— Почему не спите, больной?

«Я сплю… — подумал Паша, падая мягко на спину и натягивая на себя одеяло. — Сплю я! Сплю!»

Он поворочался немного для вида и затих. Медсестра подошла, постояла над ним некоторое время. Было слышно ее дыхание. Наверное, золотые треугольнички в ушах отражали красный свет ночника. Он хорошо представил себе это, но глаз не разомкнул. Только уловив еле различимый отзвук со стороны лифтовой шахты, журналист соскочил с постели и, больше не размышляя, шлепая тапочками, подошел и потянул ручку двери. Дверь в 707 подалась. На этот раз она не была заперта.

В лицо пахнуло чем-то. Это был запах, не имеющий никакого отношения к смерти, запах дорогого коньяка. В красном ровном свете Паша увидел стоящую на столе высокую вазу. Слева от стола стояла чисто застеленная пустая плоская кровать. В вазе шикарные свежие розы.

— Извините! — сказал он, повернувшись. — Но я видел, что вы не спите еще… Я хотел бы задать вам несколько вопросов. — Он всматривался в запрокинутое лицо, в руки, лежащие поверх одеяла, и никак не мог поверить, что человек, лежащий на кровати, уже мертв. — Я корреспондент газеты «События и факты»… — зачем-то сказал он, склоняясь к мертвецу. — Вы слышите меня?

На въезде в тридцатикилометровую зону машину остановили. Молоденький милиционер долго проверял документы Дмитриева, потом он зачем-то перелистал все странички паспорта Зои, вынул ее временное журналистское удостоверение, сделанное Дмитриевым в последнюю минуту, покрутил его в пальцах, протянул в окошечко шофера вместе с остальной стопкой бумаг, козырнул.

— Можно ехать! Но будьте осторожны, скорость не больше сорока. Вчера у въезда в город на КПП была перестрелка, есть жертвы!

Опять замелькали мимо черные тонкие стволы, накрывающие дорогу сетчатой тенью ветви деревьев, жутковатые треугольные знаки радиоактивности: в треугольничке три красных пятна. Зоя, сидящая рядом с Дмитриевым, осторожно нашла его руку и положила свою легкую руку поверх, в глазах ее стояли слезы. Шуба, забитая в небольшой рюкзак, была брошена в багажник машины, и счетчик пока никак не реагировал. Капля, упавшая на воротник ее светлого пальто, оставила след.

— Не нужно! — попросил Макар Иванович и кончиком мизинца промокнул упавшую слезинку. — Давно вы здесь не были?

— Шесть лет.

— У вас сложности будут, — сказал водитель. — Придется вам объяснять насчет рюкзачка-то. На радиацию, может, мерить и не станут, а в багажник обязательно полезут.

— Почему? — спросил Дмитриев.

— Оружие ищут. Боятся, что гранату в зону кто-то провезти может. У вас ценное что там? А то, может, выбросим? В лесу оставим? На обратном пути заберем?

Он все-таки прибавил скорость. Появившийся вдалеке большой указатель: «Тридцатикилометровая зона» быстро приблизился, хлестнул по глазам выцветшей зеленой краской и остался за спиной. После поворота в машину ворвалось солнце. Водитель опустил щиток.

— Я не поняла, он сказал — была перестрелка? — спросила Зоя.

— Вообще-то здесь случается, и постреляют немножко. По собакам бьют, по кошкам… После аварии все кошки вроде вымерли, а теперь опять откуда-то народились… Бывает, и по людям. Здесь если долго кто работает, то обязательно с ума сойдет. А разве это нормально, чтобы сумасшедшему в руки огнестрельное оружие давать?

— И у вас есть оружие?

Выплыла вдалеке и так же быстро приблизилась надпись:

«Внимание! Повышенный радиационный фон».

— Нет, — добродушно отозвался водитель. — Не держу. Какой толк от него… Только себе повредишь.

Надпись осталась за спиной. Мелькнула по левую руку стеклянная стена какого-то придорожного кафе. Рядом с кафе маслились черные обгорелые баки. Опять побежали под колеса тени ветвей.

Но Дмитриев думал теперь совсем о другом. Утром, когда оформляли документы, Макар Иванович, сидя рядом с Зоей на банкетке в приемной, задал ей несколько заранее приготовленных неприятных формальных вопросов. Он до сих пор не понимал, как ему это удалось сделать, как язык повернулся. Но Зоя ответила даже охотно, она нервничала, она очень боялась, что не удастся оформить ее проезд в Припять, и была, пожалуй, даже чересчур откровенна.

Из ее ответов получалось, что у Зои была причина для посещения Припяти. Вот уже почти месяц, как она сама решила пробраться в зону. Сразу бы поехала, но возможности не было, и неожиданное предложение оказалось к месту. Из сбивчивого рассказа не сразу удалось понять, зачем именно ей нужно в Припять. Целостная картина у Дмитриева сложилась только после ряда наводящих вопросов.

Оказалось, что в мертвом городе прячется женщина, ее подруга Татьяна. Вот уже три недели, невидимая патрулю, она переходит из дома в дом, питаясь консервами. Муж Татьяны Борисовны (так звали эту женщину) также, как и муж Зои, был пожарником и также скончался через несколько месяцев после катастрофы в московской клинике. Именно там, в клинике, женщины, ожидая смерти своих мужей, по-настоящему и сблизились. Но горе Зои было ничтожно по сравнению с горем Татьяны.

Вернувшись в Киев, они почти не встречались, а через общих знакомых Зоя вскоре узнала, что Татьяна Борисовна похоронила двух своих детей. У нее были мальчик и девочка восьми и десяти лет, оба попали под первый выброс.

Каким-то образом эта сумасшедшая женщина проникла в город. Зоя утверждала, что Татьяна умудрилась ей даже оттуда позвонить по телефону. Это было совсем недавно, несколько дней назад. Как-то удалось ей подсоединиться. Сперва разговор был несущественный, пустой, бабский. Татьяна плакала в трубку, путалась, говорила о каком-то спрятанном в зоне контейнере, о том, что два зека ее изнасиловали и хотели зарезать, а потом она вдруг призналась, что вокруг нее очень хорошие люди, что ее здесь любят и берегут. Больше Зоя ничего не добилась.

Обращаться к властям глупо. Решила сама как-то. Нужно же человека вытащить оттуда. Жалко человека.

Теперь, покачиваясь на теплом сиденье, Макар Иванович прокручивал в памяти рассказ.

«Если это действительно так, — думал он, — если мне удастся найти эту сумасшедшую Татьяну, получится сенсация. Только нужны документальные подтверждения. Лучше всего ее найти и вывезти из зоны, минуя власти. Вывезти и сразу связаться с редакцией. Странная история с контейнером. Есть совпадения. Не тот ли это контейнер, о котором говорил Паша. Ведь вполне логично. Антонов, бывший сотрудник АЭС. Спрятал, а потом хотел вернуться и забрать. Как мне в голову раньше не пришло?! Вся эта дичь с налетами на шлагбаум и перевоплощениями трупов вполне может быть связана с утечкой радиоактивного сырья. — У Дмитриева даже настроение улучшилось от развития собственной идеи. — Без сомнения, — думал он, — эта женщина, Татьяна Борисовна, — тоже каким-то образом связана с моим разговорчивым покойником. Один узел! Все концы уже торчат, только развязать осталось».

Короткий шлагбаум лежал, наверное, в метре от своих железных рогаток. Машина остановилась. Где-то внутри будочки звонил телефон. Выстроившись в шеренгу, стояли сразу несколько грузовиков. Но обычной шоферской ругани что-то не было слышно. Макар Иванович сделал знак Зое, чтобы та оставалась на месте, и вышел из машины. Не сделав и двух шагов, он был остановлен автоматчиком.

— Подождите в машине! — хриплым голосом попросил тот, поднимая ствол. Это был совсем мальчишка — пушок над дрожащей губой, — похоже, и не брился ни разу в жизни, на вид не больше восемнадцати лет. — Нельзя выходить! — вдруг смутившись, забубнил он. — Запрещено! Запрещено!

Макар Иванович только посмотрел на него. Мальчишка насупился и отступил. Макар Иванович с любопытством разглядывал шлагбаум, разрисованную в две краски чугунную перекладину, такую можно было поднять только автоматически. Балка была отброшена метра на два от своих рогаток, из вывороченного щитка торчали обгоревшие провода. Укрепленный сверху большой прожектор сиял, отражая солнце, — стеклянная паутина. Он был прострелен. Рядом с балкой, неотчетливое на оттаявшей и уже высохшей земле, прочитывалось большое пятно. Так могло выглядеть пятно крови, если на этом месте, например, самосвал раздавил крупную собаку. Слишком большое.