10 октября 1956 г.
[…] Во время посещения им места, о котором он упоминал в последнем письме к Вам, с него взяли подписку о невыезде (наверно, в тюрьме не было в то время мест). Еще некоторое время он был «на свободе», насколько помнится, никаких неприятностей (подобных Вашим) по партийной линии у него не было. Партбилет до конца был с ним[77]. Во всяком случае, 28.Х.37 он пришел с партсобрания или с заседания парткома, у меня есть основания думать, что все было в порядке.
А через несколько часов за ним пришли. Их было значительно больше, чем, кажется, это положено для таких визитов. Было 4 часа ночи. К нему кинулись так, как будто были уверены в сопротивлении. У него, как у вора, вывернули карманы. Поверьте, даже это было ужасно. Меня попросили в другую комнату, а возле него встал солдат с винтовкой. Прощаясь, я сказала ему на ухо, что позвоню — и назвала по имени его коллегу (временного генерала от литературы). Артем выпрямился и твердо вслух сказал: «Не смей!»
Вот и все. Опомнились мы, когда внизу бухнула дверь в парадном.
Везли его на Лубянку, должно быть, медленно. Писали, в Москве в ту ночь был такой необыкновенный туман, что сталкивались прохожие, фар у машин не было видно, приостановилось движение транспорта.
Об архиве. Так был Артем далек от жуткой действительности, что попросил взять с собой рукописи. Ему разрешили, унесли полный портфель… 5
Вряд ли отец рассчитывал работать в тюрьме над рукописями, когда брал портфель (видимо, заранее приготовленный). Скорее всего, понадеялся, что, приобщенные к следственному делу, они могут сохраниться.
К сожалению, этого не произошло.
Часто и бездумно повторяемое изречение рукописи не горят всего лишь красивая утешительная фраза.
Артем Веселый не был «далек от жуткой действительности».
В 1919 году, разоблачивший беззакония мелекесских чекистов и назначенный Губкомом партии в эту ЧК контролером, Артем Веселый прекрасно знал, какова на самом деле эта организация, преобразованная в НКВД.
Вскоре после реабилитации отца с нами, тремя его дочерьми, и матерью Фанты Верой Яковлевной встретился вернувшийся из заключения старый большевик Аркадий Григорьевич Емельянов[78].
В 1938 году он сидел в одной камере с отцом.
Артема часто по ночам вызывали на допросы, с допросов его приносили.
Аркадий Григорьевич сказал, что из всех, встреченных им в тюрьме людей, только двое до конца понимали, что происходит — Артем и Чубарь[79]. Известно, что многие арестованные уповали на то, что разберутся — и отпустят. Артем сказал: «Не для того нас посадили, чтобы выпустить».
Из записок Гайры Веселой
17 ноября 1979
Была в Переделкине у Надежды Васильевны Чертовой[80], записала ее рассказ.
«[…] Писательская организация пострадала больше других творческих союзов: было арестовано 300 писателей. Из них вернулись 60, и многие вскоре умерли.
Я занималась вопросами жилплощади, и мне пришлось разговаривать со всеми 60 вернувшимися. Я у каждого спрашивала, не встречали ли они троих мне близких людей: Ивана Катаева, Павла Васильева и Артема Веселого… И обо всех мне рассказали.
Следователь Васильева[81] любил стихи. Он давал Павлу бумагу и говорил: „Пиши, но временами кричи, будто я тебя бью“. Но вскоре следователя сменили на очень жестокого, тот Павла избивал.
Ивана Катаева[82] кто-то видел умирающим на этапе от тифа.
Об Артеме мне рассказал Жидков.
На Лубянке в камере, где было 12–15 человек, сидели три писателя: Артем, Георгий Никифоров и Жидков.
Никифорову выбили зубы, но, возвращаясь с допросов, он говорил: „Я ничего не подпишу, мне не в чем сознаваться“.
Артема избивали, с каждого допроса он возвращался все более измученным и ослабевшим. Ему что-то сделали с руками […] На последний допрос его унесли на носилках. Перед уходом он сказал: „Прощайте, я больше не вернусь“. Видимо, он погиб на Лубянке».
Вчера получила письмо:
28 ноября 1979 г.
«[…] Проводив Вас, я крепко задумалась, правильно ли поступила, рассказав Вам то, что Вы услышали. И пришла к такому выводу: не сказать я не имела никакого морального права. Очевидно, Вы были обречены выслушать, а я тоже была обречена — сказать. И ничего иного тут не придумаешь. Ведь Артем хранится в моей памяти среди самых дорогих, самых ярких и незабываемых друзей.
Простите меня.
Ваша Н. Чертова».
В конце 80-х — начале 90-х годов, когда КГБ частично рассекретило свои архивы, стали появляться прежде засекреченные материалы. В одном из томов «Журнала регистрации заключенных Лубянской тюрьмы» обнаружилась запись об Артеме Веселом.
Он находился на Лубянке дважды — с 1 ноября по 27 декабря 1937 года и с 12 января по 7 апреля 1938 года, после чего из Внутренней тюрьмы его увезли в Лефортово 6.
8 апреля 1938 года Артем Веселый был расстрелян.
II
«ПО ВНОВЬ ОТКРЫВШИМСЯ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМ»
В Справочной НКВД на Кузнецком мосту, куда бабушка постоянно обращалась со дня ареста отца, наконец, весной 1938 года, сообщили: «10 лет без права переписки».
В послевоенные годы вместо бабушки и мамы к окошку Справочной ходили мы и слышали одно и то же: «Жив, работает. Приговор — десять лет без права переписки». Повторяли это, и когда эти 10 лет истекли.
В 48-м году умерла бабушка, арестовали маму, на следующий год посадили и сослали нас. В тюрьмах, на этапах и в ссылке мы расспрашивали людей, сидевших с 30-х годов, никто в заключении не встречал Артема Веселого…
В 1955 году (мы к тому времени по амнистии вернулись в Москву) появилась возможность хлопотать о реабилитации репрессированных.
Сотрудник Прокуратуры порекомендовал получить ходатайства хотя бы двух писателей, знавших отца.
«Ходатайство в Прокуратуру СССР
Михаила Аркадьевича Светлова.[83]
Я хорошо знал и очень любил удивительно талантливого советского писателя Артема Веселого.
Убежден в том, что он никогда не переставал быть советским патриотом.
18 февраля 1955 г.»
Охотно, что называется с дорогой душой, откликнулся и старый поэт Сергей Митрофанович Городецкий[84]:
«В былые годы я знавал писателя Артема Веселого (Николай Иванович Кочкуров), и у меня сохранилось впечатление о нем, как отличном знатоке русской народной речи, талантливом, честном, любящем свою Родину человеке.
Поэтому я обращаюсь с ходатайством об ускорении по мере возможности рассмотрения дела Артема Веселого.
1 марта 1955 г.»
Через год отец был реабилитирован.
По почте прислали «Справку», датированную 14 марта 1956 года.
«Дело по обвинению КОЧКУРОВА Николая Ивановича /Артем Веселый/ пересмотрено Военной Коллегией Верховного Суда СССР 7 марта 1956 года. Приговор Военной Коллегии от 8 апреля 1938 года в отношении КОЧКУРОВА Николая Ивановича /Артем Веселый/ по вновь открывшимся обстоятельствам отменен и дело за отсутствием состава преступления прекращено».
