Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Брось, не цепляйся к моему значку, — сказал рыжий, отталкивая руку Лени.

— Нет, погоди. Что ты говорил, когда тебя в комсомол принимали, дорогой Николай Иванович? «Буду там, куда пошлет страна, жизни не пожалею». Не пожалел. — Леня зло усмехнулся, повернулся, пошел.

Соколов успел схватить его за локоть:

— Леня, я Сибири не боюсь, но сам знаешь, старики мои ни за что не отпустят меня!

— Тебе сейчас сколько лет?

— Так мы же с тобой одногодки, — миролюбиво сказал рыжий. — Через полтора месяца восемнадцать стукнет.

— А до каких пор ты намерен под родительским крылышком греться? Пока бороду по пояс не отрастишь? Пойми, Коля, наши ровесники Днепрогэс строят, Магнитку штурмуют. А ты расхныкался, испугался, что далеко.

Завилял, заюлил Соколов:

— Дело, конечно, не в дальности.

— Так в чем?

— Морозы там. А я на юге родился.

— В таком разе в Туркменистан просись. Овечек каракулевых разводить.

— Туркменистан? — У рыжего глаза на лоб полезли. — Что ты, там, говорят, летом жара до пятидесяти градусов доходит.

Леня посмотрел в упор на него — чуть лбами не стукнулись.

— Знаешь, где всего лучше?

— Где?

— На теплой печке.

— Погоди, Леня, не горячись.

— Да разве можно с тобой спокойно разговаривать? В Сибири — мороз, в Туркменистане — жара… Знаешь, в какой техникум тебе следовало поступить?

— Давай, давай. Говори.

— В медтехникум. Гинекологом стал бы.

— Гинекологом?

Ребята, с интересом слушавшие их спор, разразились хохотом. В тот же вечер, когда они легли спать, Коля подошел и подсел на его койку.

— Знаешь, Леня… И я… Я тоже надумал с тобою ехать.

Леня, спавший и зимой и летом в одних трусах, вскочил с постели и сел рядом.

— Не застудишься там? В Сибири, говорят, зимою птицы на лету замерзают.

— А чем я хуже тебя! — Рыжий расправил плечи, выгнул грудь колесом.

— Не хуже, а лучше, — сказал Леня, хлопнув его по сутулой спине. — У тебя на мордочке без счета медных денежек, а у меня хоть бы грошик нашелся.

— Да ну тебя! Человек от души, а он все на шутки сворачивает.

К концу зимы «сибиряков» набралось человек десять…

Совхоз расположился в тайге в трехстах километрах севернее Иркутска. Прежде, когда приезжал на практику, Леонид почему-то не сумел разглядеть и оценить, какая тут красота. А теперь он просто влюбился в тайгу. Может, все дело было в том, что попал он сюда в разгар весны? Стройные, высокие сосны и лиственницы, за макушку которых цепляются весенние облака, и необхватные богатыри кедры… Как нежно и страстно поют тут птицы, какая гулкая печаль в голосе кукушки… Сердце юноши, как и положено в его возрасте, кого-то ждет, кого-то ищет, а в мыслях сумбур и радужный туман.

В свободные часы он безо всякой цели бродит по темной тайге. То заглядится на пышнохвостую белку, ловко перелетающую с ветки на ветку, то вслушивается в ритмичную дробь дятла, долбящего засохший ствол… Чу! Посмотри, какой он нарядный, пестрый! Тук-тук… А там что за птица? «Уик-уик, уик-уик…» И вот бесшумно крадется он в ту сторону, точь-в-точь как куперовский следопыт. «Уик-уик…» Постой, постой, это же козодой. Где же он примостился? Леонид замирает на месте, озирается но сторонам. «Уик-уик…» Поднимает глаза на вершину старого дуба, растущего прямо у тропинки, и на толстом суку видит наконец птицу. И впрямь, разглядеть ее слишком мудрено, нужен зоркий глаз: крылья светло-серые, желтоватый и длинный, как у сороки, хвост, спинка в темных крапинках, ни дать ни взять — кора живого дуба. Вдобавок и на ветке сидит не поперек, как все добрые птицы, а пластается вдоль по суку, и лишь черные большие глаза, приспособленные видеть по ночам, нарушают всю эту хитрую маскировку. Леонид взглядывает на небо: да, свечерело, пришел час козодою вылетать на охоту. А ему, человеку, пора поворачивать к дому, хотя уходить отсюда совсем не хочется. Тайга поздним вечером имеет особую сказочно-жуткую прелесть…

Сейчас ему странно вспомнить, что в детстве он не любил бывать в лесу. Родился-то он в городе. Да еще, как только переехали в Колесники, случай с ним такой приключился, надолго оставивший смутный страх в его душе.

Дед Кузьма забрал с собой семилетнего Леню в лес по грибы. Бор у Колесников был не такой бескрайний, как сибирская тайга, но местами попадались чащобы почти непролазные. Набрели было они с дедом на поляночку грибную, но тут Леня впервые в жизни увидел настоящего зайца, отчаянно взвизгнул: «Деда, заяц!» — и сломя голову припустился за длинноухим скакуном. Долго ли он бежал, сейчас уже не помнит. Внезапно темный бор сделался еще чернее, потом в просвете листьев блеснула синяя молния, и прямо над головою Лени раскатисто прогромыхал гром. Будто небо пополам раскололось. Пока он сообразил что к чему, грянул проливной ливень. То ли с испугу, то ли чтоб не промокнуть, Леня присел на мох под раскидистой мохнатой елью. А дождь все льет и льет. Когда угомонился ливень, Леня тоже не знает, проснулся он впотьмах. С веток, тревожно шурша, сыпались капли, где-то ухал филин… Жуть!

Ленька проголодался, озяб (нет, нет, он ни капельки тогда не испугался!) — и заплакал. И в ту же минуту услышал, как дед кличет его охрипшим голосом: «Ленька, ау!..»

Вскочил Леня, сам не свой от радости, завопил:

— Деда-а!

— Я ту-та!.. Ты стой на месте. Я сам к тебе приду. А то опять потеряешься…

Улыбается Леонид. Добрейший человек был дедушка Кузьма. Нашалят, случалось, внуки его, сноха ругается на мальцов, а дедушка, хитро посмеиваясь, успокаивает ее.

Чтоб отогнать комаров, Леонид закуривает папироску, почти не затягиваясь, попыхивает дымком во все стороны и, подражая птичьим голосам, насвистывает на разные лады… Чу! Где-то поблизости громко хрустнула сухая ветка и зашуршали, ожили кусты шиповника. «Косолапый!..» Леонид сдернул ружье с плеча и направил дуло в ту сторону, где встрепенулась листва. И вот, раздвинув поросли шиповника, выдралась на тропинку девушка в красной косынке. В одной руке у нее корзинка, в другой — веточка с алыми цветами. Ствол ружья ткнулся в землю, глаза встретились с глазами, и от неожиданности оба потеряли дар речи.

Наконец Леонид собрался с духом и заговорил:

— Как вы не боитесь бродить одна-одинешенька по тайге в эту пору?

Девушка в красной косынке весело заулыбалась:

— А кого бояться-то?

— Медведя…

— Так медведь людей не трогает.

— А все же смелая вы девушка.

— Я в тайге родилась и выросла.

— По всему видать…

— А вы горожанин.

— Как узнали?

— По всему видать! — Глаза девушки лукаво заискрились.

— Теперь уж не горожанин. — Леонид почему-то покраснел.

— Знаю, — сказала девушка, сделав шаг вперед по тропинке.

— Знаете? — Леонид смутился еще больше.

— Да. Вы новый совхозный зоотехник. — Щеки девушки тоже стали одного цвета с ее косынкой, и на них обозначились забавные ямочки.

— А вы?..

— Я учительница. Ваша соседка.

Леня погасил папироску, протянул девушке широкую, сильную руку:

— Здравствуйте, соседка!

— Как поживаете, сосед?..

Они шли до самого поселка друг за дружкой по узкой таежной тропе и даже словом больше не перекинулись. Только прощаясь, догадались, что следовало бы познакомиться:

— Леня.

— Маша.

— Увидимся?

— Поживем — посмотрим!

5

…Шум дизелей в трюме кажется Леониду гуденьем комариных полчищ в таежном сумраке. Он безотчетно взмахивает рукой, словно бы отбиваясь от злых кровососов. Те, однако, не отстают. Тогда Леонид входит в раж и хлоп ладошкой со всего маху — по железному поручню… Вздрогнув от неожиданности, он оглядывается по сторонам. Кругом непроглядная тьма. Теперь и о комарах, столь было опостылевших ему за пять лет жизни в Сибири, он вспоминает с нежностью. Вздыхает: «Эх, если бы и впрямь, вместо этих мертвых дизелей, гудели бы тут таежные комарики!..» И сам удивляется затейливому ходу своих мыслей.

5
{"b":"210135","o":1}