Мудреного мало — Хлебникова не печатают…
Хлебников — фантаст с глазами ребенка.
Хлебников — поэт орлиного размаха.
Хлебников — шахматист слова …
Хлебников — инженер стихотворного дела.
Хлебников — зерно человека будущего […]
Долг всех товарищей, лично знавших Хлебникова, выбрасывать ракеты его строк в свет.
Кто не может печатать, пусть присылает весь материал А. Крученых […]
Гизы[34] не печатают, когда сможем, напечатаем сами.
Крученых уже выпустил 5 книг Хлебникова.
Артем Веселый
12 октября 1927 г. 10
Знавшие Хлебникова рассказывали об удивительно небрежном отношении создателя русского футуризма к своим рукописям. Он складывал листки со стихами в наволочку либо мешок, теряя их в постоянных переездах, и, не заботясь об авторском праве, не участвовал в публикации своих стихов в разных сборниках, журналах и газетах. Разыскивать рассеянные повсюду творения Хлебникова было непросто.
Тираж каждого выпуска «Неизданного Хлебникова» был невелик — 95–150 нумерованных экземпляров. Среди добровольцев, переписывавших тексты для стеклографа, были Н. Асеев, Артем Веселый, Василий Каменский, Валентин Катаев, А. Кручных, П. Незнамов, Юрий Олеша, Борис Пастернак, Татьяна Толстая. Художники К. Зданевич, И. Клюн, И. Терентьев оформляли обложки и иллюстрировали отдельные выпуски.
Члены «Группы друзей Хлебникова» призывали продолжать поиски наследия поэта.
В предисловии к 23 выпуску друзья Хлебникова писали:
«Твердо известно, что в разных руках имеется много неопубликованных вещей Велимира […]
Хлебников и сейчас в известной степени остается неизданным!
Июль 1933
Москва
Павел Васильев
Артем Веселый
А. Крученых
Ю. Олеша» 11
С 1928 по 1933 годы «Группе друзей Хлебникова» удалось найти не менее тысячи прежде неизвестных строк поэта и издать 30 стеклографированных выпусков.
Артема заинтересовало использование Хлебниковым приема полиндрома.
Алексей Крученых писал о полиндромах:
Читайте справа налево или слева направо — получится одно и то же. Никакой черной магии, одна ловкость рук. Такое вот, примерно, отношение к перевертню было, пока не появился огромник Хлебников […]
150 строк — перевертней — поэма «Разин». Поэма Хлебникова — единственная в литературе большая вещь, построенная на приеме перевертня.
Справа налево и слева направо гремит огромный бунт Степана Разина:
Утро чорту
сетуй утес,
мы низари летели Разиным.
Этот прием дает максимум звуковой насыщенности, поэма — сплошная рифма: все время одна половина строки является обратной рифмой другой половины (стык).
Как хорошо заметил Артем Веселый:
— «Хлебников — это зеркало звука».
Это лучшая характеристика перевертня 12.
Артем Веселый не упускал случая поговорить о Хлебникове с молодыми писателями.
Из воспоминаний Льва Правдина
Про Хлебникова он сказал так: «Умел слово донага раздеть».
— С непривычки трудно его читать, — осторожно заметил я, потому что читал Хлебникова мало, и ничем он меня не увлек.
— А он не для чтения, — проговорил Артем. — Он для удивления и для восхищения. Писателям, молодым особенно, нужен Хлебников, а то очень уж гладко стали писать. 13
«В один из вечеров, — вспоминал Павел Максимов, — Артем долго рассказывал мне о Хлебникове, его взглядах на слово и его работах. Говорил, что считает его гениальным, хранит его поэмы, знает их наизусть» 14.
Личностью Велимира Хлебникова Артем Веселый интересовался всю жизнь.
Григорий Григорьев рассказывал, с каким напряженным вниманием слушал Артем в 1936 году его воспоминания о знакомстве с Хлебниковым и просил припомнить подробности «все до ниточки».
В стихотворении в прозе «Пушкин» (1937 год) Артем Веселый писал:
Пушкин и Хлебников — мои любимые поэты.
С юности и до последнего вздоха.
«ДИКОЕ СЕРДЦЕ»
Гражданская война. В Новороссийске белые, в горах Причерноморья — лагерь партизанского отряда.
Подпольщица Фенька, «совсем еще девчонка», и ее возлюбленный «керченский рыбачок» Илько по заданию подпольного партийного комитета Новороссийска отправляются в горы для связи с партизанами.
Проводником зеленец[35] Гришка Тяптя, парень оторви да брось. Английская шинелишка небрежно накинута в один левый рукав, азиатская папаха на затылке. […]
На груди три банта — красный, зеленый, черный.
Разгладил Гришка банты, разъяснил:
— Красный — свет новой жизни, заря революции… Зеленый — по службе… Черный — травур по капиталу… 1
Командиру отряда необходимо отлучиться в Новороссийск.
У кухни в розлив обеда заспанный писарек выкричал:
ПРИКАЗ
по красно-зеленому партизанскому отряду
По случаю секретного отъезда моего в неизвестном направлении, своим заместителем по части строевой, на короткий двухдневный срок, назначаю Григория Тяптю, а комиссаром — вновь прибывшую товарища женщину, строго приказываю не волноваться, хотя она и женщина. Пункт второй за недостойное поведение, то есть грабеж и бандитизм, припаять по двадцати горячих товарищу Павлюку и Сусликову Дениске из первой роты. Долой!.. Да здравствует!.. Подлинное, хотя и без печати, но вернее верного. Ура!
Между Фенькой и Гришкой, как и следовало ожидать, возникает конфликт: она требует выставить караулы, он возражает: «ни яких караулов не треба». Фенька с добровольцами уходит в караул «в мерзлую ночь». Наутро Гришка, собрав вокруг себя горстку смутьянов, потребовал у Феньки спирту. Она отказала.
Помитинговали-помитинговали и порешили: шлепнуть комиссаршу. […] Всем выпить хотелось.
Илько с помощью бойцов отбил Феньку. Командир отряда, вернувшись из города, отсылает Феньку и Илько из отряда: «с тюрьмой дело на ходу, и в городе люди нужны»[36].
В городе Комитет поручает Илько ликвидировать начальника новороссийской охранки. Покушение не удалось.
Порубленного, избитого Илько за руки, за ноги тащили по тюремному коридору. Голова билась о ступеньки, мела пол. Ржаво тявкнул замок. Пахнуло кислой вонью, холодным камнем.
С размаху щукой в угол. От ревущей боли и холоду очнулся. С великим трудом поднялся на ноги. Зализал в деснах осколки зубов. От слабости прислонился к стенке и — навзрыд.
О тюрьма — корабль человеческого горя — непоколебимая, как тупость, ты плывешь из века в век, до бортов груженая кислым мясом и человеческой кровью… Крепость тиранов, твердыня земных владык, не нонче-завтра мы придем, мы кувырнем тебя, раздергаем тебя по кирпичу и на твоих смрадных развалинах будем петь, будем плясать и славить солнце.
