Неджо Попара, когда в его родной Герцеговине начались военные бедствия, с сентября 1992 до декабря 1994 г. воевал добровольцем, отвечая за информацию и пропаганду в Герцеговинском корпусе АРС.

«Я слышал о генерале Младиче и раньше, а впервые встретились мы с ним в Билече 19 сентября 1992 г. на одном очень важном совещании гражданских и военных структур по поводу тогдашнего положения дел и перспектив борьбы сербского народа в то исключительно тяжёлое для нас время.

Он выступал обоснованно, резко и энергично, как всегда и до этого, и после. Для него не существовало ни стояния на месте, ни отступления, только вперёд!

Беспрепятственно была проведена вся подготовка к началу совещания, которое началось рано утром 19 сентября 1992 г. в Клубе Армии Республики Сербской в Билече в присутствии духовенства, представителей гражданских властей и армии.

Детально рассматривалась военно-политическая ситуация в Герцеговине, с учётом Республики Сербской в целом, а также её ближнего и дальнего окружения. Генерал Младич энергично изложил, что следует защищать любой ценой, и какие из ВОТ (временно оккупированных территорий. — Прим. Л.Б.) вернуть, и возразил на пессимизм, прозвучавший в словах отдельных лиц.

… Вечером в казарме мы ужинали с генералом Младичем, разговаривали и послали телеграмму президенту СРЮ Добрице Чосичу в связи с выводом частей Армии Югославии из Конавле».

Полковник Попара не раз встречался с генералом Младичем, и запомнил его по тому, что генерал всегда, что касается и слов, и жестов, выступал решительно, с виду строго. От бойцов он требовал, чтобы они во всём следовали его примеру, а на практике это значило, что они всегда должны быть энергичными, храбрыми, подготовленными к военной карьере, аккуратными.

«Младич имел исключительно здравый взгляд на сербский вопрос! Думаю, он очень правильно понял этот вопрос, позволю даже сказать — намного глубже, чем многие на верху государственной власти PC. Все шаги, которые он предпринимал, показывают, что он видел самую суть этого вопроса. И в то чертовски сложное и опасное время всё это нам доходчиво объяснял.

А что ещё важнее, его историческая заслуга в том, что в этой войне мы не впали в братоубийство!

Его девиз: это не четническая и не партизанская армия, а исключительно Сербская народная Армия, единообразная по знакам различия, а по возможности и по одежде и обуви.

На головном уборе — сербский триколор!

На рукаве — Армия Республики Сербской!

На рубашке или гимнастёрке с левой стороны — металлический или пластмассовый знак, как в ЮНА.

На погонах — обозначение чина, как в ЮНА.

И если кто-то начинал «грузить» Младича обсуждением деталей обмундирования, он умел от него отделаться, сказав: «Оставь это пока! Решим после войны».

Младича отличало товарищеское отношение к армии и народу, он был всегда готов к общению, проявлял искренний интерес к личным проблемам солдат и офицеров и заботился о том, как они решаются.

Особенно он сочувствовал раненым, инвалидам и семьям погибших бойцов.

Да и эти его шахматы, были не просто игрой! Он просто не мог бездействовать, и мне кажется, что играя в шахматы, он отгонял от себя какие-то тяжёлые переживания, упорядочивал свои мысли и обдумывал какие-то новые операции. Шахматы были для него средством, он не имел цели стать прославленным шахматистом!

Его предназначением была передовая, и при любой возможности он доказывал это личным примером. Таким образом, в некоторых операциях он действовал и как командир взвода или как командир роты! Тем он снискал популярность среди бойцов и народа, но и подрывал функцию командующего современного военного штаба, особенно ГШ АРС.

Вспомним, что Кумановской битвой воевода Путник командовал из Врнячки-Бани, а сербская армия была тогда одной из самых современных и пользующихся хорошей репутацией армий Европы!

Генерал Младич не был против интеллигенции, но не симпатизировал ей, особенно в начале войны, не любил. При острой нехватке солдат он мог гостей, особенно журналистов, послать в окопы или кому-то сказать: «То, что вы умеете, возможно, и понадобится в будущем, но сейчас мне нужны бойцы в окопах!»

Он любил общаться с широкими массами, хотя бы пройти среди людей, хотя и не всегда у него было время поговорить. Любил разговаривать с людьми, как с самыми близкими. Например, директора предприятий и государственных учреждений, все самые уважаемые люди того времени, его очень ценили, потому что это был на редкость порядочный человек! В тех лишениях, от которых страдала армия, они готовы были нести ему всё, что было необходимо бойцам — до последней вещи. Чаще всего речь шла о продовольствии, но и об одежде и обуви, и даже о досках для гробов, чтобы похоронить погибших солдат! С другой стороны известно, что в то время было и много таких, кто говорил, что стыдно выйти бедным из такой войны!

В Герцеговине его очень любили, кроме разве что некоторых, политически близких к так называемым правым силам, которые считали, что они бы командовали лучше.

Младич часто бывал в Герцеговине, где чувствовал себя прекрасно. Он и среди нас, в нашем корпусе, чувствовал себя как дома. Любил заночевать у нас. Больше всего ему нравилось прогнать Грубача из его постели, из командного пункта, и там поспать. Может быть, у этих двоих было самое дисциплинированное сотрудничество, если можно так сказать про командующего Главным Штабом и командира корпуса. Результатом было и то, что за всё время войны у нас не было ни одного обвинённого в военных преступлениях, вообще никаких инцидентов, связанных с нарушением военных законов!

Иногда его немного сердили гачане, уроженцы городка Гацко в Герцеговине, чьи способности он очень ценил, нередко проявлявшие своеволие. Они могли оставить позиции по собственному усмотрению, долго тянули с мобилизацией и другими обязательствами перед армией, что в данных обстоятельствах — при малой численности населения и нехватке офицеров, и это на длинном участке фронта, — представляло действительно большую проблему.

А гачане были специфическими бойцами. Против хорватов им не хотелось воевать, например, зато против мусульман шли в первых рядах. Мусульмане, когда слышали, что на них идут гачане, бежали с передовой, не разбирая дороги!

Но помнится, что и гачанские беженцы на протяжении всей войны общими усилиями помогали своим бойцам. Младич высоко ценил помощь народа, помощь со стороны Армии Югославии и всех благотворителей. Во время войны у него было особое хозяйское отношение к продовольствию. Ценил всё, что в тот момент могло оказаться на столе, каким бы скромным это ни было. Армия в течение всей войны испытывала проблемы с продовольствием.

По отношению ко всем, кто покинул родину, бежал от военных тягот, особенно к тем, кто не отозвался на мобилизацию, Младич испытывал ожесточение, чувство негодования.

Он ценил умение держать слово. Даже и со стороны вражеских солдат, командиров, офицеров СООНО, если такое бывало, а это случается на любой войне с незапамятных времён.

С журналистами в целом сотрудничал, но умел и упрекнуть, даже без причины.

Если учесть, что он был в постоянном движении, то часто оказывался и там, где не был обязан. Так и получалось, что он сам всё брал на себя, чем расхолаживал некоторых своих соратников. С другой стороны, если учесть, что он мог и невозможное, того же ожидал и от других, которые не обладали его способностями и не выполняли даже того, что входило в их обязанности.

После того, как в парламенте PC был отвергнут план Вэнса-Оуэна, в чём была прежде всего заслуга Младича и данных им подробных обоснований для отказа, после плана Контактной группы и Вэнса-Столтенберга, для народа, армии и политического определения Республики Сербской начался тяжёлый августовский кризис. Шла борьба за существование, республика оборонялась от объединённых мусульмано-натовско-американских сил. В тот момент в Вашингтоне даже подписывается договор о хорватско-мусульманской федерации и конфедерации с Хорватией! Предложение присоединиться к ней PC, естественно, отвергла. А Сербия ни разу не предложила идею конфедерации! Наоборот, в самый разгар военных бедствий, наказала Республику Сербскую санкциями на Дрине!