Книга аббата Верто в течение долгого времени пользовалась среди образованной европейской публики большою известностью и замечательным успехом. Аббат, несмотря на преклонность своих лет и на носимое им духовное звание и на принадлежность к мальтийскому ордену, отрешился в своём сочинении от усвоенных исстари приёмов при составлении книг подобного рода. Он отверг все легендарные сказания, переходившие без всякой проверки через длинный ряд веков от одного поколения к другому и гласившие о непосредственном участии Господа и его святых угодников как в военных подвигах, так равно и в обиходных делах мальтийского рыцарского ордена. Сомнительно отзывался аббат о чудесах, совершённых свыше во славу и на пользу этого духовно-воинственного учреждения, и прямо заявлял, что считает произведением праздной фантазии такие несбыточные рассказы, как, например, рассказ о том, что однажды трое благородных рыцарей, по усердным молитвам их, перенесены были какою-то невидимою силою в одну ночь из Египта на их отдалённую родину в Пикардию. За подобное слишком смелое отрицание чудес, проявлявшихся в былые века, среди боголюбивого и благочестивого рыцарства добросовестный Верто получил прозвание «аббата революций», а книга его, по распоряжению римской курии, подпала «sub index», то есть была внесена в список книг нечестивых, крайне опасных для верующих, а потому подверглась строгому гонению со стороны римско-католических церковных властей. Между тем эти-то именно преследования и доставили книге аббата Верто громадную известность, а вместе с тем и множество самых усердных читателей.
Очистив историю рыцарства от легенд, не имевших очень часто даже простодушной прелести, навеваемой игрою слишком пылкого воображения, но прямо ударявших в глаза беззастенчивостию вымысла, аббат Верто тем не менее в несомненно достоверных сказаниях мальтийского ордена нашёл яркие краски для изображения действительной жизни этого древнего учреждения. Картинно и красноречиво, но вместе с тем и правдиво рассказал он в своей книге о судьбе рыцарей, подвизавшихся во имя Иоанна Крестителя с самых первых дней их появления в Иерусалиме, когда они, будучи ещё монахами, променяли монастырь на странноприимный дом для безмездного служения там страждующим и недугующим богомольцам. На попечение их стали поступать бедные и больные пилигримы, приходившие издалека, со всех сторон, в Иерусалим на поклонение гробу Господню. Но подвиги смиренно монашествующей братии не ограничивались только сердоболием, и когда в обетованной земле после некоторого затишья наступила снова борьба христиан с неверными, то монахи-иоанниты стали браться за оружие и мужественно сражались с врагами Креста. Таким образом, они успели соединить милосердие с воинственностию, а их духовный и в то же время рыцарский орден вскоре снискал себе повсюду громкую известность и приобрёл безграничное уважение со стороны всего западного христианства.
Число рыцарей иоаннитского ордена с каждым годом увеличивалось, и наличных его членов было уже достаточно не только для того, чтобы исполнять первоначальные обязанности по призрению странников, но и для того, чтобы выставить на боевое поле значительную вооружённую силу. Кроме того, уничтожение в 1312 году королём французским Филиппом Красивым ордена тамплиеров, или храмовников, имевших также сперва местопребывание в Иерусалиме, а потом перебравшихся во Францию, возвысило иоаннитский орден, не встречавший уже себе соперника среди рыцарства. В число членов ордена св. Иоанна Иерусалимского начал поступать цвет европейского дворянства, и вскоре орден из первоначальной монашеской общины обратился в самостоятельное государство, успев завоевать для себя остров Родос. Он начал именовать себя «державным» орденом св. Иоанна Иерусалимского, и титул этот признали за ним все монархи. Он вступал в международные договоры со всеми государствами как равный с равными, вёл от своего имени и своими вооружёнными силами войны с врагами христианства и, устроив на Средиземном море значительный флот, направил свои усилия на истребление пиратов, имевших притоны на северных берегах Африки. Верховный представитель державного ордена св. Иоанна Иерусалимского, носивший звание гроссмейстера, или великого магистра, а также «стража Иерусалимского гостиного дома» и «блюстителя рати Христовой», был торжественно избираем на всю жизнь из среды знатных и доблестных рыцарей этого ордена. В своём высоком сане он признавался – как и природные монархи – государем, властвующим «Божиею милостию», и пользовался почти такою же обширною властью и таким же высоким почётом, какие в то время присвоены были не зависевшим ни от кого европейским государям. Великие магистры о принятии ими над орденом верховной власти извещали через нарочных послов европейских государей, которые при своём вступлении на престол в свою очередь оказывали им такое же внимание. Рыцари-иоанниты в отношении к великому магистру считались подданными; они приносили ему присягу в верности и послушании, а в церковной службе имя великого магистра провозглашалось как имя царствующего государя. Знаками его власти были: корона, «кинжал веры» или меч и государственная печать с его изображением. В ознаменование же двойственного своего владычества – духовного и светского, он имел титул «Celsitudo eminentissima», то есть преимущественнейшего или преосвященнейшего высочества.
Мало-помалу прежняя община монахов-иоаннитов преобразовалась окончательно в военно-рыцарский орден, сохраняя, однако, в течение многих веков отпечаток своего первоначального монашеского происхождения. Члены ордена, как и вообще все монашествующие, приносили обет послушания, безбрачия и нищеты. Вступая в орден, они отрекались от своего имущества или в пользу своих наследников, или – что обыкновенно бывало – в пользу орденской братии, и хотя впоследствии они могли приобретать имения, но не имели уже права располагать ими по духовному завещанию, и имения эти – после смерти их владельцев-рыцарей – делались достоянием ордена. Иоанниты на первых порах своего существования держали себя безупречно. Они жили не только скромно и просто, но даже и убого, употребляя всё своё имущество на помощь страждующим ближним, на украшение храмов и на борьбу с врагами христианства. Но прежний суровый быт монахов-рыцарей начал постепенно изменяться: собранные орденом имущества и постоянно приливавшие в его казну богатства поколебали давние суровые добродетели, а великие магистры, считаясь владетельными особами и подражая им, стали жить с королевскою пышностию. Тяжёлые железные доспехи иоаннитов прежнего времени были заменены у изнежившихся их представителей XVIII века модными французскими кафтанами из бархата и шёлка; на головах их вместо грузных стальных шлемов и чёрных клобуков появились щёгольские береты с разноцветными перьями, модные парики с пудреными локонами и изящные треуголки с плюмажем, с золотыми галунами и бриллиантовыми аграфами, а грубые ремни, поддерживавшие рыцарскую броню, были заменены уборами из батиста и кружев. Обычный свой наряд – красные супервесты и чёрные мантии с нашитыми на них крестами из белого полотна – рыцари-иоанниты надевали только в торжественных случаях, то есть так редко, что не узнавали друг друга, собираясь вместе, в этом заброшенном ими стародавнем наряде. Орден всё более и более отступал от своих древних учреждений, и в прошлом столетии с названием рыцаря иоаннитского или мальтийского ордена неразрывно было связано понятие о дворянине хорошего старинного рода, с порядочным наследственным состоянием. На иоаннитов стали смотреть как на людей светских, думавших о весёлой жизни, а не как не монахов-рыцарей, посвятивших свою жизнь подвигам благотворения да трудным и опасным походам против морских разбойников и неверных. Несмотря, однако, на всё это, орденский устав, хотя и не соблюдаемый строго даже в существенных его статьях, носил ещё на себе отпечаток рыцарства былых времён.
К началу XVIII века рыцарство везде уже отжило своё время. Религиозные его основы не составляли никакой приманки для людей набожных, которые стали предпочитать монастырское спокойствие бурной рыцарской деятельности, а дворянство, жаждавшее боевой славы, начало искать её не в рыцарских орденах, а под знамёнами могущественных государей и под предводительством прославившихся полководцев. Тем не менее сказания о былой жизни рыцарей вообще и преимущественно столь знаменитых, какими считались рыцари мальтийского ордена, покрывшие себя славою военных подвигов и на суше и на море, могли ещё впечатлительно действовать на молодое, слишком пылкое воображение. Рыцари этого ордена были озарены блеском воинских доблестей и геройских деяний, совершённых их предшественниками; они жили на счёт былой славы своего ордена, и надобно отдать справедливость учёному аббату Верто, что он как нельзя лучше воспользовался бывшими под руками материалами для того, чтобы написать самую увлекательную историю из времён исчезнувшего рыцарства.
