал: «Город занят большим скандалом. Уже много лет великий князь Павел Александрович состоит в связи с женой адъютанта великого князя Владимира Александровича — Пистолькорса. Бесцеремонность влюбленных достигла крайних пределов. Путешествия и прогулки вдвоем, обхождение с рожденным сыном, носящим фамилию Пистолькорса, и т. п., все это принималось публикой как выражение совершившегося факта. Ныне летом г-жа Пистолькорс объявила, что в. к. решил на ней жениться и что для сего ею немедленно получен развод… Великий князь Павел объявил, что он женится на г-же Пистолькорс во что бы то ни стало, бросив, если нужно, все и уехав из России». Вскоре ему действительно пришлось, потеряв свое положение на родине, отбыть во Францию, где несколько лет супруги дожидались царского прощения.

В России остались сын и дочь князя, которые отца очень любили, и заботу о которых взяли на себя великий князь Сергей Александрович и его жена Елизавета Федоровна. Большое участие в воспитании детей Павла принимал и царь, особенно нежно относившийся к своему двоюродному брату Дмитрию, ставшему для него почти сыном. Последний платил императору ответной любовью и навсегда сохранил к нему большую привязанность, хотя в результате распутинской истории потерял расположение императорской четы.

До того же времени Дмитрий — ближайший член династии, вхожий во дворец постоянно и во время первой мировой войны находившийся около Николая II многие месяцы. Во время отлучек он часто писал царю, которого всегда называл «дядя», и эта корреспонденция наглядно рисует близкий характер отношений между ними. Вот выдержка из письма от 17 ноября 1911 года, посланного из Петербурга в Ливадию: «Дорогой дядя! Страшно благодарю тебя за твое милое письмо… Часто читаю в газетах про то, что ты в Ливадии делаешь. И признаюсь, мне каждый раз жалко делается, думая, что меня там нет с вами. Как танцевальные вечера? Это был бы чудный случай для меня схватить Зизишку (Нарышкину. — А. Б.) за бока и помчаться с ней, или, например, сладостно прижимать Фредерикс и танцевать с ней, забывая все кругом… До меня доходят слухи, что мамаша моя (царица. — А. Б.) плохо ведет себя. Плохо в смысле здоровья. Это нехорошо. Скажи ей, что этим очень недоволен. Пускай она меня или бедного чиновника почтового вспомнит, и, может быть, тогда ей лучше станет. Ну, а засим крепко обнимаю тебя… Твой Дмитрий». Одно время упорно говорили о предполагавшейся женитьбе Дмитрия на старшей дочери Николая II Ольге, но в силу ряда причин эта свадьба не состоялась.

Отцу Дмитрия, Павлу Александровичу, пришлось прожить почти десять лет за границей, ожидая перемен в настроениях самодержца. В 1905 году князь приехал ненадолго на похороны своего брата, московского генерал-губернатора Сергея Александровича, убитого в феврале террористом. Во время беседы царь заявил дяде, что «уже на него не сердится». Великий князь и его новотитулованная супруга (к этому времени она получила от баварского короля титул графини Гогенфельзен) ликовали, надеясь теперь вернуться в Россию. Однако вскоре пришло известие, что им совместно запрещено появляться на публике. Объясняя мотивы своего решения, император писал дяде Павлу: «Во всяком случае, за мною остается право решения вопроса о времени, когда тебе разрешено будет приехать сюда с женою. Ты должен терпеливо ожидать, не забегая вперед. Позволив тебе приезжать в Россию от времени к времени, я желал этим дать утешение твоим детям видеться с тобою. Они потеряли в дяде Сергее, в сущности, второго отца. Не забудь, что ты покинул их для личного своего счастья».

Великий князь воспринял это как оскорбление и отказался появляться на родине без жены. Не изменил он своему решению даже тогда, когда его дочь, великая княгиня Мария Павловна (младшая), в 1908 году выходила замуж за наследника шведского престола герцога Вильгельма Зюндерманландского (в 1913 году бросила его, а через год развелась с ним). Окончательное примирение между царем и последним его дядей наступило лишь в годы мировой войны, когда жена Павла, получив титул княгини Палей, стала «персоной грата» в царском дворце. Произошло это всего за несколько месяцев до падения монархии.

Вышеуказанные истории непосредственно затрагивали династические интересы, к чему последний царь был очень внимателен. Чувство долга и общественная обязанность стоять на страже престижа власти были для него превыше всего, и здесь личные симпатии не играли определяющей роли. Будучи примерным семьянином и отцом, он не одобрял легкомысленного отношения к супружеским узам и всегда считал такое поведение предосудительным. Николай II был искренне счастлив в своей семейной жизни, и хотя вокруг императорского дома носилось множество сплетен и слухов, он никогда не позволял себе ничего, что могло бы бросить тень на добропорядочный образ его как мужа, отца и главы династии.

Александр III укрепил монархический авторитаризм, несколько поколебленный в эпоху реформ, а Николай II унаследовал сильную административную власть от отца своего. Самодержавие, как казалось, стояло прочно и нерушимо. Государственная система работала в ранее заданном режиме, и решения монарха становились волей подданных. Страна интенсивно развивалась.