— После проклятой тюрьмы любое болото покажется раем, — усмехнулся Антон. — Но все же ты узнал бы толком, куда мы денемся, если облава будет.

Леонид покосился на Антона с некоторым удивлением, а Сережа в упор ляпнул:

— Не знал за тобой такого обычая, больно осторожен стал. В лагере все гоголем ходил и в ус не дул.

— Эх, друг Сережа!.. Теперь нам есть о чем заботиться. Осторожность — это не трусость. Все надо предусмотреть.

— Пошли, товарищи, дальше.

Леонид хотел было забраться повыше, откуда шире обзор, но Орландо дернул его за рукав, приглашая идти вниз к ручью.

— Зачем вниз? Надо бы посмотреть, что делается на дороге.

— Он нам сюрприз какой-то хочет сделать, — сказал Сережа и, сгорая от любопытства, последовал за Орландо вниз по склону по еле заметной козьей тропке.

Леонид и Антон пошли следом.

Развалины древней мельницы. Песчаник и мох. Пахнет влажной свежестью и какой-то сказочной стариной. Ничего вроде похожего, но Леониду почему-то вспомнился дед Кузьма и его халупа над самой Волгой. Так пахла кора вяза, из которого дед Кузьма гнул ободья…

Между тем Орландо юркнул в какую-то щель в развалинах и через несколько минут вернулся, покряхтывая под тяжелой ношей.

— Развертывайте, а я еще принесу.

Все трое бросились разворачивать брезент. Что там такое может быть? Оказалось — ручной пулемет. А Орландо опять шел с такой же ношей.

— Орландо, это нам? — воскликнул Леонид, еще не веря, что это не сон.

— Си, си. Пулемет. Я сейчас. — И юноша снова скрылся в развалинах.

Развернули второй чехол. Там тоже пулемет.

— Живем, товарищи! — От обычной невозмутимости Антона следа не осталось, чуть не в пляс пустился человек. — Только вот патроны надо раздобыть.

Он не успел договорить, как снова появился Орландо, таща за собой два цинковых ящика.

— Патроны?

— Си, си!

— Спасибо, грацие, танте грацие, дружище Орландо!

— Не мне, а Капо Пополо и синьору Москателли спасибо. Они прислали оружие, — сказал Орландо, довольный тем, что своим сюрпризом так угодил русским.

Пулеметы затащили наверх, в пещеру. Партизаны прыгали и скакали вокруг них, прямо-таки дикарский танец затеяли. Дай кусок хлеба человеку, голодавшему целую неделю, и то не увидишь такого восторга.

Когда первая радость поутихла, пошли споры и обиды. Как всегда, больше других шумел Никита. Вцепился в пулемет, как хищник в жертву, и кричал:

— Никому не отдам, не отдам!..

— Сывороткин, поставь пулемет на место, а сам отойди в сторону, — жестко приказал Леонид. — Вот так. К одному пулемету первым номером Муртазин, вторым будет Дрожжак. Запасные: номер первый — Сывороткин, второй — Скоропадов. А другой пулемет…

Снова заголосили — я да я!

— Первым номером назначаю Петра Ишутина, вторым — Логунова. Запасные — Коряков и Остапченко. Интендант! — сказал Леонид, обращаясь к Ивану Семеновичу, который с тех пор, как получил новую должность, стал еще степеннее и строже. — Интендант, — повторил Леонид, улыбнувшись, — патроны раздели между расчетами поровну, а этот ящик вообще припрячь в «энзе»… Мы теперь пройдемся вверх по ущелью. Надо подыскать подходящие позиции для пулеметов и для боевого охранения. Вторые номера пойдут со мною. Демьяненко и Касьянов тоже. Они сегодня будут дозорными… А вы не вздумайте по дурости мыться в ручье, мы все сейчас дохленькие, недолго воспаление легких схватить. Вопросов нет? Ладно, мы двинулись.

Леонид отошел метров на десять и вернулся обратно.

— Иван Семенович! Костров не жечь и зря не болтаться. Лучше посидите в пещере. Фрицы наверняка все кругом прочесывают…

— Пусть их чешутся, теперь им не видать нас, как собственных ушей, — ухмыльнулся Петр и принялся чистить пулемет.

Вот и промелькнула первая неделя. Каждый день вечером их проведывал кто-нибудь из итальянских друзей. Сначала явился сияющий, будто ясное солнышко, пекарь Москателли с огромным мешком на плече. Там были не только еда, не только вино, а и сигареты, иголки, нитки, зеркало, ножницы, расческа, нож и кое-что из посуды. Москателли просидел до полуночи и, не умолкая, рассказывал о всякой всячине. Русские мало что поняли, но слушали его с удовольствием. Когда речь заходила о чем-нибудь существенном, Москателли спохватывался, обращался к Сереже Логунову и выговаривал каждое слово отчетливо, чуть ли не по слогам, как это привык делать, встречаясь с пленными на станции. А потом опять увлекался, тараторил, жестикулировал.

После ужина он спел «Кузнечика» и прищелкнул пальцем по горлу: второй, дескать, Карузо. Конечно, веселому, общительному пекарю далеко до Карузо, но, подобно большинству своих земляков, он был очень музыкален. Потом Ильгужа заиграл на курае (еще днем он разыскал у ручья сухой стебель медвежьей дудки, какая растет на Урале), а пекарь слушал, и его живые, веселые глаза сузились, притуманились. Видимо, была какая-то завораживающая сила з протяжном, печальном напеве курая и в мелодии, рожденной в душе маленького, неведомого ему народа, живущего в горах далекого Урала. Неизвестно, какие чувства пробудила та песня в сердце итальянца, только было ясно, что мысли его витают где-то далеко. Ильгужа уже давно перестал играть, а Москателли все сидел задумчивый, молчаливый. Затем он взял в руки курай, повертел так и эдак, дунул с одного конца, с другого, но не то что музыки, а и звука-то никакого не выдул. Тогда он по привычке вздернул бровь и заявил: «Фантастике!..»

— Откуда, говоришь, ты родом? С Урала?.. Урал… Урал… Ага! Знаю. Это на границе Европы и Азии. Далеко залетел, сокол!.. Ладно, друзья. Время позднее, пора двигаться. А вы будьте осторожны. Все гестапо поставлено на ноги. Начальника тюрьмы в рядовые разжаловали. А жителям Монтеротондо просто не терпится на вас посмотреть. — Он подмигнул Антону: — Особенно девчата интересуются русскими удальцами. Ладно. Чао!

— Без вас, синьор Москателли, нам никогда бы не вырваться из этой тюрьмы. Спасибо большое.

— Не синьор, а друг, компаньо, — говорит он, пожимая могучую руку Леонида. — Чао, русский богатырь!

Леонид усмехается. Дескать, неизвестно еще, кто из них богатырь. Во всяком случае, сейчас бы он не взялся тягаться силой с Москателли — вон какой мешок притащил, да еще по такой дороге!

— Стало быть, пока что из пещеры не вылезать?

— По теперешним временам пещера — это как раз то, что нужно человеку, — хохочет Москателли. — Фельдмаршал Кессельринг тоже разместил свой штаб в пещере. А на улицу и носа не кажет, гапистов боится.

— Кто он такой, Кессельринг?

— Командующий немецкими войсками. Зверь — не человек.

— А ГАП что такое?

— Группа патриотического действия. Кое-где в городах они дают прикурить фашистам. Отчаянно смелые ребята.

— Мы не против того, чтобы жить в пещере, но не хотим сидеть и бездельничать, синьор Москателли, — говорит Петр, подойдя поближе и ткнув в бок Сережу.

Сережа переводит, но Москателли, видимо, не хочет затягивать разговор на эту тему — уходит.

— Дома-то, как скажешь, что мы жили в гроте возле самого Рима, Аннушка, чай, и не поверит, — говорит Сажин, блаженно улыбаясь.

— А мы тебе паспорт выдадим и штамп с пропиской поставим, Иван Семенович, — шутит Петя, обняв интенданта за плечи.

На следующий день их навестил Альфредо Грасси. Как ему ни тяжело было спускаться сюда, ковыляя с палочкой, однако и он не с пустыми руками пришел. Наложил в рюкзак кое-какую снедь, два кинжальчика и пистолет, которым сейчас же незаметно для других, чтобы избежать лишних разговоров, завладел Таращенко. А финки отдали вторым номерам пулеметных расчетов. Дескать, не только оружие, но и инструмент, если где что застопорит.

Грасси — полная противоположность Москателли, не речист, задумчив. Когда-то он служил пулеметчиком в мотомехдивизии «Торино».

Двадцать второго июня на рассвете гитлеровские полчища напали на Советскую Россию. Муссолини, связанный «Стальным пактом» по рукам и ногам, в три часа д^я объявляет, что Италия находится в состоянии войны с Советским Союзом. Чтобы не лишиться доли в-богатой добыче, о которой прожужжал ему уши бесноватый фюрер, он поспешно снаряжает «экспедиционный корпус» для отправки на Восточный фронт. Дивизия «Торино» тоже попадает туда. В августе сорок первого года она вступает в бой с русскими. Всем в то время кажется, что эта война будет чем-то вроде увеселительной прогулки по экзотической Московии. То же обещают им Гитлер и Муссолини, когда под Уманью состоялся смотр частям корпуса. Тогда еще итальянцы и не подозревали, во что им обойдется новая авантюра дуче, и все имело торжественный и парадный вид.