Журналист вошел первым, за ним Бекас.

Марина Розину сидела перед зеркалом и поправляла грим. При виде Макриса она радостно заулыбалась.

— Как это вы обо мне вспомнили?

— Один из самых фанатичных твоих поклонников настоял, чтобы я его обязательно с тобой познакомил, — сказал Макрис.

«Фанатичный поклонник» чувствовал себя здесь, как слон в посудной лавке. Ему казалось, при первом неловком движении он обязательно разобьет или сломает что-нибудь из вещей, заполнивших эту крохотную комнатку. К тому же он понимал, что его очень трудно принять за истового театрала.

— Мой друг Бекас, — объявил Макрис, воздержавшись от упоминания профессии.

Марина Розину повернулась и протянула Бекасу руку.

— Надеюсь, вы не очень скучаете?

— Нет, что вы! — поспешно откликнулся Бекас.

— Ну а как вы находите меня?

— Я думаю, слова здесь излишни.

В жизни девушка была еще красивее, чем на сцене и фотографии. Однако она совсем не походила на любовницу миллионера. Лицо у нее было такое светлое, чистое, трудно было даже представить себе, чтобы в этой очаровательной головке зародились планы убийства.

Бекас попытался отогнать от себя невольную симпатию, которую вызвала у него Марина. Личным симпатиям и антипатиям не место в расследовании.

— Пьеса, конечно, не ахти. Но публике нравится, — сказала молодая актриса.

Макрис что-то ответил, но бывший полицейский уже не следил за их разговором. Его внимание сосредоточилось не на том, что́ говорила девушка, а на том, ка́к она это говорила. Он пытался уловить за этой жизнерадостной, бесхитростной улыбкой хоть малейшую фальшь. Но все его попытки были тщетными. Внезапно девушка повернулась к нему.

— Вы согласны?

Он прослушал и потому не знал, с чем должен согласиться.

— Гм, пожалуй, — кивнул он.

— Вот видите? — обрадовалась она. — И друг ваш согласен.

— Да он с чем угодно согласится, достаточно, что так считаешь ты, — улыбнулся журналист, забавляясь смущением Бекаса. — Я же говорил, что он самый фанатичный твой поклонник.

— Он всегда вас так дразнит? — спросила Марина.

— При каждом удобном случае, — ответил Бекас.

Прозвенел первый звонок. Актрисе пора было одеваться. Друзья попрощались и вышли из гримерной.

Как только дверь за ними закрылась, улыбка исчезла с ее лица. Марина тут же вспомнила, что со сцены вдруг увидела во втором ряду Ангелоса Дендриноса с женой.

В антракте после второго действия Дженни Дендрину повернулась к мужу.

— Ну и как?

— Что?

— Пьеса… спектакль.

— Пьеса забавная, но глуповатая. Но постановка мне нравится.

Подумав немного, она сказала:

— Я бы хотела пойти поздравить актеров.

Дендринос взглянул на нее в замешательстве.

— Ты серьезно?

— А что? Разве зрители никогда не ходят за кулисы?

— Но это обычно бывает на премьере или когда зрители знакомы с каким-нибудь актером.

Жена посмотрела ему прямо в глаза.

— А у тебя нет знакомых в труппе?

«Знает или подозревает?» — спросил себя Дендринос и неопределенно ответил, что, возможно, с кем-нибудь и встречался — в Афинах его многие знают, — но близких знакомств в актерской среде у него нет.

— Значит, есть шанс их приобрести, — настаивала жена. — Меня очень интересуют люди искусства.

— Вот как? А у меня сложилось впечатление, что ты их презираешь.

— Это ошибочное впечатление. Ну так что, мы идем вместе или я пойду одна?

— Ты твердо решила?

— Твердо, — сухо отозвалась она.

— Ну, как хочешь, — недовольно произнес Дендринос.

Бекас наблюдал из ложи, как, пройдя через зрительный зал, они направились к маленькой боковой двери, ведшей за кулисы.

«Что-то будет», — подумал он, но промолчал.

Премьерша — молодая блондинка, широко известная в мире кино и театра своими пышными формами и богатыми покровителями, — заглянула к Марине Розину.

— Одолжи мне карандаш для глаз. У меня кончился.

Марина протянула ей карандаш.

— К тебе, кажется, заходил Макрис, — продолжала премьерша. — А кто это был с ним, похожий на судебного исполнителя?

— Какой-то его друг, — рассеянно ответила девушка, думая о своем.

— Он тоже журналист?

— Не знаю. Не думаю.

— Очень теплый зал сегодня, правда?

— Да, очень.

— Да что с тобой, черт возьми? Где ты витаешь?

— Ничего. Просто немного болит голова.

Стоя в дверях, премьерша выглянула в коридор и сказала:

— Ого, да у нас нынче от посетителей отбоя нет. Посмотри-ка!

Марина тоже бросила взгляд в коридор и побледнела. Ангелос Дендринос с женой шли по направлению к ее гримерной. Их сопровождал владелец театра.

— Маро, — обратился он к премьерше, — позволь тебе представить господина Дендриноса и его супругу.

Марина потерянно смотрела, как премьерша и Дендриносы обмениваются рукопожатиями на пороге ее комнаты. И хотя Дендринос не бросил в ее сторону ни единого взгляда и пытался казаться естественным, было заметно, что он растерян. Молодая актриса почувствовала что-то вроде паники. Хотелось встать и поскорее закрыть дверь, но ничего подобного она не сделала. Девушка понимала: здесь разыгрывается комедия с вполне определенной целью. Этой целью была она. И очень скоро случилось то, чего она боялась. Владелец театра сказал:

— А теперь я вас познакомлю с одной из лучших актрис нашей труппы. Мадемуазель Марина Розину. — И посторонился, уступая дорогу гостье.

Премьерша ушла. Под пристальным взглядом жены своего любовника Марина почувствовала себя голой. И как в тумане услышала:

— Поздравляю вас с успехом, мадемуазель.

Марина машинально протянула руку. Пожатие тонкой руки было нервным и сильным.

— Вы превосходная актриса, — сказала госпожа Дендрину.

— Вы впервые видели мадемуазель? — спросил владелец театра.

— Да. Но я много слышала о ней… — госпожа Дендрину так и сверлила девушку взглядом, — и давно мечтала увидеть.

— Господин Дендринос, — представил владелец.

Марина почувствовала облегчение, высвободив руку.

— Очень рада. — Она избегала смотреть ему в глаза.

«Зачем он ее привел? — спрашивала она себя, не слушая официальных поздравлений Дендриноса. Слова в ее ушах сливались в сплошной гул. — Зачем он ее привел? Или, может, она сама заставила его пойти за кулисы?»

— Вы так молоды и уже овладели мастерством, — сказала госпожа Дендрину. — Не правда ли, Ангелос?

«Она знает, — подумала Марина. — Без сомнения, этой женщине все известно, потому она и решила поглядеть на меня вблизи».

— Теперь, когда ваша подруга ушла, могу вам сказать, — продолжала Дженни, — что вы, мадемуазель… как бы это выразить на театральном языке?.. Воруете успех у других.

— Воровать нехорошо! — глупо сострил владелец театра и сам засмеялся.

Дендринос не знал, куда деваться, Марина чувствовала, что близка к обмороку. Только Дженни Дендрину казалась спокойной и не сводила со своей соперницы холодного взгляда.

— Почему нехорошо? Ведь аплодисменты принадлежат не главной героине, а мадемуазель Розину. Нехорошо, когда… — Она говорила с владельцем, но продолжала смотреть на Марину. — Нехорошо, когда присваиваешь то, что тебе не принадлежит. Не так ли, мадемуазель?

— Конечно, — пробормотала Марина.

Атмосфера в маленькой гримерной накалилась до предела. Только владелец театра не понимал, что происходит. К счастью, прозвенел звонок.

— Нам пора идти в зал, — проговорил Дендринос.

Из-за кулис они вышли в молчании. Вместо того чтобы пройти на свои места, Дженни направилась к выходу.

— Дженни, ты куда?

— Я хочу уйти.

— Но почему?

— Ты же сам сказал, что пьеса глуповатая.

Они были уже у выхода, когда началось третье действие. Дженни Дендрину молча, с каменным лицом прошла прямо к машине; муж задержался у гардероба. Вскоре он появился, сел за руль, и длинная машина тронулась. По дороге домой они не обмолвились ни единым словом. В молчании вошли в квартиру. И только в спальне, снимая украшения перед зеркалом, Дженни произнесла: