— Какая следующая станция? — поинтересовался импресарио.
— Сейчас четыре… Через полчаса будем в Домокосе.
К Марианне вернулось хорошее настроение. Герман же терялся в догадках. Вдруг Марианна совсем не та, кого ищут? Что, если он взял ложный след, а настоящий враг тем временем преспокойно хозяйничает в его вагоне?
К тому же Герман постоянно чувствовал на себе испытующий взгляд Йоганна. И вдруг вспомнил, как тот прореагировал на фразу об апельсинах. Тогда он не придал этому значения — слишком был занят Марианной. Неужели этот однорукий и есть тот человек, который осуществляет связь с организацией Сопротивления, интересующейся их грузом? Герман решил проверить это при первом же удобном случае.
Самоуверенность и апломб майора стали действовать Герману на нервы…
2
Аристидис, удобно развалясь, сидел в «мерседесе» Макса. Теперь он важная персона, сотрудничает с оккупационными властями… Посмеивался про себя, представляя, как разозлится начальник, когда узнает, что вместо взбучки за прогул Аристидиса повысят в должности, да еще с прибавкой жалованья!
…Вот он входит в кабинет начальника. Вид у него виноватый (притворится, конечно) в ожидании нагоняя. Начальник зарычит: «Если тебя не устраивает работа здесь, иди в отдел нравов проверять бордели. Бездельник!»
Аристидис даст ему выговориться. А потом вытащит из кармана бумагу, написанную по-немецки… Со смущенной улыбкой развернет ее и протянет начальнику…
Начальник прочтет ее… Посмотрит на Аристидиса, потом опять на бумагу… И умрет от разрыва сердца!
Можно сделать и по-другому: не являться лично, а позвонить. «Алло! Господин начальник? Говорит Аристидис. Прошу вычеркнуть меня из списка ваших сотрудников, которые гоняются за паршивыми курами и ржавой селедкой! Я теперь работаю в немецкой спецслужбе!» — И повесить трубку.
Он придумывал все новые планы мести начальнику, и время проходило незаметно. Макс молча гнал машину на бешеной скорости.
«Месяц поработаешь с таким, говорить разучишься», — подумал торговый инспектор, но теперь это уже не имеет значения, раз ему светит блестящая карьера на поприще международного шпионажа.
Пообещал же этот мрачный человек, что возьмет Аристидиса к себе на службу. Полулежа на заднем сиденье, Аристидис разглядывал бритый затылок своего «фюрера». На переднем сиденье рядом с Максом лежал плащ и черный портфель.
«И я себе куплю такой же», — решил Аристидис, но тут же отказался от этой мысли. Нельзя! У подчиненного не должно быть такого же портфеля, как у начальника. Пожалуй, немец может увидеть в этом знак неуважения.
Аристидис попытался представить себе их дальнейшее сотрудничество. Решил, что все должно идти хорошо. Только очень уж замкнут и неразговорчив этот тип. А когда вышестоящие неразговорчивы…
Когда вышестоящие неразговорчивы, значит, что-то неладно. Может, у них в мозгу рождаются скверные замыслы в отношении нижестоящих. Повинуясь безотчетному страху, Аристидис принял более скромную позу. Что на уме у этого человека? Аристидис не сводил глаз с его затылка. Черные, коротко подстриженные волосы Макса ближе к шее были подернуты сединой.
Пока они в Афинах занимались расследованием, молчание можно было оправдать. А теперь-то чего он молчит? Ведь клубок успешно разматывается…
Радужные планы, которые он только что строил, сменились мрачными предчувствиями. Вдруг этот человек посчитает, что он, Аристидис, сует нос куда не надо? По всему видать, это не обычные полицейские дела. В полицию каждый может зайти и передать любые сведения. Здесь же, в спецслужбе, все строго засекречено! Даже если у постороннего самые благие намерения. Додуматься до этого у Аристидиса хватило ума.
Машина резко затормозила, и Аристидис очнулся от своих мыслей. Дорогу преградил немецкий патруль, надо было предъявлять документы.
«Фюрер» высунул в окно руку и показал патрульному офицеру какую-то бумагу. Проделал он это, не заглушив мотора и не глядя на своего соотечественника. При виде бумаги офицер щелкнул каблуками, а «фюрер» рванул вперед, не удостоив патрульного своим вниманием.
Поехали дальше. Макс продолжал молчать.
Чем дольше тянулось молчание, тем сильнее страх сковывал Аристидиса. Он был просто поражен тем, как молниеносно они проехали контрольный пункт. Офицер отнесся к Максу с явным почтением. А может, это вовсе не почтение, а страх? Такой же страх, каким был охвачен он сам.
Аристидис восстановил нить своих размышлений. Теперь он торопился с выводами, стараясь предотвратить нависшую опасность.
Да, думал он, спецслужбам не нравится, когда в их дела суются посторонние — пусть даже из желания помочь. Разумеется, если сведения серьезны и подтверждаются, их используют, а вот того, кто эти сведения доставил, вторгшись на их территорию… Как поступают с таким нежелательным осведомителем? Да очень просто: от него освобождаются. Среди познаний Аристидиса о шпионаже значились и такие методы, при помощи которых разделываются с теми, кто начинает докучать. «Да нет же, не могу я казаться им докучливым. Я добыл для них ценную информацию, добровольно передал ее, и все. Больше я ничего не ведаю».
Ой ли? Б о л ь ш е н и ч е г о? Но ведь немец возил его к себе домой. А зная адрес, нетрудно узнать имя, фамилию человека и чем он занимается. Такой человек, как Макс, не раскрывающий себя даже перед майором из гестапо, никогда такого не допустит. В аналогичных случаях обычно используют метод «автомобильной катастрофы». Возможно, этим методом и воспользуется «фюрер», чтобы избавиться от бедняги Аристидиса, мечтающего о славе и ордене «за особые заслуги».
И он, словно наяву, прочел коротенькое сообщение в газете: «Аристидис Кутрис, год рождения и т. п., трагически погиб…»
Или нет. В тех случаях, когда имя погибшего не установлено, пишут: «Неизвестный мужчина неопределенного возраста найден сегодня мертвым…»
Именно в этот момент едва уловимая усмешка искривила губы Макса: он принял решение о дальнейшей судьбе Аристидиса. Главную роль в принятии такого решения сыграл тот факт, что ему пришлось завезти Аристидиса на квартиру Посселя.
«Жаль… — думал Макс. — Что ни говори, человек он наблюдательный».
Примерно в половине пятого «мерседес» остановился на обочине шоссе. Аристидис в тревоге уставился на затылок «фюрера». Успел увидеть его профиль, когда тот наклонился, чтобы открыть портфель. Инспектор сжался от страха. Макс же вынул термос, вышел из машины и, отвинтив крышку-стаканчик, стал пить кофе. Потянулся, любуясь окружающей природой, а потом, показав на крышку термоса, взглядом спросил Аристидиса: «Хочешь?»
— Нет, спасибо, — поспешно ответил Аристидис.
С того момента, как «фюрер» вышел, Аристидис ждал этого предложения и твердо решил его не принимать. Он словно врос в сиденье. Выйти из машины в таком пустынном месте значило бы подписать самому себе смертный приговор.
Макс не настаивал. Выпил еще стаканчик кофе, не глядя на Аристидиса, и снова глубоко вдохнул восхитительно чистый воздух…
3
Маленький «фиат» Фотиса тяжело дыша бежал по шоссе. Иногда Фотис подгонял его, стараясь выиграть время, потом снижал скорость, чтобы дать ему передохнуть.
Когда он подъехал к контрольному пункту, где незадолго до этого проезжал Макс, тот же офицер проверил у него документы. Все в порядке. Фотис преподнес ему блок сигарет. Подошел также лейтенант греческой жандармерии.
— О, господин Фотис! Давненько не видали вас на здешних дорогах.
— Что поделаешь!.. Дела ведь не спрашивают, куда тебе хочется ехать, а куда нет, — с дружеской улыбкой отозвался Фотис.
Получив свою долю сигарет, жандарм попросил Фотиса на обратном пути завезти ему килограмма два муки.
— Вам наверняка не один я даю поручение, господин Фотис. Только — сами понимаете… Не подмажешь — не поедешь!
Лейтенант еще немного задержал его своей болтовней, так что, тронувшись наконец в путь, Фотис обнаружил, что на расшаркивание у него ушло лишних пять минут. А впереди еще два контрольных пункта, да к тому же надо заехать на станцию Айи-Теодори за информацией. Фотис свернул с шоссе, станция в Айи-Теодори помещалась в небольшом двухэтажном домике, стоявшем посреди поля. Внизу — служебные помещения, наверху — квартира начальника станции, он же кассир и телеграфист, заместителем на случай болезни служила у него жена. В «штате» числился еще один старичок, исполнявший все прочие обязанности. Фотиса они знали, он не раз к ним обращался, и они всегда охотно оказывали ему необходимые услуги.