На шоссе было пусто. Тихо. Он прислушался. Очень далеко еще различался шум автобусов, постепенно утихая. Толкнув стеклянную дверь, Максим Данилович вошел в кафе. Солнце уже поднялось над деревьями, резковатый свет проникал внутрь сквозь грязные черноватые стекла. Непроизвольно опустив руку в карман, Максим Данилович сдавил рукоятку пистолета. Перевернутые стулья, их тонкие металлические ножки торчали во все стороны. Белый пластик столов, блестящий металл раздачи. Заляпанный пол. Повсюду тарелки, алюминиевые столовые приборы. Широкие лопасти вентилятора медленно поворачиваются в сквозном потоке воздуха.

— Эй! — сказал он негромко. — Эй, кто-нибудь!

Отпихнув ногой поваленный стол, он обошел раздачу. По полу со звоном покатилась металлическая миска. В окрашенном желтой краской котле что-то засохло — жирная белая паутина. Под ногу попался черпак. Максим Данилович надавил на него каблуком, черпак погнулся. К стене было прикреплено взятое в пластмассовую рамочку меню. Бумага немного пожелтела, но оттиснутое на печатной машинке меню легко прочитывалось:

«МЕНЮ НА 26 апреля 1986 года. ПЕРВЫЕ БЛЮДА: Суп харчо — 96 копеек. Солянка — 61 копейка…»

Кассовый аппарат распахнут, свесилась спиралью бумажная лента, в выдвинутом ящичке серебро и медь. Отсюда, похоже, уходили в спешке и потом никогда уже не возвращались.

Звук моторов на шоссе отвлек его. Он опять прислушался. Минимум две машины. Они очень быстро приближались. На грузовик не похоже. На автобус тоже не похоже. Газик? Нет.

— Подойдите сюда, помогите мне!

Слабый голос прозвучал за спиной, Максим Данилович обернулся, сделал несколько шагов и увидел человека. Тот сидел, прислонившись спиной к желтой выпуклой стенке котла, обеими руками прижимая живот.

— Подойдите сюда… — повторил он еле слышно. Ноги в черных остроносых ботинках дернулись по кафельному полу, одна рука, с трудом оторвавшись от живота, протянулась к Максиму Даниловичу. — Пожалуйста!.. — У этого человека было соломенного цвета, неживое лицо — явный признак раковой интоксикации. Лицо кривилось от боли. — Пожалуйста, сядьте рядом! — Рука ухватила Максима Даниловича за край куртки и потянула. — Давайте! — В голосе сквозь боль прорвалось раздражение. — Вы разве не слышите… Это патруль. Сядьте!

Теперь только он понял: это были милицейские бронированные фургончики, перебрасывающие патруль. Между скрипом тормозов и несколькими автоматными очередями, посыпавшимися на стекла кафе, никакого интервала. Похоже, стреляли, не выходя из машины, прямо через окна. Посыпались стеклянные осколки. Из прошитого потолка на голову полетела легкая пыль. Одна пуля толкнула котел, но котел надежно защищал спину. Только неприятный озноб от вибрации образовался. Максим Данилович вытащил пистолет, но слабая рука умирающего остановила его.

— Не нужно. Они сюда не сунутся…

— Почему не сунутся? — шепотом спросил Максим Данилович.

— А они не знают, что мы здесь… — На желтом лице возникло на секунду подобие улыбки. — Если бы знали, наверное, гранату бы кинули. Они думают, здесь собаки или зеки беглые прячутся. Церемониться-то зачем? Видели мертвую собаку, там?.. — Рука показала в сторону ближайших столов. — В зале!

— Нет!

— Не важно. Они сейчас уедут!

— «Лендровер». Я оставил машину прямо у входа! Там ключи в замке…

— Плохо.

Несколько минут было тихо. Только поскрипывал под потолком, поворачиваясь медленно, вентилятор, да гудели ровно моторы на холостом ходу. Потом мужской голос сказал отчетливо:

— Отгоним его?

— Брось! — отозвался другой голос. — Не наша печаль. Пусть стоит, где стоит.

Когда шум моторов исчез вдалеке, Максим Данилович поднялся. Он переступил по разбившемуся стеклу. Колени дрожали. Осторожно опустил пистолет в мягкий карман куртки.

— Я вас должен был взять? — спросил он, склоняясь.

— Это теперь не важно! — Сидящему на полу человеку явно было очень трудно говорить. — Прошу вас, возьмите у меня из кармана документы. Я не хочу, чтобы меня опознали.

Максим Данилович послушно склонился к умирающему.

— Возьмите. И сожгите их. Я не хочу, чтобы трепали мое имя.

— А они что, настоящие у вас? — вынимая красную мятую книжечку паспорта, спросил Максим Данилович.

Но вопрос остался без ответа. Человек, сидящий на кафельном полу, медленно сползал по выгнутой желтой стенке котла, глаза замерли, в них навсегда запечатлелась боль. Пассажир был мертв.

Небо было ледяное, высокое. Он вышел из кафе. Опять тишина. Забравшись в «Лендровер», Максим Данилович развернул чужой паспорт. Паспорт был киевский на имя Антонова Виктора Степановича пятидесяти двух лет. Под пластиковой обложкой паспорта был сложенный вчетверо лист хорошей белой бумаги, на котором карандашом был аккуратно сделан чертеж. Никаких пояснений, никаких цифр или надписей, только схематичный рисунок и маленький крестик на нем.

Спрятав чужой паспорт в карман вместе со своими документами, Максим Данилович завел двигатель и развернул машину. Он решил возвращаться. Пассажиров не оказалось, дальнейший маршрут теперь не имел смысла. Оставаться в кафе глупо. Если удастся проскочить кордоны и вернуться в Киев, может быть, этот странный доктор из ракового корпуса предложит еще что-то. Здесь стреляют без предупреждения, по крайней мере по собакам. Почему здесь стреляют по собакам?

Он попытался припомнить мертвую собаку в кафе, но не смог. В памяти только поворачивались лопасти вентилятора. Беспокойство оставило его.

Одинокая фигура, неожиданно возникшая на обочине в полукилометре от кафе, переменила все. Сложившийся план возвращения обратно отпал.

Не перепутаешь. Женщина поднимала руку. В зоне не бывает типичных автостопщиков. Только беглые зеки и радиоактивные бешеные собаки. Либо это была ловушка, либо на дороге перед ним был один из тех пассажиров, которых он должен был взять.

«Лендровер», с разгону проскочив вперед метров двадцать, лихо затормозил и пошел задним ходом. Все-таки великолепная машина, абсолютно послушная. Потная щекастая баба в ватнике и пуховом платке распахнула дверцу.

— Вы от Саши? — спросила она.

Спутанные волосы пучками торчали из-под ее платка, полные губы были мокрыми.

— От доктора!

— Очень хорошо! — Она забралась в машину, хлопнула дверцей, махнула полной ручкой. — Поехали!

Максим Данилович не шевельнулся, его рука замерла на красной рукоятке тормоза.

— Зинаида! — представилась женщина, прибирая волосы под платок.

— Максим! Куда поедем?

— У вас есть карта?

— Есть! — Он подал карту.

— Это не то!.. Погодите! — Порывшись в своей сумке, она вынула мятый большой листок, изрисованный авторучкой. Чертежик даже отдаленно не напоминал план, найденный в чужом паспорте. Расправив листок на коленях, она показала пальцем: — Вот, смотри, досюда по шоссе… А потом в объезд…

— Проселком?

— Да какой там проселок? Ямы одни. Но на этой тачке проскочим.

Спустя сорок минут, прорвавшись через кусты, «Лендровер» встал на небольшой поляне, и по требованию женщины Максим Данилович выключил двигатель.

— Будем ждать, пока пойдут машины с АЭСки, — сказала она в ответ на его молчание. — За их шумом нашего мотора не будет слышно. Иначе не прорваться.

Она вынула из сумочки какие-то бутерброды — он не смотрел в ее сторону, — вынула небольшой термос.

— Хочешь есть, Максик?

— Я должен был взять троих! — сказал он, чувствуя, как неожиданно потеплело в груди от ее слов. — Одного я видел в кафе. Он умер. Но должна была быть еще девушка?

— Плохо! — сказала Зинаида с набитым ртом. — Плохо, что умер. Кстати, тебе доктор конверт давал?

Вытащив большой конверт, Максим Данилович бросил его на колени женщины. Та убрала в сумочку свои бутерброды и надорвала плотную бумагу.

Яркий журнал отражал лощеными страницами солнечный свет, неожиданно вынутый из конверта, он удивил Максима Даниловича. Зинаида с шорохом перекидывала плотные странички. Далеко на шоссе шумели в беспрерывном своем движении моторы машин.