На мелководье вода сильнее фосфоресцировала. Естественно, свет исходил непосредственно от самой воды, но частично — и от светящихся рыбок, менявших свой цвет, чтобы общаться с сородичами. Волны бледно-зеленые, желтые, оранжевые — это, конечно, магия. Но зачем она, для какой цели?

Где бы не оказывался Бинк, всегда появлялось много такого, чего он не знал и не мог объяснить. Например, на дне лежали раковины; некоторые из них светились по краям, а иные светились целиком. Были и такие, что исчезали, когда он проплывал над ними, или становились совсем невидимыми, или просто приглушали свое свечение. Как бы там ни было, а они, конечно, волшебные, и это ему понятно. Бинк был счастлив снова оказаться среди знакомых опасностей Ксанфа.

Когда они, наконец, достигли берега, уже забрезжил рассвет. Потом за облаками, над джунглями, стало разгораться солнце. И вот оно прорвалось, разбрызгивая по воде лучи. Это была картина удивительной красоты. Бинк впитывал ее в себя. А тело его уже занемело от усталости, и мозг был озабочен лишь одним: как заставить еще и еще двигаться конечности.

Наконец он растянулся на песке. Фанчен рухнула рядом с ним.

— Отдыхать еще рано, — произнесла она, еле переводя дыхание. — Нам надо найти какое-то укрытие, пока не появились другие чудовища, из моря или из джунглей…

Трент остался стоять по колени в воде; меч свисал с красивого тела, и прибой слегка колыхал его. Волшебник устал явно меньше других.

— Возвращайся, друг! — произнес он, бросая жука в море.

Тут же появился морской змей; его изгибающееся тело производило здесь, на мелководье, гораздо более жуткое впечатление. Тренту пришлось кинуться прочь от него, чтобы не попасть в гигантское кольцо хвоста и не быть раздавленным. Но чудовище больше не обращало на них внимания. Оно было крайне обескуражено. Испустив рев ярости, раздражения или просто недоумения, оно ринулось в более просторные для него глубины.

Трент вышел из воды.

— Совсем не смешно оказаться цветным жуком, когда ты привык быть королем океана. Надеюсь, у него не случится нервного расстройства.

Он не шутил. Бинк недоумевал: как это все-таки странно, когда человеку нравятся какие-то чудовища. Трент был красив, эрудирован, обладал хорошими манерами, силой, мастерством, мужеством — но его привязанность к чудищам была, похоже сильнее, чем — к людям. Об этом, решил про себя Бинк, нужно всегда помнить, иначе может случиться непоправимое.

Странно, что Хамфри, Добрый Волшебник, был уродливым маленьким гномом в уединенном замке, самолюбиво использовавшим свои магические способности для собственного обогащения. А Трент, Злой Волшебник, являл собой воплощение героизма. А Волшебница Ирис казалась красивой и соблазнительной, но в действительности была довольно невзрачна.

Хорошие качества Хамфри проявлялись в его поступках — особенно это было видно, когда получше узнаешь его. А Трент сразу и неизменно казался положительным — и по внешности, и по поступкам; по крайней мере, на уровне простого житейского общения. Если бы Бинк встретил его впервые в пещере дракона и ничего бы не знал о злой натуре этого человека, он никогда бы не заподозрил, что перед ним — Злой Волшебник.

Сейчас Трент шел по берегу, и никто бы не сказал, что он утомлен. Косые солнечные лучи касались его волос, окрашивая их в ярко-желтый цвет. В этот момент он выглядел как бог — настолько все в нем было совершенным… Снова Бинк испытал давнишнее смятение, пытаясь примирить впечатления от внешности Трента и его недавних действий с тем, что он знал об истинной натуре этого человека, — и снова находил это невозможным. Да уж — некоторые вещи остается принимать исключительно на веру.

— Мне нужно отдохнуть, поспать, — бормотал Бинк. — Сейчас мне уже не отличить, где добро, а где зло.

Фанчен взглянула в сторону Трента.

— Я понимаю, о чем ты, — произнесла она, покачивая головой, так что ее крысиные, мокрые косички смешно подпрыгивали. — Зло предпочитает не выставляться напоказ. И во всех нас есть какая-то частичка зла, так или иначе стремящаяся проявить себя. Мы должны бороться с ним, каким бы соблазнительным оно ни казалось.

Подошел Трент.

— Ну, кажется, мы добились кое-какого успеха, — радостно проговорил он. — Хорошо снова оказаться в Ксанфе — пусть и благодаря случаю, капризу удачи. Ирония только в том, что вы, так активно боровшиеся против меня, способствовали мне.

— Ирония — да. — Фанчен еще больше помрачнела.

— Кажется, это — берег центрального района Дикой Местности, которая на севере граничит с Провалом. Контуры ландшафта вполне характерные. Это означает, что мы еще не ушли от опасности.

— Бинк — изгнанник, ты — преступник, я — уродина, — пробормотала Фанчен. — Безопасности для нас никогда и не предвидится.

— Тем не менее, я уверен, что нам стоит продлить перемирие до тех пор, пока мы не выйдем из Дикой Местности.

Неужели Волшебник знает здесь что-то такое, чего не знает Бинк? Да, Бинк не владеет магией, поэтому становится добычей для всех опасных заклинаний, как и для хищников из джунглей.

Фанчен, казалось, тоже не обладала явно выраженной магией. Она утверждала, что ее уход из Ксанфа был добровольным, а не вынужденным, и это было странным. Хотя, если бы она совсем не обладала магией, ее тоже изгнали бы. Во всяком случае, у них были бы схожие проблемы. Но уж Трент-то — со своей могучей магией и со своим мечом, — уж он мог не бояться Дикой Местности.

В общем Фанчен разделяла сомнения Бинка. Она сказала Тренту:

— Пока ты с нами, мы — в постоянной опасности оказаться трансформированными в жаб. Не понимаю, чем для нас опаснее Дикая Местность.

Трент развел руками.

— Мне ясно, что вы мне не доверяете. И, вероятно, у вас есть для этого причины. Но я считаю, что всем нам гораздо безопаснее и дальше держаться вместе. Однако я вовсе не намерен навязывать вам свою компанию.

Он зашагал по берегу на юг.

— Он что-то знает, — сказал Бинк, — и, скорее всего, оставил нас погибать. Чтобы избавиться от обузы, не нарушая своего слова.

— Почему он должен заботиться о том, чтобы сдержать слово? — спросила Фанчен. — Это значило бы, что он — человек чести.

Бинк не ответил; он забрался в тень ближайшего дерева и растянулся на утренней росе. Частично последнюю ночь он провел без сознания, но ведь это не то же, самое, что сон; он очень нуждался в настоящем отдыхе.

Когда Бинк проснулся, было уже за полдень. Он хотел встать, но не смог пошевелиться. Никакой боли — только слабая щекотка, но ни голову, ни руки поднять невозможно. Все тело было прикреплено к земле мириадами нитей, как если бы у этой лужайки…

О, нет! Такого не может быть! И все же… Оглушенный усталостью, он был настолько безрассуден, что улегся на плотоядную траву! Острые стебельки вросли в его тело, проникнув в него так медленно и незаметно, что даже не потревожили его сон. И теперь он был пойман. Однажды он уже наткнулся на лужайку такой травы — это было неподалеку от Северной Деревни, — и увидел на ней скелет животного. Он еще поразился тогда: как это животное могло быть настолько безмозглым, что улеглось на плотоядную траву?!

А теперь он был в том же положении.

Он все еще дышал. Следовательно — мог кричать. Бинк так и сделал, причем очень старательно:

— Помогите!

Ответа не было.

— Фанчен! Я привязан! — кричал он. — Меня ест трава! — Правда, последнее было пока что преувеличением: он был всего лишь привязан к земле, без ущерба для себя. Однако трава продолжала врастать в него и, без сомнения, скоро станет питаться им, вытягивая из его плоти жизненные соки.

Бинку по-прежнему никто не откликался. Он понял, что Фанчен вряд ли сможет помочь: вероятно, на нее было наложено сонное заклинание. Теперь было очевидно, что даже на совершенно безопасном на первый взгляд месте, каковым является побережье, существуют смертельные опасности. Фанчен, должно быть, пала жертвой каких-то иных магических козней; не исключено, что она уже мертва.