Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Позицию великих моралистов по вопросу о путях и сроках морального обновления мира нельзя оценивать по критериям научного предвидения. Они не отвечают на вопрос, что будет. Они говорят о том, что надо делать. Они подчеркивают: моральное обновление есть задача (программа, цель), которая призвана стать объединяющей основой и фокусом всех усилий человека и степень реальности которой целиком будет зависеть от этих усилий. Каждый из моралистов мог бы сказать про свою этическую программу, что она вполне реальна и осуществима, если люди будут достаточно разумны, чтобы принять ее, и достаточно настойчивы, чтобы следовать ей.

Противовес цивилизации

Воздействие великих моралистов на жизнь последующих поколений огромно. Уже одно то, что они стали общепризнанными символами человеческого величия, а многие из них, прежде всего те, кого мы называем учителями человечества, — дали миллионам последователей сознание духовной идентичности, имеет совершенно неоценимое значение. Тем не менее, сопоставляя учения великих моралистов с реальной человеческой практикой в тех культурных регионах, на которые они непосредственно оказали воздействие, можно сделать вывод, что в целом история развивалась не по моралистам. Достаточно для примера сравнить состояние христианского мира с учением Христа, а состояние мусульманского мира с учением Мухаммеда.

В христианском мире, прежде всего в Западной Европе и Северной Америке, сложилась цивилизация, которая, пожалуй, более откровенно и последовательно ориентирована на материальные ценности, чем любая другая цивилизация из всех когда-либо существовавших на земле. Даже мысленно нельзя сконструировать ситуацию, которая была бы более враждебна моральному пафосу Иисуса с его установкой богатеть в бога, чем сытый и самодовольный образ жизни современного потребительского общества. Является неоспоримым, хотя и нуждается в дополнительном осмыслении тот факт, что самое возвышенное — не от мира сего — учение, каким является учение Христа, обернулось самой мирской, вещной цивилизацией, каковой является буржуазная цивилизация. Что касается исламского мира, рассмотренного в его соотнесенности с заповедями Мухаммеда, то на первый взгляд здесь все выглядит более пристойно. Люди в массе своей чтят Мухаммеда, многие нормы Корана стали привычными нормами жизни. Однако их верность пророку и Корану имеет во многом формальный и внешний характер. В главном и сокровенном они отступили от его учения. Основной замысел Мухаммеда состоял в том, чтобы сплотить всех людей в единый народ на основе истинной веры. Сегодня мусульмане, в целом, отказались от этой миссии, да и в самом мусульманском мире нет того духовного единства, которое предполагается исламом. Мусульманский мир разделен многократно: этнически, национально, государственно, геополитически, социально и т. д. Интересы, которые разделяют мусульман, оказались для них более важными, чем сформулированные Мухаммедом религиозные и моральные истины, которые их объединяют.

Если духовный мир современного человека трудно представить без великих моралистов, то совершенно невозможно помыслить, чтобы он, оставаясь современным, мог всерьез следовать их учениям. В нескончаемом многообразии индивидуальных и социальных ситуаций нашего динамичного времени есть, наверное, такие, которые легче преодолевать в рамках христианского, мусульманского, конфуцианского или какого-нибудь иного традиционно-моралистического учения; и сегодня есть люди, которые идут на Голгофу, воюют за веру, ставят добропорядочность выше власти и богатства, жертвуют домашним уютом и наслаждениями ради бездомности духовных поисков. В то же время ни одно из этих учений, ни их какой-либо искусственный синтез не могут стать духовным путеводителем в современном мире. Кто всерьез принимает современную цивилизацию с ее парламентами, банками, правами человека, компьютерами, жвачками, дисней-парками и т. п., тот не может принять моральное жизнеучение, какого бы происхождения и вида оно ни было.

Многие из великих моралистов черпали идеалы из прошлого, полагая, что там остался золотой век. Согласно их представлениям, человечество движется вспять. Основной признак деградации они усматривали в том, что люди все больше отдают предпочтение материальным интересам перед моральными обязанностями. Они стремились остановить губительный, с их точки зрения, процесс смещения критериев. Им это не удалось. История пошла своим «гибельным» путем. Общественные нравы с каждым поколением отклонялись все дальше от канонов, сформулированных великими моралистами. Сегодня люди о небесных сокровищах думают еще меньше, чем во времена Иисуса. А какого-нибудь Сократа, который стал бы убеждать, что хуже совершить несправедливость, чем испытать ее, вряд ли кто будет слушать, не говоря уже о том, чтобы провозглашать его самым мудрым человеком.

Человечество, если судить о нем по критериям моралистов, не просто двигалось вниз по наклонной плоскости. Оно делало это в ускоряющемся темпе и к настоящему времени достигло стадии, когда процесс стал необратимым. Достаточно очевидная истина заключается в том, что сегодня оно отстоит от моральных идеалов намного дальше, чем тогда, когда они были провозглашены. Дальше не только по времени, но и по существу. «Если бы общество в его нынешнем состоянии буквально последовало моральным заветам Евангелий, это привело бы к его немедленной гибели»1, — пишет англо-американский философ XX века Уайтхед. И он совершенно прав. Разве совместима, например, рыночная конкуренция с милосердием доброго самаритянина? И что бы стало со всей финансовой системой — этой несущей конструкцией западной цивилизации, — если бы вдруг банкиры решили последовать совету, который Иисус дал богатому юноше?! Уайтхед прав. Можно только добавить, что предписания Типитаки или Корана были бы для цивилизации столь же губительными. Человек как бы самой исторической средой поставлен в такие условия, когда он не то что не хочет, но и не может обнаружить добрую волю.

Великие моралисты не смогли сделать то, в чем видели свою основную задачу — воспрепятствовать развитию, которое они считали упадком. В чем же тогда состоял действительный смысл их деятельности? Почему люди сохраняют к ним благоговейное отношение и тем больше клянутся их заповедями, чем меньше следуют им на деле? Роль великих моралистов в истории человечества можно уподобить роли отца, который запретами и угрозами уберегает сына от опасных действий. Даже если ему это полностью не удается и сын, случается, ранит себе ногу или наносит какой-нибудь иной ущерб, то мы всегда можем сказать, что, не будь отцовских предостережений, все могло бы окончиться намного хуже. Да и сын, став взрослым и разумным человеком, не станет ругать отца за выдумки о страшных разбойниках и сказочных подземных царствах. Он поймет, что отец таким образом хранил его детство, и будет благодарен ему. Возвышенный пафос моралистов был спасительным противовесом материальной устремленности цивилизации.

Цивилизация действительно по преимуществу была озабочена тем, чтобы нагулять тело. Она мало и чем дальше, тем меньше думала о том, чтобы очищать душу. Оставим открытым вопрос о том, правомерно ли такое направление развития оценивать как упадок. Заметим только: без голоса, считавшего его упадком, кричавшего во все горло: «Люди, остановитесь! Вы обрекаете себя на гибель!», без этого грозного, хотя и панического, предупреждения судьба цивилизации могла бы сложиться значительно более печально. Сколько культур и народов исчезло с лица земли?! Человечество также не застраховано от этой опасности. И если оно пока миновало ее, и, в целом, жизненными оказались те культуры, которые базируются на учениях великих моралистов, то логично предположить, что в значительной степени это произошло благодаря этим учениям.

Дети со временем научаются действовать разумно без мелочной опеки и устрашающих запретов родителей. Это признак того, что они становятся взрослыми. Точно так же взрослеет человечество. Соответственно меняется роль морали и великих моралистов в обществе. Меняется — не значит умаляется. Для сына, ставшего взрослым и зрелым, отец приобретает новое, еще более важное значение — оставаясь отцом, он становится еще и другом, первым советчиком.

115
{"b":"203185","o":1}