Наиболее известной жертвой роялистов стал Ней, который, по их мнению, в марте 1815 года изменил своему долгу и королю. Осуждение Нея должно было послужить уроком для других. Конечно, более дальновидные из руководителей роялистской партии понимали, насколько безнадежно компрометируется режим Бурбонов в глазах Франции, запятнав себя кровью Нея. Но таких людей среди роялистов было меньшинство, и не они определяли политику правительства в то время.

3 августа Ней был арестован. Допрашивавший его префект полиции Деказ тщетно пытался добиться от маршала признания в предварительном сговоре с Наполеоном, навстречу которому Ней был отправлен с войсками в марте 1815 года.

Правительство Бурбонов столкнулось с препятствиями уже при организации военно-полевого суда, которому предполагалось поручить вынесение приговора Нею. Маршалы Массена и Ожеро сказались больными. Старейший из маршалов — Монсе отверг предложение занять пост председателя суда (к опубликованному в газетах якобы от имени маршала письму, в котором отмечалось, что в то время, как Ней сражался за Францию, его обвинители находились в стане врагов страны, Монсе не имел отношения). Правительство лишило Монсе маршальского звания и изгнало из палаты пэров. Пост председателя занял маршал Журдан. Ней решительно возражал против передачи его дела в ведение военно-полевого суда и требовал, чтобы его судила палата пэров, членом которой он состоял. Маршал добился успеха. Военный трибунал голосами пятерых судей против двух признал себя некомпетентным в рассмотрении дела Нея. Но это была мнимая победа. У обвиняемого, как выяснилось, было куда больше шансов на оправдание военным трибуналом, чем палатой пэров, куда по указу короля было направлено дело Нея и где заправляли ультрароялисты, требовавшие крови «изменника».

Глава правительства герцог Ришелье, передавая палате пэров королевский указ, заявил, что Нея следует судить не только от имени короля, от имени Франции, но и «от имени Европы». Это было ясное указание на позицию оккупирующих держав. Пруссия требовала расправы с Неем (как признавался фельдмаршал Блюхер), рассчитывая, что это посеет вражду между армией и режимом Реставрации и тем самым ослабит Францию, о расчленении которой мечтали в Берлине. Австрийский канцлер Меттерних, разделявший эти планы, вместе с тем настаивал на суровых мерах в интересах европейской контрреволюции. Английский торийский кабинет и царь Александр I считали нужным проявить суровость из прямо противоположных соображений, стремясь укрепить трон Людовика XVIII и сохранить сильную консервативную Францию как важный фактор европейского равновесия сил. Стоит отметить, что позицию Александра I не разделяли многие русские офицеры, находившиеся в Париже. Во время приема, который гвардейцы Людовика XVIII устроили в честь русских гостей, один из ультрароялистов стал поносить предателя Нея. Ему неожиданно ответил один из русских. «Я не знаю, сударь, где вы были в 1812 году, — заявил он, — но уверен, что вы не сражались в России. Иначе вы не говорили бы в таком тоне о самом замечательном воине французской армии в этой кампании. О человеке, героическое мужество которого спасло столь многих, которому четыре тысячи французских солдат обязаны своей жизнью. Он завоевал восхищение своих врагов». Эта импровизированная речь вызвала восторженные аплодисменты собравшихся русских офицеров.

Для тогдашней обстановки было очень характерно, что Нея за измену Людовику XVIII судили на основании… законов времени революции и наполеоновского уголовного кодекса.

При рассмотрении дела в палате пэров, начавшемся 9 ноября, роялист генерал Бурмон заявил, что Ней по собственному желанию и выполняя заранее обдуманное намерение 14 марта 1815 года перешел на сторону Наполеона. Ней утверждал, что его поступок был неожиданным и предопределен настроениями войск. В ходе прений выяснилось, что сам Бурмон, изображавший себя героическим защитником дела Бурбонов, безоговорочно выполнил приказ Нея собрать войска, отлично зная, что маршал объявит им о переходе на сторону Наполеона.

Пристрастие палаты было очевидным. Председательствующий Дамбрэ отводил вопросы, ответы на которые могли принести пользу подсудимому. Дамбрэ, в частности, запретил маршалу Даву отвечать на вопрос относительно интерпретации статьи XII Конвенции о капитуляции французских войск. Если бы Даву заявил о том, что поведение Нея явно относится к числу деяний, покрываемых амнистией, которая провозглашалась в этой статье, обвинение потеряло бы всякую юридическую основу. В конце концов Ней предложил своим защитникам не отвечать на речь прокурора, так как им запретили касаться вопроса о статье XII Конвенции. В своем кратком заявлении Ней не без основания сравнил свой процесс с судом над генералом Моро при Наполеоне. 6 декабря палата пэров большинством голосов признала Нея виновным и приговорила его к смерти. Попытка добиться королевского помилования не увенчалась успехом. Маршал был расстрелян утром 7 декабря. Как и предвидели более дальновидные роялисты, казнь Нея нанесла режиму Реставрации непоправимый моральный ущерб, хотя все это сказалось не сразу.

Впоследствии получила хождение версия о спасении Нея. Она родилась за океаном.

Через год после казни маршала корабль доставил в США человека, назвавшего себя Питером Стюартом Неем. Он стал школьным учителем и переезжал из города в город в штатах Южная Каролина, Северная Каролина и Виргиния. П. С. Ней имел хорошее образование, знал древние и новые языки. Следы многих ран на его лице подтверждали, что он бывший военный. В разговорах школьный учитель часто вспоминал французское высшее общество времен Первой империи, а такие события, как кончина Наполеона или смерть его сына герцога Рейхштадтского, воспринимались им как большое личное горе. С годами он стал много пить, и это явилось причиной его смерти в 1846 году. Среди его учеников давно сложилось убеждение, что их учитель — каким-то образом спасшийся маршал Мишель Ней. Перед смертью П. С. Ней торжественно заявил лечившему его доктору Локку: «Я — Мишель Ней, маршал Франции». Были разысканы и французские солдаты, эмигрировавшие в США, которые уверяли, что видели на корабле маршала Нея.

Последующими изысканиями, начатыми уже в конце XIX в., установлено, что в нарушение правил не было составлено медицинское свидетельство о смерти Мишеля Нея. Американские эксперты, сравнивавшие почерки П. С. Нея и М. Нея, пришли к выводу, что они принадлежат одному и тому же лицу. Записи на полях книг по военной истории, оставшихся после П. С. Нея, показывают, что он считал себя маршалом Неем. От его имени он возражал историкам, критиковавшим те или иные действия маршала на полях сражений. Питер Ней был высокого роста (около 1 м 80 см), как и маршал Ней. Так же, как и маршал, школьный учитель любил играть на флейте. Откуда взялось имя Питер Стюарт Ней? Напомним, что отца маршала звали Пьер, а мать происходила из шотландской семьи, которая принадлежала к роду Стюартов.

Герцог Ришелье

Сторонники версии о спасении Нея уверяют, что одна из его поклонниц, графиня де Сент-Эльм, убедила английского командующего герцога Веллингтона, не желавшего официально вмешиваться в дело, приложить усилия, чтобы казнь была простой инсценировкой. Гренадеры, получившие тайный приказ, охотно выстрелили поверх головы Нея, бывшего любимцем армии. Ней схватился за грудь, чтобы раздавить мешочек с красной жидкостью, спрятанный под одеждой, и упал, «обливаясь кровью». Впрочем, в записях П. С. Нея содействие Веллингтона объясняется тем, что и маршал, и английский полководец состояли в тайном Обществе розенкрейцеров черного орла, поклявшихся спасать друг друга в беде. Проверить это утверждение не представляется возможным, так как архива этого общества, действительно существовавшего в начале XIX в., не сохранилось. Для решения загадки обратились даже к обследованию могил. 3 мая 1887 года вскрыли гроб П. С. Нея, но в это время началась сильная буря, могильщик выронил череп, который разбился на части. Гипсовый слепок, снятый с покойного, оказался непригодным для изучения. В 1903 году разрыли могилу М. Нея на кладбище Пер-Лашез в Париже. Могильщик Дюмениль утверждал, что гроб оказался пустым. Следует добавить, что П. С. Ней, когда один собеседник заметил ему, что видел в Париже могилу маршала Нея, ответил: «Вы могли ее видеть, но она пуста».