Хотя небольшая группа членов Государственного совета соглашалась с большинством Особого совещания в том, что для защиты потомственного дворянства следует воздвигнуть как можно более прочную границу между ним и личным дворянством, подавляющее большинство Совета выступило за сохранение сложившегося положения, указывая, что за 180 лет связь между личным и потомственным дворянством не нанесла ни малейшего ущерба второму. Николай II, убежденный сторонник петровской системы, привязавшей дворянское состояние к государственной службе, принял в 1902 г. рекомендации Государственного совета, оставив неразрешенным двусмысленный статус личного дворянства^{281}.

Одновременно император принял сторону меньшинства Совета и декретировал перемены, закрепившие связь между двумя подгруппами первого сословия. Самое важное, что эти изменения оказались выгодными дворянским обществам. С 1851 г. губернские дворянские общества облагали сельскую недвижимость личных дворян на той же основе, что и поместья потомственных дворян. Но если после 1883 г. личное имущество и земельная собственность потомственных дворян в случае отсутствия наследников переходили в собственность дворянских обществ, то выморочное имущество и земли личных дворян по-прежнему отходили в собственность государства^{282}. Хотя подавляющее большинство личных дворян не имели никакой земельной собственности, да и вообще были людьми малосостоятельными, в отдельных случаях выморочное наследство бывало очень значительным, а если взять Москву и Санкт-Петербург, среди населения которых было много личных дворян, то разговор шел о значительных суммах денег. Точно так же в некоторых губерниях поступления от налогов на недвижимость, принадлежавшую личным дворянам, были желанным пополнением для казны дворянских обществ. Предпочтя материальные соображения желаниям разграничить потомственное и личное дворянство, как совещание предводителей дворянства в январе 1898 г., так и Особое совещание по делам дворянского сословия рекомендовали дать дворянским обществам неограниченное право на выморочное имущество, движимое и недвижимое, городское и сельское, обеих категорий дворян^{283}. Однако Государственный совет согласился, с возглавлявшейся Сипягиным Комиссией при Особом совещании и — во имя принципов жертвуя материальными интересами — проголосовал за то, чтобы не только отказать губернским дворянским обществам в правах на выморочное имущество личных дворян, но и лишить их права взимать налоги с их земельных владений. В условиях российского самодержавия Государственный совет мог всего лишь предполагать, а самодержец — располагает. Николай II присудил спорное имущество дворянским обществам, одновременно подтвердив их право на налогообложение сельских земельных владений личных дворян^{284}.

Начиная с 1894 г. городская недвижимая собственность, принадлежащая и личным, и потомственным дворянам, облагалась налогом дворянскими обществами, а не муниципалитетом города, в котором эта собственность находилась. Сходным образом Николай II решил вопрос с правами на выморочную городскую собственность — в 1898 г. потомственных дворян и в 1902 г. личных^{285}.

Отделение потомственного дворянства от личного и дальнейшее затруднение получения чиновниками потомственного дворянства — все это были отрицательные методы укрепления традиционной связи первого сословия с землевладением. Положительный подход заключался в том, чтобы возводить в звание потомственного дворянина тех представителей низших сословий, которые обладали значительными земельными владениями. С 1860-х гг. появилось много проектов того, как воплотить эту идею на практике, причем в царствование Александра III многие из этих проектов предлагались дворянскими обществами. Как комиссия Танеева в 1885 г., так и первое совещание предводителей дворянства в 1896 г. рекомендовали разрешить дворянским обществам обращаться в правительство с ходатайствами о приписании к дворянству землевладельцев, проявивших свою полезность для сельского мира, наличие определенных внутренних достоинств и владеющих в течение длительного срока обширными земельными владениями^{286}.[69]

За идеей возведения богатых землевладельцев в дворянское достоинство стояла насущная, с точки зрения защитников привилегий, задача — остановить и даже обратить вспять процесс сокращения числа дворян-землевладельцев. Пазухин, например, был обеспокоен тем, что даже при изменении правительственной политики по отношению к привилегиям численность поместного дворянства в некоторых районах настолько уменьшилась, что «без притока в его среду новых сильных элементов» дворяне не смогут выполнять роль верных слуг отечества и надежных защитников крестьянства. Говоря о «новых сильных элементах», он имел в виду богатых землевладельцев, которые жили, как подобает дворянам. Анонимный защитник привилегий спустя несколько месяцев после статьи Пазухина, в том же «Русском вестнике» повторил тот же аргумент и прибавил следующее соображение: возможность стать дворянином будет поощрять землевладельцев жить, как положено благородным людям, и участвовать в общественно полезной деятельности. Другой сословник, В. Лясковский, защищал это предложение, аргументируя тем, что, «когда была служба, она же была и тем естественным путем, которым достигал дворянства разночинец»; но государственная служба, за возможным исключением принадлежности к офицерскому корпусу, перестала быть монополией дворян или жизненным занятием большинства из них. А поэтому логичней было бы, чтобы именно владение землей, а не служба государству определяли статус дворянина и получение им дворянского звания. В любом случае, собственник, живущий в имении, которое принадлежало нескольким поколениям его семьи, будет иметь намного больше общего с дворянами-землевладельцами своего края, чем с рожденным и воспитанным в городе чиновником^{287}.

Другую линию аргументов выбрало значительное большинство Особого совещания 1897 г., которое утверждало, что деятельность в земских учреждениях и другие формы активного участия в жизни сельского мира являются одной из форм служения государству, а потому и должны считаться достаточным основанием для возведения в дворянство. Оценку такой службы следует поручить дворянским собраниям, располагающим для этого куда лучшими возможностями, чем какие-нибудь санкт-петербургские чиновники. Военный министр А. Н. Куропаткин, приглашенный участвовать в обсуждении этого вопроса на Особом совещании, выдвинул еще один аргумент в пользу облагораживания крупных землевладельцев званием дворянина. Он был убежден, что наилучшее физическое и нравственное воспитание будущие офицеры могут получить только в лоне деревенских дворянских семейств. Учитывая уменьшение численности таких семей после освобождения крестьян и увеличение нужды в офицерах, он считал безотлагательными обсуждавшиеся меры, способные поддержать условия, благоприятные для воспитания офицеров^{288}.

Главным препятствием для выдвижения дворянскими обществами землевладельцев в дворяне было то, что этот проект двояким образом порывал с давно устоявшейся традицией. Он открывал альтернативный (помимо государственной службы) доступ к дворянскому достоинству, и он позволял органам дворянского самоуправления самим контролировать прием новых членов. Оба нововведения вызвали возражения со стороны не только либералов, но и консерваторов, таких, как министр внутренних дел граф Д. А. Толстой. Давая Александру III совет отклонить в 1885 г. поступившее от дворянского собрания Рязанской губернии ходатайство на эту тему, Толстой напирал на то, что «русское дворянство не феодального происхождения и что ему право самоопределения как сословию служилому представлено быть не может без изменения его исторического значения»^{289}. Либеральный «Вестник Европы», со своей стороны, указывал, что наделение дворянских обществ правом кооптации новых членов было бы не только нарушением исторически установившихся отношений дворянства к государству, но и стало бы источником серьезных злоупотреблений. В отличие от объективного и безличного механизма дарования дворянства за чины и награды, механизм повышения сословного статуса землевладельцев самим дворянством не сможет обходиться без субъективных и неизбежно приблизительных оценок кандидатов. Более того, губернские дворянские собрания были слишком многолюдными организациями, со слишком текучим в трехгодичный перерыв между сессиями составом и со слишком узким кругом интересов, чтобы им можно было доверить такие, оценки. Критерии приема новых членов неизбежно будут понижаться по мере уменьшения численности и влияния старых дворянских семей, потребность в притоке новой крови будет возрастать; и в любом случае, собрание — плохой оценщик пользы, приносимой человеком на службе обществу и государству, — единственного, чем оправдывается привилегированное положение^{290}.