Литмир - Электронная Библиотека

Наскоро умывшись снегом, он вернулся в землянку. Анохин был уже одет. Сыпя остроты и прибаутки, он безжалостно стаскивал с постелей любителей протянуть лишнюю минутку под одеялом.

— Пора, красавица, проснись!
Открой сомкнуты негой взоры… —

кричал он на ухо то одному, то другому и добавлял: — Летим, товарищи, летим.

Анохин всегда с нетерпением ожидал летной погоды, которая, по правде говоря, была редким гостем в Заполярье. Зимой при частых северных вьюгах бывали недели, когда полк не делал ни одного боевого вылета. В такие дни беспокойный летчик часто забегал на метеостанцию к Бахметьеву и, если тот не обещал «порядочной» погоды, понурив голову, опечаленный, возвращался к себе в землянку.

Но когда тучи рассеивались, небо прояснялось, он, позабыв о несправедливостях и каверзах природы, получив задание, снова веселый и радостный, спешил на аэродром, к самолету.

Так было и на этот раз. Быстро позавтракав, причем не позабыв попросить добавочной порции жареных макарон, до которых он был большой охотник, Анохин в составе эскадрильи поднялся в воздух и, сделав круг над аэродромом, взял курс на запад.

II

Штурмовка была ожесточенной. «Обрабатывая» крупную железнодорожную станцию, эскадрилья делала уже шестой заход. Взрывы бомб сотрясали воздух. Фонтаны перемешанного с землей снега вихрем взметывались в небо и медленно оседали на землю. Горели вагоны, паровоз, склады. Рвались цистерны, облака горящей нефти окутывали станцию. Густой черный дым расползался вокруг. Где-то растерянно и беспорядочно тявкали немецкие зенитки.

А штурмовики, быстро перестраиваясь, снова и снова заходили для атаки.

Но вот командир, выйдя из боя, качнул крыльями и повернул обратно. За ним, словно гусиная стая, потянулась вся эскадрилья.

Анохин, выпустив последний заряд из пушек и отметив, что на путях вспыхнули цистерны, круто взял вверх. Эскадрилья была уже далеко. Он прибавил газ. Мотор взревел, и стрелка указателя скорости неудержимо поползла по шкале вправо.

Вдруг огненная трасса откуда-то сбоку ударила в самолет. И словно в ответ ей отчаянно застрочил пулемет стрелка.

«Мессера!» — мелькнуло в голове летчика.

— Фашисты! — тотчас же подтвердил и Казаков, не отрывая пальцев от спускового крючка пулемета.

Анохин глянул вправо. Наперерез шла пара «мессершмиттов». Коричневая окраска, острые носы, будто обрубленные концы крыльев, делали их похожими на каких-то воздушных хищников. Не будь их, каким бы светлым, тихим и ласковым казалось это безоблачное голубое небо.

Вот первый из «мессершмиттов» сделал «горку» и снова послал в штурмовика длинную пулеметную очередь. Но, крепко сжимая штурвал, Анохин в то же мгновенье резко бросил самолет вниз, вправо. Трасса осталась позади. Тогда враги повисли сверху и, ошалело шарахаясь из стороны в сторону, чтобы не угодить под выстрелы Казакова, вдруг снова ринулись в атаку.

Клубы ржавого огня охватили правое крыло самолета. Анохин круто скользнул влево, стараясь сбить пламя, но оно упорно цеплялось за сталь крыла и жадно лизало его. Вскоре пляшущие огненные языки с крыла поползли к кабине.

— Прыгай! — крикнул тогда он стрелку.

В тот же момент огонь перебросился на мотор. В кабине стало душно. Небольшие струйки коричневого дыма постепенно наполняли ее. Запахло горелой шерстью: это затлели на ногах унты. Внезапно сдал мотор. Штурмовик, заваливая вправо, посыпался на хвост [25]. Анохин быстро отстегнул привязные ремни, откинул колпак и осмотрелся. Казакова в кабине уже не было. Тогда он приподнялся на руках и, с силой оттолкнувшись от сиденья, выбросился из самолета. Помедлив, дернул за кольцо.

Толчок.

Над ним, словно огромный белый гриб, неслышно плескался шелковый купол парашюта. В ясном небе нестерпимо сверкало зимнее солнце. Анохин зажмурил глаза. Через секунду открыл снова, поглядел вниз. Первое, что он увидел, был его собственный унт. Раскачиваясь, унт еле держался на ноге, свисая, грозя вот-вот сорваться.

«Хорошо еще, что совсем не слетел», — с облегчением подумал он и, быстро дотянувшись до унта, закрепил его на ноге.

И невольно снова перевел взгляд на землю. Там, на темно-синем фоне леса, белели небольшие озерки и болота, замысловато петляли, точно хороня свои следы, замерзшие ручейки и речки. Их было много, и поэтому с высоты казалось, что землю кто-то специально исполосовал тупым ножом вкривь и вкось. Линия фронта проходила южнее этих озер и речек, и она скорее угадывалась, чем виднелась: далекий горизонт плотно закрывала синеватая снежная мгла.

Вдруг чуткий слух Анохина уловил отдаленный, вместе с тем нарастающий гул моторов, который быстро приближался. Несомненно — в воздухе были самолеты. Но чьи?.. Свои или чужие?.. Летчик повернул голову — и холодок ручейком пробежал по его спине.

Прямо на него шел «мессершмитт». Блеснув на солнце черными крестами, он устремился вниз.

Анохин знал, что гитлеровцы безжалостно расстреливают выбросившихся на парашютах летчиков, крылами самолетов обрезают стропы, поджигают сухие как порох купола. Такая же участь ждала и его.

«Ну нет, подлюги! — он выхватил пистолет. — Уж лучше сам».

Но что же это?.. «Мессершмитт», приблизившись почти на выстрел, вдруг круто, боевым разворотом отвалил в сторону. В тот же момент он вспыхнул факелом и, неуклюже перевалившись с крыла на крыло, камнем рухнул вниз, оставляя за собой густой след черного дыма.

«Что за чертовщина? Уж не мерещится ли?»- едва успел подумать Анохин и только сейчас заметил четверку наших «яков», которая внезапно появилась в то роковое мгновенье и сбила фашиста.

— Спасен!..

III

Анохин приземлился на небольшой прямоугольной поляне, окруженной низкими карельскими березками и корявым кустарником. Отстегнув подвесную систему, он быстро закопал парашют в снег. Затем, опасливо озираясь по сторонам, торопливо вбежал в лес.

Где Казаков? Что с ним?

Станция, которую штурмовала эскадрилья, была в десяти — двенадцати километрах отсюда. Казаков, выпрыгнувший из самолета первым, должен быть где-то здесь, недалеко, самое большее в полутора-двух километрах, если, конечно, не попал в лапы к гитлеровцам.

Чтобы найти его, придется идти обратно, дальше в тыл противника, когда дорога каждая минута, дорог каждый пройденный шаг. Но Анохин об этом и не думал. То, что Казаков, быть может, попал в беду, нуждается в помощи, в поддержке, больше всего волновало его, и он, не раздумывая, повернул обратно. Да и как могло быть иначе? Ведь не мог же он бросить товарища.

— Только бы найти его, не разойтись, — твердил он упрямо.

Анохин запомнил, что Казаков выпрыгнул из самолета возле небольшого круглого озерка. Ветра почти не было, и отнести в сторону стрелка не могло. Отыскать это озерко было не так трудно, хотя глубокий и рыхлый снег, в который Анохин то и дело проваливался, не давал идти быстро. А нужно было спешить: зимний день короток, темнота наступает быстро.

Шагая вперед, левой рукой он раздвигал ветки деревьев и кустарника, правая, сжимавшая рукоятку пистолета, была в кармане. Избегая полян и перелесков, он осторожно оглядывался, прислушиваясь к малейшему шороху. Крутые овраги и лощины обходил стороной. Иногда, по пояс увязая в снегу, он падал, снова вставал, с трудом выбирался из ям и воронок, которые встречались почти на каждом шагу.

Когда-то здесь была линия фронта. Об этом говорил вытянувшийся длинной грядой черный горелый лес, многочисленные надолбы и рогатки, разрушенные я обвалившиеся траншеи. Толстый слой снега покрывал эту обезображенную войной землю.

Внимательно оглядываясь по сторонам, Анохин вдруг заметил какое-то серое пятно, слабо выделявшееся на снегу.

«Что бы это могло быть?»- подумал он и взвел курок пистолета.

вернуться

25

Посыпаться на хвост — падать хвостом вниз.

74
{"b":"210381","o":1}