Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Когда настала пора уходить, партизаны по-русски написали на стене траттории спасибо хозяину и хозяйке, потом все вывели свои фамилии — кто цветным карандашом, кто углем, кто масляной краской. На стене места не хватило, так испестрили потолок. Альдо и Идрана были очень растроганы, пошли провожать партизан до самой виллы.

Прощаясь, малость всплакнули.

Рим праздновал ночь напролет. Рим пел. Рим плясал. Распахнулись двери темниц, на площадях, улицах, проспектах, в домах и даже в подвалах ходил ветер свободы. Впервые почти за два десятилетия всюду открыто продавалась газета «Унита». И обычно неспешный Тибр в эту ночь нес свои воды вроде бы живее и веселее…

Наступил новый день. Флейшин после обеда отправился искать начальника гарнизона. С ним пошли Колесников и Конопленко.

У начальника гарнизона Алексей Николаевич разговаривал с достоинством — как представитель интересов советских граждан.

— Господин генерал, мы ваши союзники. Разрешите образовать в Риме Комитет защиты советских военнопленных и помогите обеспечить их продовольствием и одеждой.

— О'кей! — Генерал позвонил.

В кабинет вошел его адъютант. Генерал зашептал ему скороговоркой:

— Выдайте партизанам документы, чтобы они могли беспрепятственно передвигаться по Риму…

— А сколько их всего человек?

— Сто восемьдесят два.

— Ого! — У генерала глаза на лоб полезли. — Столько русских партизан в одном Риме! Колоссально! — Он громко прищелкнул пальцами.

А вечером в виллу Тан явился гость из Ватикана. После обмена приветствиями монах в черной сутане сложил ладони пирожком и приставил к мясистому носу.

— Достопочтенные господа, — елейно пропел он звонким тенорком…

«Ишь ты, каким старинным русским языком выражается, — подумал про себя Леонид. — А судя по комплекции, ему бы басом полагалось говорить…»

И впрямь, посланец Ватикана был мужик крупный, дородный.

— Господа! Его святейшество папа Пий Двенадцатый будет рад видеть вас на аудиенции в Ватикане.

— Папа Пий Двенадцатый? — Флейшин, решив, что он ослышался, с недоумением уставился на румянощекого монаха.

— Да, его святейшество хочет встретиться с русскими партизанами. Его святейшеству хорошо известны ваши подвиги, — еще раз повторил приглашение посланец Ватикана.

Флейшин знает, каким сложным церемониалом сопровождаются обычно папские приемы, поэтому он сказал, что русские для предварительных переговоров пошлют делегацию, и записал адрес, куда им надо будет обратиться.

Когда монах ушел, Флейшин с веселой улыбкой посмотрел на Колесникова и Таращенку:

— Каково, а?

— По-моему, следовало бы прежде посоветоваться с римскими коммунистами, — задумчиво сказал Леонид.

— Правильно, — поддержал его Антон, — они лучше знают этих попов.

Спустя час представители партизан были у секретаря компартии Римской провинции. Услышав о визитере из Ватикана и приглашении папы, этот усталый, с глубокими резкими морщинами на высоком, красивом лбу человек, за плечами которого были долгие годы подполья, неожиданно звонко, по-мальчишески расхохотался. За окном вечерело. Секретарь посмотрел на бледнеющее небо, подумал и, дружески тронув тонкими, сухими пальцами богатырское плечо Колесникова, сказал:

— Что ж! Пожалуй, стоит пойти… Если папа Пий Двенадцатый, всю жизнь ненавидевший Советский Союз, надежду угнетенных народов, — если и он вдруг захотел встретиться с русскими партизанами, значит, в мире происходят крупные перемены…

— Правда ли, что маршал Бадольо уйдет в отставку? — поинтересовался Флейшин.

— Да, завтра в Гранд-отеле состоится заседание. Разговор, видимо, пойдет о создании более представительного правительства. Руководители Комитета национального освобождения уже раньше заявили о своем отказе сотрудничать с Бадольо.

— А кто его заменит?

— Говорят, председатель КНО Бономи.

Минутку помолчали и уже собрались было попрощаться, как секретарь вновь заговорил. И на этот раз приподнято, даже несколько торжественно:

— Товарищи Тольятти и Лонго, которым я рассказал о вашем участии в освобождении Монтеротондо, просили меня передать вам братское спасибо от имени итальянских коммунистов. Мы этого никогда не забудем. Тиран Муссолини направил в Донские степи армию, чтобы помочь Гитлеру поработить народы Советского Союза. А русские парни, вырвавшись из гитлеровских лагерей, жизни не жалея, бились за свободу Италии.

Он обошел партизан, которых смутила такая похвала, и по очереди крепко пожал им всем руки.

— А это… — Секретарь сделал паузу и протянул Колесникову лист с машинописным текстом, скрепленным печатью. — Это, так сказать, справка, отчет о ваших делах в Риме, Монтеротондо, Албано, Палестрине…

На улицах толпы народу, всюду праздничная разноцветная иллюминация. Ликуют римляне. Сталин заявил, что Красная Армия не остановится, пока не дойдет до Берлина!.. Союзники открыли второй фронт во Франции!.. Ликуют римляне и скорбят. Стали известными тайные злодеяния немцев. Уже 6 июня в Ардеатинских пещерах начали откапывать тела убитых. Еще север Италии под сапогом Кессельринга и чернорубашечников Муссолини. И долго еще будут приходить оттуда вести о новых зверствах Коха, о расстрелах в Милане и других городах: за одного нациста десять итальянцев. Предстоят еще кровопролитные бои, в которых, как и вчера, в первых рядах будут коммунисты. Но сегодня в Риме праздник. Позади ночь, длившаяся двадцать один год.

Идут партизаны, слышат, как римляне со всех сторон кричат:

— Да здравствует победа!

— Да здравствует свободная Италия!..

За причудливой аркой императора Тита перед ними возникли руины огромного сооружения. Было такое впечатление, что какой-то яростный горный обвал разбил прекрасную чашу фантастических размеров.

— Что это? — удивился Таращенко. — Немцы, что ли, взорвали?

— Нет, это знаменитый Колизей, — пояснил Флейшин.

Антон и Леонид вспомнили о рассказах Васи Скоропадова, о его мечтах с альбомом и карандашом пройтись по Риму, посмотреть Колизей. Они подошли ближе, потрогали рукой гранитные плиты, посмотрели там, где была содрана облицовка, на дикий, в рытвинах серый камень. Прищурившись, попытались объять взглядом строй нескончаемых аркад, уходящих ввысь. Здесь тешились римские императоры, творя казни, чудовищные и пышные. С четырех сторон света доставляли сюда пленников, пригоняли взбунтовавшихся рабов. На них натравливали разъяренных, голодных львов…

— Император Траян, в честь победы, одержанной в Дакии, выпустил на арену десять тысяч гладиаторов, — продолжал вполголоса рассказывать Флейшин.

Жутью повеяло на них от стен, в чьих пределах погибло людей больше, чем на любом другом лобном месте земного шара. Кругом огни, кругом радостные возгласы, а здесь кровью пахнет.

Таращенко и тот поежился:

— Уйдем отсюда…

Легли поздно, а встали чуть свет. Побрились, помылись, почистили платье, навели блеск на ботинки и выстроились перед виллой в колонну по четыре человека в ряд. Во главе колонны Колесников, Таращенко, Конопленко и Россо Руссо — Флейшин. Всего сто восемьдесят два бойца. Целая рота. Пристроились к ним и отважные подпольщики Кузьма Зайцев, художник Алексей Исупов, инвалид первой мировой войны капитан Василий Сумбатов, бесстрашная Вера Михайловна Долгина, несколько месяцев прятавшая у себя шестерых советских людей…

С балкона посольства принесли красное знамя, которое взял в свой могучие руки Антон Таращенко, по-прежнему красивый и статный.

— Шагом марш! — скомандовал Колесников. — Ишутин, запевай!..

Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек…

Две сотни голосов враз подхватили:

Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек!

Римляне вновь высыпали на улицы. Вокруг стало шумно, как на море в бурю:

84
{"b":"210135","o":1}