Она была за подписью принцессы Ирены, жены прусского принца Генриха, сестры тети Эллы. В ней говорилось, что шведская кронпринцесса хочет видеть мои последние фотографии, они должны быть незамедлительно отправлены в Стокгольм.

Мы с тревогой переглянулись, ведь нам сразу стало понятно, что это означает. Шведская королевская фамилия была мало связана с нашей брачными союзами и не поддерживала с нами семейных отношений. Подобное требование могло означать только одно — планируемый брак.

Хотя поначалу это меня поразило, в сущности, здесь не было ничего удивительного. Я знала, что настанет день, и мне придется выйти замуж за иностранца, и только невероятное везение даст мне возможность сделать выбор по велению сердца. Во все времена великокняжеские браки заранее планировались, я была воспитана так, что принимала это за неизбежность.

Я предположила, что фотографии уже отправлены, но ни слова о том не говорилось, и по прошествии нескольких дней я обо всем забыла.

На Пасху мы поехали в Царское Село. Как только прошли праздники, тетя объявила, что мы должны вернуться в Москву. Она сказала, что нас ждут неотложные дела, и моя просьба остаться здесь подольше даже не обсуждалась.

Когда мы вернулись в Москву, она попросила, чтобы я не планировала никаких дел на день, так как к вечернему чаю она ожидает гостя. И хорошо бы, добавила она, одеться мне подобающим образом.

В четыре, как было назначено, я без всякого воодушевления спустилась в гостиную и нашла тетю Эллу одну. Наполняя чайник для заварки, она, избегая моего взгляда, заметила, как бы между прочим, что гостем будет юный шведский принц Вильгельм, второй сын ее подруги детства кронпринцессы Швеции. Он путешествует инкогнито, сказала она, чтобы посмотреть страну.

Я усмехнулась про себя. Ее сообщение не взволновало меня, и когда через несколько минут двери открылись и вошел юный принц, я взглянула на него с холодным любопытством.

У него была привлекательная внешность, он даже был изящен, красивые серые глаза опушены густыми ресницами. Он был несколько узкоплеч и, казалось, слегка сутулился. Мы уселись за стол и вели светскую беседу. В основном говорили тетя и принц. Поскольку ко мне никто не обращался, я сидела молча. Дмитрия дома не было. Но перед тем как покинуть свою комнату, я написала ему записку, чтобы он пришел в гостиную, как только вернется. Когда он наконец появился — красивый мальчик в синей матроске с взъерошенными волосами, — то не смог скрыть своего удивления. Он и принц внимательно рассмотрели друг друга и обменялись рукопожатием. Беседа между тетей и принцем продолжалась. Когда он уходил, тетя пригласила его на обед, и он принял приглашение.

Когда мы остались одни, тетя захотела узнать мое мнение о принце. Я притворилась, что не понимаю, в чем тут дело. Дмитрий отвел меня в мою комнату и спросил: «Ты думаешь, что твои фотографии предназначались для принца? И он специально приехал, чтобы увидеть тебя? Ты выйдешь за него замуж?»

«Не надоедай, — сказала я. — А зачем еще, по–твоему, он приходил, если не из за меня? Но он еще ничего мне не сказал», — добавила я со смехом.

Я оделась для обеда, но в шестнадцать лет мне еще не было свойственно настоящее кокетство, а потому я лишь озабоченно и взволнованно разглядывала себя в зеркало, пока горничная Таня укладывала мне косу. За обедом принц сидел рядом со мной. Я чувствовала, что внимание всего стола сосредоточено на нас. Я преодолела свою робость, и мы довольно мило поболтали. Тетя отправила меня и Дмитрия спать около десяти вечера, в наше обычное время, а сама осталась с принцем после того, как разошлись все присутствующие.

На следующее утро тетя Элла позвала меня в свою гостиную. Я поцеловала ей руку и ждала, что она скажет; мы сидели напротив друг друга.

«Послушай, — начала она, глядя мимо меня и нервно комкая в руке носовой платок с черной каймой, — мне надо серьезно поговорить с тобой, и я хочу, чтобы ты хорошенько подумала, прежде чем ответить».

Ее лицо покраснело от сдерживаемого волнения, и она с трудом подбирала слова.

«Принц Вильгельм приехал, чтобы познакомиться с тобой. Ты ему понравилась, и он хочет знать, согласилась бы ты выйти за него замуж…»

Я испытала состояние шока. Хотя я была воспитана с представлением о том, что вынуждена буду выйти замуж из соображений политики, я никак не ожидала такой внезапности. Стремительный натиск тети, ее поспешность выдать меня замуж и полное отсутствие всякой мысли о чувствах, лежащих в основе брака, вызвали во мне возмущение, казались чудовищными.

Заметив мое оцепенение, она взяла меня за руку и попыталась привлечь к себе.

«Дорогая, не следует так волноваться. Повторяю, я не требую от тебя немедленного ответа, ты можешь подумать над этим… Знай, что я хочу только одного, чтобы ты была счастлива».

«Но, тетушка, — с трудом выговорила я, — я ведь совсем его не знаю. Он только что приехал. Как я могу дать вам ответ?»

Почувствовав, видимо, какой болью отозвались во мне ее слова, она попыталась несколько смягчить свою прямолинейность, но я ее слушала молча, уныло. Сочтя, что я успокоилась, она отпустила меня, взяв обещание никому не рассказывать о нашем разговоре.

Когда я вернулась к себе, там была мадемуазель Элен. Она увидела, в каком я состоянии, и пристала с расспросами. В конце концов я ей обо всем поведала. Она была совершенно ошеломлена, как и я.

«Не позволяйте влиять на себя. У вас есть время все обдумать», — советовала она.

На следующий день я и Дмитрий ездили с принцем на прогулку. Я вернулась из Царского Села простуженной, и меня лихорадило. За обедом в присутствии принца я почувствовала себя так плохо, что вышла из за стола и с трудом добрела до своей комнаты, держась за стены и опираясь на мебель.

Добравшись до постели, я погрузилась в сон, полный кошмаров. Среди ночи я проснулась от сильной боли в щеке и больше уже не могла заснуть. У меня был жар, я страдала от боли. Спешно вызвали врача, который объявил, что это свищ, и если температура будет держаться, меня придется оперировать.

Тетя Элла была обескуражена, что все произошло так некстати. Мне же все было безразлично, я только боялась операции. События предшествующего дня, принц, ответ, который я должна ему дать, — все смешалось в мучительных кошмарах.

Тетя ходила взад и вперед от моей постели в гостиную, где принц ждал новостей. Ее старшая сестра принцесса Виктория Баттенбергская приехала в Москву и помогала ей ухаживать за мной. Вечером температура у меня упала, и на следующее утро решили, что в операции нет необходимости. Я провела весь день в постели, а на следующий мне разрешили пересесть в шезлонг.

Тетя пребывала в большом беспокойстве от того, что принцу так долго приходится ждать ответа. Она пришла ко мне и сказала:

«Я не могу заставлять молодого человека столько ждать. Он должен возвращаться в Швецию, и ему надо знать ответ в той или иной форме. — Она присела на край шезлонга. — Так что мне ему сказать?»

Я провела весь день в раздумьях. Чувства мои несколько улеглись. Я начала покоряться судьбе. Нельзя было сказать, что принц мне не нравился. До сих пор только один человек много значил в моей жизни — Дмитрий, и это было бы единственным серьезным препятствием в новой ситуации, увезти его с собой. Но в любом случае наша разлука так или иначе неизбежна. Скоро его должны были отправить в военное училище. А после его отъезда ничто больше не удерживало бы меня в Москве. Помимо всего, я могла бы свободно устраивать свою жизнь, у меня будет свой дом, семья, возможно, дети…

И я ответила тете:

«Я согласна, но при одном условии: я не хочу выходить замуж, пока мне не исполнится восемнадцать лет, я еще слишком молода. А вы сообщили отцу об этом плане, и каково его мнение?»

«У меня есть согласие и одобрение императора, поскольку ты под его покровительством. Твой отец за границей. Тебе самой надо написать ему поскорей, — ответила тетя несколько неопределенно, занятая своими мыслями. Потом она добавила. — Так я могу объявить принцу, что завтра он может повидаться с тобой и попросить твоей руки?»