Право кровных родственников на выкуп проданных недворянам родовых имений никогда не являлось убедительным способом затормозить процесс обезземеливания дворянства. Законы о порядке наследования были изменены слишком поздно, чтобы предупредить или замедлить ход раздробления дворянских имений. Главной (и единственно реализованной) целью кампании по созданию правовых механизмов сохранения дворянского землевладения было создание временнозаповедных имений. Но достигнутые этим практические результаты оказались абсурдно неадекватны возлагавшимся на эту панацею надеждам. Правовые средства, однако, были не единственными, прописанными сословниками. Различные формы материальной помощи дворянам-землевладельцам казались им еще более привлекательными.

Помимо временной заповедности кредит, как средство стабилизации дворянского землевладения, привлекал наибольшее внимание губернских дворянских обществ и всех тех, кто словом и пером защищал систему привилегий. Правда, среди последних некоторые не доверяли кредиту, видя в нем ловушку, расставляемую плутократами, чтобы погубить честных носителей традиционных ценностей — как дворян, так и крестьян. Как сформулировал в 1880 г. анонимный автор: «Одним словом, не будет преувеличением сказать, что наши землевладельцы… отдали себя в кабалу, которая под изящными формами, оказывается несравненно более жестокою, чем в большинстве случаев было для крестьян крепостное право. Кредит — это страшное орудие и пользование им, как пользование опиумом, может быть допущено лишь в исключительных случаях»^{210}. В последующие два десятилетия схожие чувства выражались и другими сословниками, некоторые из которых хотели вообще запретить ипотеку. Одиннадцать из тринадцати членов комиссии Абазы главным достоинством заповедности считали то, что она закрывает землевладельцам возможность закладывать землю под кредит^{211}.

Однако большинство защитников привилегий требовали облегчить дворянам-землевладельцам доступ к кредиту. При этом они не имели в виду такого займа, к которому прибегают предприниматели, берущие деньги в долг, чтобы нарастить доход и затем выплатить долг из полученной прибыли. Их интересовали кредиты, которые предоставлялись для содействия государственным интересам в поддержании традиционного общественного порядка. Поскольку государство не настаивало слишком жестко на возврате такого рода кредитов, их следует обозначить точнее — как дотации или субсидии. Привыкнув в царствование Николая I к тому, что государство использует ипотечный кредит именно таким образом, многие дворяне возмущались исчезновением в конце 1850-х гг. этого рода помощи и желали ее возобновления. И сословники часто добавляли, что государство обязано было оказать помещикам такую помощь в качестве частичной компенсации за серьезные потери, которые они понесли в результате освобождения крепостных и последующих реформ^{212}.

Именно такого рода соображения, а не труднодоступность частного кредита объясняют, почему в конце 1870-х и в начале 1880-х гг. со всех сторон слышались требования первого сословия о создании государственной системы ипотечного кредита. В ответ на неослабевающий поток ходатайств, направлявшихся дворянскими и земскими собраниями, Александр III в июне 1885 г. учредил Государственный дворянский земельный банк^{213}. По словам императора, целью банка было «облегчить им [дворянам] способы и впредь выполнять с честью столь высокое призвание». Александр надеялся, что с помощью банка «дворяне тем более привлекались к постоянному пребыванию в своих поместьях, где предстоит им преимущественно приложить свои силы к деятельности, требуемой от них долгом их звания… Мы, для пользы Государства, признаем за благо, чтобы Российские дворяне и ныне, как и в прежнее время, сохраняли первенствующее место в предводительстве ратном, в делах местного управления и суда, в безкорыстном попечении о нуждах народа, в распространении примером своим правил веры и верности и здравых начал народного образования»^{214}.

Банк действовал на условиях, не оставлявших никаких сомнений в причинах его существования^{215}. Ссуды предоставлялись потомственным дворянам под залог уже принадлежащих им сельских земель. Банк, как правило, не финансировал операции по покупке земель, если не считать того, что с 1894 г. он выдавал ссуды на покупку земель великороссами у нерусского (главным образом, польского) дворянства в девяти западных губерниях. Польские дворяне, владевшие землями в западных губерниях, не имели прав на получение ссуд^{216}, и сфера деятельности банка была ограничена 47 губерниями Европейской России (за вычетом Прибалтийского края) и территориями Северного Кавказа и Закавказья.

В отличие от учрежденного двумя годами ранее Крестьянского поземельного банка, который до 1895 г. взимал с заемщиков коммерческую ставку 7,5–8,5 %, Дворянский земельный банк сначала выдавал под залог земли ссуды под всего лишь 5 %, в 1889 г. снизил ставку до 4,5 %, а в 1894 г. — до 4 %. Да и капитализация Дворянского банка была существенно выше, чем у Крестьянского банка: к середине 1890-х гг. сумма кредитов, выданных первым, была примерно вшестеро больше, чем у второго^{217}.[54] В 1890 г., когда Дворянский земельный банк взял на свой баланс все кредиты, сделанные Обществом взаимного поземельного кредита (в свое время они выдавались под более чем 7 % годовых), заемщикам разрешили осуществить рефинансирование своего долга по существенно более низкой ставке процента. Обычно ссуды банка не превышали 60 % стоимости имений, но в тех случаях, когда целью кредита было покрытие ссуд, взятых до основания банка, максимальная величина долга могла доходить до 75 %. Могло быть выдвинуто (и чаще всего выдвигалось) требование о более высокой оценке собственности; к ноябрю 1896 г. 65 % всех имений, заложенных в Дворянском земельном банке, были подвергнуты переоценке^{218}. Хотя банк имел право ссужать деньги на срок от 11 до 67 лет, в период между 1902 и 1905 гг. 97 % всего числа ссуд (97–99 % по стоимости) были выданы на срок от 61 до 67 лет^{219}. Через пять лет после получения ссуды заемщик имел право осуществить ее рефинансирование — увеличить срок кредита или повысить его сумму до 60 % текущей стоимости имения. Если заложенное поместье приобретал человек, не имеющий дворянского достоинства или имеющий только личное дворянство, он обязан был в течение пяти лет погасить задолженность перед банком.

Деликатной проблемой было обращение с просрочившими уплату заемщиками, так как задачей Дворянского земельного банка было сохранить заложенные имения в руках их нынешних владельцев. Заемщик, просрочивший полугодовой платеж, должен был в течение первых трех месяцев выплачивать пеню в 0,5 %, а за каждый последующий месяц — по 1 %. После шести месяцев просрочки банк имел право вступить во владение имением, а в случае просрочки платежей еще на три месяца — продать его с публичного аукциона. У прекратившего платежи заемщика были и другие возможности. Для уплаты просрочки его имение могла взять в управление на срок до шести лет дворянская опека его уезда, либо, на срок до двух лет, сам банк. В период опеки на сумму просрочки платежей начислялись пени в размере 6 % годовых. В случае стихийного бедствия, пожара или смерти владельца заложенного имения разрешалось задержать два полугодовых платежа на срок до трех лет, при этом пени начислялись в том же размере, но владелец не лишался права выкупа закладной. Фактически, как указал Витте в обращении к Особому совещанию по делам дворянства, просрочивший уплату заемщик лишался права на выкуп закладной, только просрочив три или более платежа. Большинство заемщиков Дворянского земельного банка вовсю использовали такую мягкость условий погашения кредита (см. табл. 17). Вероятность принудительной продажи была на практике совсем ничтожной: в период 1891–1896 гг. банк продавал с аукциона в среднем по 41 имению в год — всего лишь три тысячных от числа всех заложенных в нем имений^{220}.[55]