В Косово и Метохии в 1989 г. вновь активизировался шиптарский сепаратистский терроризм, что имело трагические последствия для сербского народа и сербского государства, для культурных и исторических ценностей, и поставило под угрозу мир в регионе. «… Среди других мер по усмирению бунта, Генеральный штаб ЮНА приказывает предпринять действия с целью демонстрации силы в Косово и Метохии. Пришлось маневрировать нашими силами вдоль и поперёк, под видом обучения подразделений. Это задание досталось нам с Младичем. Тут уж мы не спорили…»

В конце 1989 г. Младич получает очередное повышение — производство в полковники, и одновременно — приказ о переводе в Приштину помощником командующего корпусом по тылу. «Мы так никогда и не выяснили, чьи это были козни, — пишет Милованович, — ибо деятельность Младича в ЮНА никогда не касалась вспомогательных вопросов, а исключительно оперативно-командных. Он без возражений выполнил приказ. Мы расстались в Доме ЮНА в Скопье, на дружеском ужине по поводу Дня Армии, 22 декабря. Мы сидели рядом и, в основном, молчали. Его жена Боса время от времени печально вздыхала, а моя Бойя её утешала, насколько её можно было утешить. Я не знаю, как себя чувствовал Ратко, потому что он искусно скрывал эмоции, я же чувствовал себя так, как будто у меня отрезали часть тела…

Армейская логистика не была его призванием, но Ратко Младич, как человек харизматичный и добросовестный, быстро вник в проблематику новых обязанностей. За время, проведённое там, что-то около года, он добился, что корпус сам себя обеспечивал в плане питания, одежды и обуви — всего, кроме оружия и боеприпасов. В гарнизонах организовал животноводческие и другие хозяйства, небольшие мастерские и тому подобное. Он провел множество показательных учений по снабжению армии в полевых условиях в сложной военно-политической обстановке, которая тогда сложилась в Косово и Метохии».

Но сепаратистско-террористическое бедствие ширится в бывшей Югославии; ЮНА, как и государство, расползается по национальным швам. Книн становится горячей точкой, и полковник Младич вскоре получает новое назначение. Генерал-подполковник Божо Денда от имени Генерального штаба ЮНА подписывает приказ о переводе Младича в командование Книнским корпусом. Милованович говорит, что «у Верховного командования Вооруженных Сил СФРЮ, наконец, открылись глаза, и Младича назначили командиром корпуса. Его досрочно производят в чин генерал-майора, и он становится первым офицером в Югославской народной армии со времен Второй мировой войны, произведенным в ранг генерала без экзаменов!»

Милованович и Младич почти ежедневно поддерживают связь и выполняют общие задачи в период распада и ЮНА, и государства Югославия. Пока Младич воюет с усташами и с собственным командованием ЮНА, Милованович на основании соглашения о выводе войск занимается выводом боевых частей ЮНА из Македонии. Чуть что не так — консультируется с Младичем. На призыв Младича приехать в Боснию Миловановичу удаётся собрать всего восемь офицеров родом из тех мест, и они отправляются в Сараево. С 25 апреля 1992 г. и вплоть до ноября 1996-го Младич в качестве начальника штаба 2-го Военного округа ЮНА в Сараево, а Милованович в качестве начальника Оперативно-учебного управления там же (т. е. как заместитель Младича), переходят к решающему этапу своей военно-патриотической карьеры: к защите сербского народа в бывшей БиГ и созданию Республики Сербской.

Первые дни формирования Армии Республики Сербской Милованович описывает так: «В одном из бараков на поляне в Црна-Риеке, мы застали генералов Джордже Джукича и Милана Гверо и ещё восьмерых полковников и подполковников… Младич ознакомил нас с ситуацией в Боснии, а затем всю ночь мы обсуждали, что будем делать и как. Я помню, что мы совместно, без приказа, сформулировали 21 задачу, связанную с созданием АРС, роспуском существующих военизированных формирований, стратегией и тактикой ведения войны при обязательном соблюдении положений международного военного права. Мы решили вести войну по правилам ЮНА, насколько это будет возможно.

В ту ночь мы поклялись, что если кто-либо из нас будет уволен по политическим мотивам — мы всё бросаем и отправляемся в окопы! Эта клятва поможет нам провалить три попытки штаба Верховного командования сместить Младича. Я отказался выполнить приказ Верховного Главнокомандующего занять должность Младича, сославшись на данное тогда мною обещание».

… В Бенковаце мы сразу же занялись наладкой танков и бронетранспортёров, их ремонтом и обучением их экипажей. Это, я бы сказал, было в «моей» компетенции. Делал я это с удовольствием, какой-то опыт у меня был, да и, в конце концов, мне это нравилось больше, чем протирать штаны в штабе Книна. Часть обучения танкистов проводилась на Маняче[40] под Баня-Лукой, а часть — на Дебело-брдо под Бенковацем. По роду деятельности мне приходилось часто ездить по округе, по сёлам, расположенным в глубине материка за Задаром и Бенковацем. Когда попадаешь в сербское село, то встречаешься с традиционным сербским гостеприимством, особенно если ты одет в униформу. Это относится к обоим Земуникам, Смильчичу, Карине, Крушево, Смоковичу, Ислам-Грчки, Ислам-Латински и дальше к Вране и Биоград-на-Мору. В хорватских сёлах всё наоборот: если видят униформу, особенно офицерскую, у них прямо в глазах темнеет. Вот так мы, исполняя текущие работы, изучили весь этот край, его транспортную инфраструктуру, а также национальный состав населения, хотя тогда мы думали, что эти данные для нас вообще несущественны. Но вскоре оказалось, что знание указанных сёл и их жителей было чрезвычайно важным.

Что касается деятельности командующего корпусом генерал-майора Никовича — лучше бы он вообще не приезжал, его самым мудрым военным решением было то, что он «привёл» полковника Ратко Младича (он всегда подчёркивал, что именно он направил туда Ратко). Ключевой фигурой в Корпусе становится начальник штаба Ратко Младич, который… вернул доверие, выяснил, кому из офицеров доверять можно, а кому нет, изучил национальный состав солдат. Другими словами, Младич внёс в Книнский корпус новую динамику. Умный, образованный и начитанный офицер, весьма общительный, чаще весёлый, чем злой, Младич мог работать 48 часов без сна. Мне лично доставляло удовольствие работать, наконец, с офицером, который не щадит ни себя, ни других. Вот так оно и было, так началось наше сотрудничество, смею сказать, на благо ЮНА и народа, а позже — именно сербского народа… Младич был неутомим, объезжая части и беседуя с политиками и военным начальством любого уровня. Всё ему было по плечу. Мне казалось, что он с каждым солдатом, крестьянином, горожанином, учеником разговаривал дольше, чем ему позволяло оперативное время. Иногда я считал это пустой тратой времени. Но оказалось наоборот — уже тогда он предчувствовал опасность, испытывал потребность в сближении с этими людьми, чтобы полнее оценить ситуацию и иметь возможность принимать адекватные решения. Так мы потом и продолжили вместе работать и, надеюсь, успешно. Возможно, это могло быть ещё успешнее.

У меня было ощущение, что он обладает даром предвидения и сам придерживается того, что предвидит и решает. Мне, как подчинённому, это импонировало, и наше сотрудничество стало успешно развиваться. Помню, он мне как-то приказал в своём стиле: «Шеф, идём проверять взвод подпоручника Петровича». Взвод с подпоручиком находились в селе Врбник, направление Оклай — Дрниш. Пошли вместе. Когда туда пришли, он говорит подпоручику: «Построй, «шеф», свою армию, познакомимся по-людски!»

Когда солдаты выстроились, он всем пожал руки, а когда они стали представляться, оказалось, что 70 % были шиптары, остальные — хорваты, словенцы и чуть-чуть — сербы. Все они меня знали, я часто бывал там, но даже меня этот факт немного удивил. Я имею в виду проценты. Младич взглянул на меня, я только пожал плечами, и на этом всё закончилось, вероятно, мы подумали одно и то же. К солдатам он обратился с короткой речью, сказал, что мы должны защищать народ, где бы ни находились, что мы — народная армия, интернационалисты, и всё в таком духе.