^{Маргарита Ивановна жила совсем одна в небольшом уютном домике.}

Идущие мимо сарайчика редкие прохожие обычно приостанавливались, чтобы взглянуть на такое не совсем обычное зрелище. А сердитые старухи с перепугу крестились и на всякий случай плевали через левое плечо — верное средство от дурного глаза и вообще от всякой нечисти. Старухи уверяли, что Маргарита Ивановна — ведьма, ночью летает на помеле, а голубей, птицу чистую, ни в чем не повинную, разводит для отвода глаз.

Но ребята с соседних дворов видели в лице Маргариты Ивановны только лишь удалого соперника в голубиной охоте.

Едва стайка ее голубей взлетала в воздух, сейчас же распахивались дверцы других голубятен, и оттуда вылетали всё новые и новые стаи.

Голуби кружились над городом, выделывали в воздухе легкие пируэты. Они то слетались вместе, то разлетались вновь. А в это время с каждой крыши, с каждого чердака за ними следили жадные ребячьи глаза. «Вот если б мои чужаков подманили…» — мечтал каждый из ребят-голубятников.

Смысл этой воздушной охоты заключался в том, чтобы заманить в свою голубятню вместе со своими и чужих голубей. По неписаному закону, соблюдаемому всеми голубятниками, попавшиеся голуби считаются уже собственностью поймавшего их. Хочешь вернуть обратно — иди к счастливцу, проси, унижайся и, наконец, за какой-то выкуп получай своих голубей назад.

Интересно было ребятам подловить голубков друг у друга. Но, конечно, самое интересное — это заполучить голубей самой «музыкантши». Поймают, бывало, и вот Маргарита Ивановна идет к ребятам, чтобы выручать своих любимцев. Голубков-то ей отдадут, конечно, зато уж выкуп возьмут, какой только душа захочет.

Но бывало и иначе. Кружится, кружится стайка белых как снег голубей, устанет, сядет на крышу своей голубятни, а вместе с ними и чужие голуби тоже усядутся. Походят по крыше, поклюют моченого гороха, а потом и в голубятню зайдут.

Мигом захлопнется за ними дверца. Попались, голубчики! Вот тогда и у Маргариты Ивановны праздник. А ну-ка, ребятки, походите теперь к ней да поклянчите под окном: «Тетя Мара, отдай голубков».

— А какой выкуп дадите? — сухо спрашивает Маргарита Ивановна.

— Да какой хошь бери, только отдай назад.

— Хорошо, отдам, — соглашается Маргарита Ивановна, — а вы мне за это клумбы в саду прополите, да осторожно, чтобы ни одного цветка не поломать.

Жара, самое время в речке сидеть или на берегу загорать. А вместо этого пыхти целый день в саду Маргариты Ивановны, пропалывай эти проклятые цветы да еще гляди в оба, не поломай ни одного цветочка. Маргарита Ивановна неумолима: до тех пор голубей не отдаст, пока вся работа не будет как следует выполнена.

Да ведь вот как приладилась: что ни день — обязательно у кого-нибудь из ребят голубей накроет. Ребята уж стали поговаривать между собой: не колдует ли она? Может, слово какое приворотное знает?!

Только недолго пользовалась Маргарита Ивановна своим «колдовством». В один прекрасный день сразу потеряла все свое могущество. А случилось это вот как. Накрыла она у себя в голубятне целую стаю Борьки, того самого, у которого отец булками торговал. Приходит Борис к Маргарите Ивановне, предлагает выкуп: «Я вам целый мешок ватрушек да сдобных бубликов принесу». Но Маргарита Ивановна и слушать не стала.

— Зачем мне твои даровые бублики и ватрушки: если мне нужно, я за деньги у твоего отца куплю. Ты отцовскими бубликами не привыкай расплачиваться. Раз проиграл сражение — отвечай сам за себя. Вот полей-ка мне весь сад хорошенько, а потом в бочку опять воды натаскай. Все сделаешь и голубей обратно получишь.

Борька так и охнул. Этак до вечера с поливкой не управишься. А он уж с ребятами договорился на выгоне в «бабки» играть. Как тут быть?

Начал упрашивать Маргариту Ивановну. Она и слушать не хочет.

— Некогда, — говорит, — мне с тобой беседовать: у меня урок пения.

Сказала и отошла от окна. Села за рояль, начала подыгрывать, а какая-то девица — ученица ее — тоненьким голоском запела. Да так жалобно, что Борька не вытерпел и тоже, сидя на лавочке под окном, затянул басом: «Мэээээээ!» — прямо как козел, точь-в-точь. Девица в комнате тоненько тянет, а Борька под окном басит. Маргарита Ивановна всякую игру на рояле прекратила, к окну бежит.

— Пошел вон отсюда, ты мне уроки давать мешаешь!

А Борька свое:

— Отдайте голубков, тогда уйду!

Что поделать? Так и пришлось всех голубей без всякого выкупа отдать.

И с той поры — конец. Как накроет Маргарита Ивановна чьих-нибудь голубков, с самого утра под ее окном концерт: кто хрюкает, кто мычит, кто по-кошачьи мяукает. Тут уж и все соседи к ней бегут:

— Уймите, бога ради, вашу «музыку»!

Вот и пришел конец власти Маргариты Ивановны над ребятами: никакое «колдовство» ей не помогло. С той поры она уже чужих голубей не только не ловит, а сама прочь от своей голубятни гонит. Какой от них толк — все равно без выкупа отдавать приходится.

Я думаю, каждый из моих читателей сразу поймет, с какой радостью встретили мы, ребята, такого родного нам по духу учителя. Да и сам предмет — пение, музыка — совсем не из скучных.

Маргарита Ивановна подошла к учительскому столу, положила на него что-то похожее не то на чемодан, не то на большущую сумку и оглядела класс.

— Ну, здравствуйте, — сказала она.

Мы хором приветствовали желанного педагога.

— Вы, верно, думаете, что я вас пению буду обучать, — сказала она. — Ошибаетесь. Я буду преподавать вам… — Она сделала паузу и закончила: — Преподавать вам математику.

Весь класс невольно охнул. Вот это номер!

— Маргарита Ивановна, да вы разве математик? — нерешительно спросил кто-то из задних рядов.

— А то как же, вы этого разве не знали?

Учительница с решительным видом прошлась перед классом, потом остановилась у столика, раскрыла свой чемодан и вытащила оттуда… папку с нотами.

— Ноты, ноты! — разом закричало несколько голосов.

Маргарита Ивановна рассмеялась:

— А вы думали, математика, задачники? Сразу попритихли. Ах вы шалопаи этакие!

— Значит, все-таки не математика, а пение будет? — наперебой закричали ребята.

Маргарита Ивановна погрозила пальцем:

— Тише вы у меня! Будет не математика, но и не пение. Я знаю, вам бы только песни горланить, на это вы мастера. Нет, я вас буду обучать музыкальной грамоте, буду играть вам на рояле вещи разных композиторов, чтобы вы научились слушать и понимать музыку.

— А что ее понимать-то? — сказал кто-то.

— Что понимать? — переспросила учительница. — \ вот что: в музыке, в настоящей серьезной музыке, композитор старается выразить свои мысли, чувства, настроение, свои раздумья, свой взгляд на жизнь. Да ною мало. Композитор, подобно художнику, может рисовать целые картины. Только художник делает это карандашом и красками, а композитор передает звуками. Вот, например, есть такой художник, Васнецов…

— Знаем, «Три богатыря»! — крикнул с места Толя.

— Нет, не «Три богатыря», — перебила Маргарита Ивановна. — Богатырей написал Виктор Васнецов, а я говорю про Аполлинария. Это его младший брат. Он тоже увлекался русской историей, писал, главным образом, старую, допетровскую Москву. У него есть много картин, где он старается творчески воссоздать облик нашей древней столицы. А вот композитор Мусоргский пытался воссоздать этот облик в опере «Хованщина». И не только через певцов, но и через оркестровые, так сказать, чисто живописные характеристики. Например, увертюра к опере является развернутой музыкальной картиной — «Рассвет над Москвой-рекой».

— Что же там, петухи поют? — поинтересовался кто-то.

— В том-то и дело, что петухи не поют, ворота не скрипят, куры не кудахчут, а вы, слушая эту музыку, все-таки сразу чувствуете и утро, и пробуждение жизни…

— Как же? — удивились мы.

— Да вот так, — сказала Маргарита Ивановна, — в этом и есть необыкновенная сила музыки, что она позволяет звуками выразить то, что как будто можно только видеть глазами. А вот еще вам пример. Знаменитый норвежский композитор Григ… Он тоже написал музыкальную картину «Утро», и в ней тоже нет ни петухов, ни собак… а утро есть. Да еще какое свежее, прохладное, солнечное утро в горах!